Реформа духовных школ диктуется новыми условиями жизни. Реформа духовного образования Русской Православной Церкви: актуальные задачи, проблемы, перспективы

Реформа системы духовного образования 1808-1814 гг.

В конце 1807 г. государь выдвинул вопрос ο повышении образования и материальных средств духовенства. По-видимому, Сперанский, знавший по своему прошлому существующее положение, проявил почин в этом деле. Голицын, вероятно, под его влиянием, подал 20 ноября доклад государю οб учреждении особого Комитета для обсуждения этого вопроса людьми из среды духовенства и лиц, занимающих высшие государственные должности. Членами Комитета были назначены: митр. Амвросий, епископ Феофилакт, протопресвитер Краснопевков, обер-священник Державин, кн. Голицын и Сперанский. В разработке этого вопроса, наряду с владыкой Амвросием, принимали участие видные иерархи, тогда члены Синода. Таковыми были: епископ Мефодий (Смирнов), известный хорошим устройством учебных заведений в управлявшихся им епархиях, возглавлявший тогда тверскую; архиеп. астраханский Анастасий (Братановский), член российской академии, работавший над этим вопросом еще до образования комитета (ум. в дек. 1806 г.); еп. калужский, потом рязанский, Феофилакт (Русанов), однокурсник и друг Сперанского, хорошо образованный и по общим наукам. Будучи с 1807 г. членом Синода, он вскоре сделался влиятельнее митр. Амвросия. Ближайшим помощником митрополита был тогда его викарий, еп. старорусский Евгений (Болховитинов), впоследствии митрополит киевский и член российской академии. Он был воспитанником московского университета и академии, из вдовых священников, префект Петербургской Академии. Последний разработал преимущественно учебную и административную части проекта об усовершенствовании духовного образования. При разработке экономической части владыка Анастасий выдвинул вопрос ο назначении содержания для духовных школ из свечного дохода церквей. В июле 1808 г. Комитет выработал: 1) план новой организации всего духовного образования и 2) план изыскания средств для создания огромного капитала духовного ведомства.

Средства на содержание духовных школ должны были создаться без особого отягощения государства и народа. В основу капитала были положены: 1) экономические суммы всех церквей, которые назначено было поместить в банк для приращения; 2) ежегодный свечной доход церквей, тоже назначенный к помещению в банке; 3) ежегодное пособие от казны в течение только 6 лет. Но расчеты эти расстроились частично из-за утаения некоторыми приходами экономических и свечных сумм, главным же образом из-за наступившей вскоре войны и вызванных ею бедствий.

Во главе всего духовно-учебного дела была в том же году поставлена комиссия духовных училищ из высших духовных и частью и светских сановников, заседавших в прежнем комитете. Этим при Синоде впервые создалось центральное учреждение, ведавшее духовным образованием в государстве. Окружными органами комиссии сделаны были духовные академии, для чего при них были учреждены особые конференции, составленные из местных ученых и духовных лиц. Ближайшее попечение ο школах по-прежнему предоставлено было местным архиереям, но самим лично, без участия в нем консисторий. Главной целью проекта было отделение высшего богословского образования от среднего и низшего. Епископу Евгению (Болховитинову) было поручены составить «предначертание» реформы. К 1814 г. трудами, гл. обр. Сперанского и архиеп. Феофилакта (Русанова) были разработаны, а затем и введены уставы академий, семинарий и училищ. Их главной целью было не механическое запоминание учебного материала, а его своб. и творческое усвоение, способствующее развитию собственных способностей учеников.

В 1808 году в России были четыре духовных Академии (киевская, московская, петербургская и казанская), 36 семинарий, 115 низших духовных училищ, с почти 28.000 учащихся. На основании Комитетского проекта, Комиссия духовных училищ, образованная в 1808 году и являвшаяся отделением Синода, объединяла под своим началом все духовные школы под единым управлением. Непосредственный надзор за средними и низшими духовными заведениями был поручен Академиям. Ведомство было разделено на округи по количеству Академий. Были выработаны единообразные уставы. Академии давали высшее образование воспитанникам, уже окончившим семинарии. Семинарии, одна на каждую епархию, представляли собой средние духовные учебные заведения. Низшие училища, уездные (по 10 на епархию) давали детям начальное образование. В действительности училищ было открыто менее запланированной цифры: всего 300. Академий оставлено три: Казанская в 1818 году была преобразована в семинарию с присоединением ее округа к Московскому. Вновь она открыта была только в 1842 году.

Духовные школы были созданы в виде сословных школ смешанного типа, с общеобразовательными и специальными курсами вместе. Образование в них стало обязательным для детей духовенства. В царствование Александра I число учеников в них достигло 46.000. Курс низших школ имел элементарный характер, и в них принимались дети других сословий. Семинарский курс был составлен из трех двухгодичных отделений – риторики, философии и богословия. В Академиях курс делился на два двухгодичных отделения – общеобразовательное и специально-богословское. Студенты Академий по окончании курса удостаивались степеней кандидата и магистра и особых окладов по этим степеням, если они примут священный сан. В 1814 году Комиссия духовных училищ удостоила несколько духовных лиц степени доктора богословия, тоже вместе с особыми окладами. Магистры и доктора в священном сане получали особые кресты.

Религиозные взгляды и отношение к церковной жизни императора Николая I. Св. Синод и епископат в период царствования Николая I. Обер-прокуроры Николаевской эпохи, их отношения со Св. Синодом.

Во внутренней политике усилился охранительный курс. Он распространился и на Церковь. Реакция на недавнее засилье враждебных Православию масонских кругов носила нетворческий, казенно-охранительный характер. Новый курс правительства поддерживали митрополиты Петербургский – Серафим и Невский – Евгений (Болховитинов), а у Московского архипастыря митрополита Филарета, который назвал этот поворот «обратным ходом ко временам схоластическим», он вызывал горестные чувства. Для борьбы с инославными влияниями, с ересями и сектами устрожалась духовная цензура, но цензура была направлена и против проявления живой богословской мысли. Напуганные разгулом «оккультного» мистицизма, ревнители «обратного хода» с опасливым недоверием стали относиться и к аскетическому мистицизму, к творениям святых отцов: «умная сердечная молитва» оказалась «уничтожена и осмеяна как зараза и пагуба» (митр.Филарет). Цензура не пропускала в печать богословских сочинений А. С. Хомякова. Под подозрением оказалось даже православие митрополита Филарета.



При Николае I усилился обер-прокурорский надзор за ходом церковных дел. Обер-прокурор получил министерские полномочия. Несмотря на подозрительное отношение Николаевского двора к деятелям Александровского царствования, связанным с масонскими кругами, в 1833 г. обер-прокурором вместо князя П.С. Мещерского был назначен тайный масон С.Д. Нечаев. К духовенству он относился презрительно и враждебно, и сразу повел настоящую войну против иерархов из Синода, причем в этой борьбе не брезговал и интриганскими методами. Он инспирировал ложные доносы на архиереев, в которых те обвинялись в политической неблагонадежности, а чтобы придать доносам видимость правдоподобия, подталкивал членов Синода выражать недовольство жандармским давлением на Церковь. Недовольство Нечаевым в Синоде стало столь велико, что иерархи решились просить государя о замене его другом лицом, которое возымело успех. После отставки он занимался в своем имении астрологией.

Его преемником стал граф Н.А. Протасов. Это был один из самых энергичных и умных сановников николаевской эпохи. Он получил воспитание у гувернера-иезуита, и оттого, вероятно, несмотря на его искреннюю преданность Православной Церкви, в его богословских воззрениях всегда был заметен сильный налет католицизма. Но к Риму Протасов относимся недружелюбно, и в своих церковно-политических взглядах был далек от клерикальных латинских тенденций.

Протасов хотел сделать государство строго конфессиональным и отрицательно относился к политике широкой веротерпимости, проводившейся при Екатерине и Александре I. Но на Церковь он смотрел прежде всего с точки зрения государственного интереса, пользы, видел в ней одну из опор правительства, и в этом был верным продолжателем линии Петра I и архиепископа Феофана. Он скоро подчинил себе учреждения, находившиеся прежде в ведении Синода – Духовно-учебное управление, преобразованное из Комиссии духовных училищ, подведомственной Синоду; счетную часть Синода, которую он преобразовал в Хозяйственный комитет. С членами Синода граф Протасов обращался заносчиво, грубо, позволяя себе кричать на них и даже пытался по-военному командовать ими. При этом он однако заботился о престиже Святейшего Синода и не позволял главам смежных министерств вмешиваться в церковные дела.

Считая РПЦ своим ведомством, Протасов брал на себя инициативу в решении чисто церковных дел и даже вопросов богословского характера. В конце 1830-х годов он поднял вопрос об исправлении «Катехизиса» митрополита Филарета, в котором усмотрел протестантский оттенок, заключавшийся будто бы в отсутствии 9 церковных заповедей; заимствованных митрополитом Петром Могилой в «Православное Исповедание» из католических катехизисов. «Православное Исповедание» Протасов ставил так высоко, что ввел обязательное изучение его во всех Семинариях и настаивал на том, чтобы оно было объявлено «символической книгой». Обер-прокурор решительно возражал против перевода Библии на русский язык и предлагал Синоду объявить славянский перевод каноническим. Этому намерению воспротивился Московский митр. Филарет. Предложение Протасова было отвергнуто Синодом, но вскоре после этой неудачи, в 1842 г. Протасов добился удаления из Синода в свои епархии митр. Московского Филарета, и Киевского мит. Филарета (Амфитеатрова). Московский святитель однако и после удаления из Петербурга, никуда не выезжал из Москвы, продолжая оставаться средоточием церковной жизни. Русские иерархи смотрели на него как на своего вождя и, приезжая в Москву, шли к нему за советом и руководством.

В 1843 году скончался митрополит Петербургский Серафим, который умел поддерживать хорошие отношения с самовластным обер-прокурором, потому что вполне сочувствовал протасовской церковной политике. Его преемником стал переведенный из Варшавы митрополит Антоний (Рафальский), который привлек внимание жителей столицы торжественностью и красотой совершавшихся им Богослужения. После его смерти в 1848 году на его место пришел митрополит Никанор (Клементьевский).

По инициативе обер-прокурора был разработан Устав духовных консисторий, утвержденный в 1841 г. По Уставу епархиальные консистории являлись совещательными и исполнительными органами при епархиальных архиереях. Члены консисторий назначались архиереями из числа наиболее заслуженных священников. Кроме них в консисторских штатах состояли светские чиновники во главе с секретарем, которого назначал и увольнял обер-прокурор. Любое решение епархиального архиерея могло быть опротестовано секретарем, и в этом случае его исполнение приостанавливалось. В сущности, эти секретари были своеобразными местными «обер-прокурорами», практически независимыми от архиереев и имевшими огромное влияние на ход епархиальных дел. Постановлением Синода упразднялись промежуточные звенья между епархиальной властью и благочиниями – уездные духовные правления.

При Протасове границы епархий были приведены в соответствие с административным делением страны на губернии. За годы царствования Николая I открыт был ряд новых епархий: Олонецкая, Саратовская, Новочеркасская, Симбирская, Томская, Херсонская, Варшавская, Камчатская, Кавказская, Рижская, Самарская, Полоцкая и Литовская. Конец царствования совпал с неудачной для России Крымской войной. Духовенство в войсках и в местах боевых действий поднимало дух бойцов и жителей, заботилось о раненых, утешало их, напутствовало умиравших. Соловецкий монастырь мужественно выдержал двухдневную бомбардировку английской эскадры. Корсунский женский монастырь под Севастополем был обращен в лазарет, и инокини служили в нем сестрами милосердия. В разгар Крымской кампании в 1855 году скончался император, Николай I. Обер-прокурор Святейшего Синода граф Н.А. Протасов умер на месяц раньше монарха, которого он глубоко почитал.

22. Славянофилы: основные идеи, церковная деятельность, богословские труды. Богословие А.С. Хомякова.

Деятельность Славянофилы соединили в себе глубочайшую западную образованность с искренней преданность РПЦ и все время стремившаяся донести до русского образованного сословия те духовные сокровища, которые были ею накоплены. Она способствовала тому, что в Православии удержались многие слои русского общества. К Православию славянофилов толкнуло чувство патриотизма, оживившееся после победы над Наполеоном. Многие из них были участниками этой кампании, которая оказала на них глубочайшее воздействие. Думающих людей волновал вопрос о месте России в общем потоке всемирной истории, вопрос о России и Западе. И с самого начала наиболее чуткими мыслителями было угадано, что главный водораздел между Россией и Западной Европой носит религиозный характер, что своеобразие нашей исторической судьбы связано с Православием. В зависимости оттого, какая оценка давалась этой связи, в общественной мысли обозначилось два противоположных направления: западники и славянофилы. В противоположность западникам, славянофилы в своеобразии русского исторического пути, органически связанного с православной верой, видели не слабость, а силу России. Пагубным и тупиковым они находили не русский, а как раз западноевропейский исторический путь. Отправной точкой в духовном блуждании Запада славянофилы считали великую схизму 1054 г. В петровских реформах они видели роковую ошибку. Смыкаясь с западниками в критическом отнош. к совр-ти, расходились с ними в объяснении причин отрицательных явлений.

Одним из наиболее глубокомысленных авторов-славянофилов был А.С. Хомяков (1804-1860), мыслитель, необычайно разносторонний богослов, философ, историк, поэт. В юности он был вольнодумцем и обратился к Православию, как и Киреевские, отчасти из-за чувства патриотизма, а отчасти под влиянием своей жены, которая тоже была связана с преподобным Серафимом. Он продолжил линию митр. Филарета, который полностью освободился от влияния со стороны протестантизма и латинства и осознал необходимость восстановления традиций святоотеческого богословия. Сыновняя преданность Церкви этого на редкость талантливого и остроумного человека, непревзойденного полемиста и диалектика, опиралась на его молитвенный опыт. В средоточии богословской мысли Хомякова стояла Церковь, и его главное богословское сочинение озаглавлено «Опыт катехизического изложения учения о Церкви». Он развивал мысль о соборности Церкви. Под соборностью он понимал вовсе не «всемирность» Церкви. Соборность, в его понимании, не человеческое, а Божественное свойство Церкви. «Не лица и не множество лиц в Церкви хранят Предание, и истину, но Дух Божий, живущий в совокупности церковной». Его главный тезис: Церковь одна. Поэтому о западных исповеданиях он писал всегда, как об обществах, отделившихся от Единой Церкви. Коренной причиной западной схизмы Хомяков считал «недостаток любви». Один из итогов его деятельности – книга «Церковь одна». Хомяков считал, что истину нужно не доказывать, а показывать: «Силой разума не доходят до истины Божией, а в бессилии человеческом делается явным бессилие доказательств. Поэтому христианское знание не есть дело разума испытующего, но дело благодатное и живое». Он понимал веру как совокупность религиозного опыта. Известна его переписка с англиканским дьяконом Пальмером (член «Высокой церкви», стремившейся объединиться сначала с Римской, а после неудачи, с РПЦ или КП), которого он убедил в истинности Православия, но Пальмер присоединился к католичеству по практическим соображениям. При жизни Хомякова академическое богословие с подозрением относилось к его экклезиологическим воззрениям. Но на рубеже столетий его авторитет и его влияние на богословскую науку были чрезвычайно велики.

Замечательным представителем славянофильства был Иван Васильевич Киреевский, старший из славянофилов, который мог бы претендовать на роль основателя движения. Он оставил не много произведений. И.В. Киреевский и его брат Петр Вас. известны тем, что переехав в Оптину пустынь наладили там под руководством старца Макария издание православной литературы. Гораздо больше сочинений оставил славянофил младшего поколения Юрий Федорович Самарин. Ранние его работы были посвящены исследованию и сравнению богословия Феофана Прокоповича и Стефана Яворского. Эти работы помогли уяснить, в чем состоит отличие православной святоотеческой традиции как от католической, так и от протестантской и что православная традиция – это нечто глубоко оригинальное и своеобразное.

Реформа в сфере духовного просвещения 1830-1840-х гг. была одним из наиболее последовательных и важных аспектов в царствование Николая I и происходили в общих рамках внутренней политики императора, отвечая его представлениям о сущности самодержавия, контролирующего общественную жизнь.

Верховной властью Церковь рассматривалась как социально-полезный институт, который был призван обеспечивать духовное единство всех составляющих государства. В этой связи, Николай I и обер-прокурор Протасов понимали острую необходимость в реорганизации сферы, ранее находившейся под контролем епископата - воспитание будущего духовенства.

Вплоть до конца XVIII века структура управления и система преподавания в духовных школах практически не менялись. Сфера духовного просвещения полностью принадлежала епископату и частично ученому монашеству. Накопившиеся проблемы духовного образования, состоящие в низком уровне преподавания, плохой успеваемости, неудовлетворительных условиях проживания и обучения учащихся семинарий и т.д., требовали качественных трансформаций в рамках духовной школы. Кроме того, усложнение государственного аппарата и увеличение бюрократической системы предполагали внедрения духовной школы в структуру государственного механизма.

Как уже отмечалось выше, в процессе административных преобразований, осуществленных обер-прокурором Н.А. Протасовым, роль духовных лиц, находившихся в Св. Синоде свелась к формальному выполнению предписаний светской власти. Единственная организация независимая от обер-прокурорского контроля осталась Комиссия духовных училищ.

Члены Комиссии являлись опытными в педагогическом деле и руководствовались принципами реформ 1808-1814 гг. Так, в 1838 году, самостоятельно Комиссией духовных училищ было предписано ректорам семинарий отдельное преподавание русской церковной истории, которая раньше входила в курс всеобщей истории. В качестве основного пособия рекомендовалась работа А.Н. Муравьева «История Российской Церкви». В то же время вышло новое Положение об усовершенствовании всего духовно- учебного дела Морошкин М.Я. Материалы для истории Православной Церкви в царствование императора Николая I // Сборник императорского Русского Исторического общества. Т. 113. Кн. 1. С. 424., которое утверждало необходимость учреждения сословно- профессионального характера духовного образования.

Это мероприятие частично соответствовало позиции императора, который считал, что основной задачей духовного образования является его практическая польза. Однако с другой стороны, отвлеченные знания есть источник вреда для общества и государства. Как известно, для Николая I идеалом системы управления и общественной жизни выступали военный порядок, дисциплина. В данную систему никоим образом не вписывались существующие в духовном образовании принципы. В царствование Николая I «духовная школа должна была формировать в будущих священниках единообразное, шаблонное сознание, ибо, кроме учения Церкви и канонических правил, в духовной области не допускалось никаких иных точек зрения, или собственных мнений» Чистович И.Д. История Санкт-Петербургской духовной академии. СПб, 1894. С. 436..

23 марта 1838 года Н.А. Протасов напрямую, не ставя в известность Комиссию духовных училищ, представляет императору доклад, где указывалось, что «Уставы духовных училищ, составленные в 1814 году, требуют пересмотра под руководством обер-прокурора» Никодим, епископ Красноярский. Записки // Чтения в Обществе истории и древностей российских при Московском университете. 1877. Кн. 2. Ч. II. С. 39.. Основное внимание обращалось на практические и теоретические аспекты, такие как необустроенность быта семинаристов; избыточность «отвлеченных» предметов (философии).

Инициативы обер-прокурора продемонстрировали императору недостатки в сфере духовного просвещения и, необходимость закрытия Комиссии духовных училищ. Обер-прокурор, сконцентрировавший в своих руках все церковное управление, оставался только равноправным членом Комиссии. Такое положение сановника, равного по своим полномочиям с министром, являлось ненормальным для николаевской эпохи.

1 марта 1839 года на место аннулированной Комиссии духовных училищ выходит созданное Духовно-учебное управление Св. Синода. Духовно-учебное управление наделяется такими функциями: ведение дел, касающихся духовного обучения и воспитания; управление капиталами духовно-учебного ведомства; собирание сведений об учебно-воспитательном процессе; наблюдение за осуществлением высочайших постановлений и распоряжений.

Управляющим вновь образованного синодального подразделения стал А.И. Карасевский, бывший чиновник Комиссии духовных училищ, человек, отличительными качествами, которого были ответственность, деликатность и личная преданность обер-прокурору.

Для реализации образовательной реформы Н.А. Протасов сделал предложение выбрать ректоров духовных академий и семинарий, следуя при выборе качеству конспектов занятий и учебных планов, которые ими были представлены. Вызванным в Санкт-Петербург духовным лицам должны были быть даны все необходимые условия для деятельности. Основная цель - исследование их мнений о состоянии духовно-учебной сферы в Российской империи. Николаем I утверждается предложение обер-прокурора.

Из всех поданных материалов Н.А. Протасовым была выбрана программ преподавания богословия, которую написал ректор Вятской семинарии архимандрит Никодим (Казанцев), позднее - епископом Красноярский. Данная программа наиболее отвечала взглядам императора и обер-прокурора на суть проблематики.

Следует отметить, что сама реформа проводилась не в соответствии с мнением духовных лиц, а согласно решениям Н.А. Протасова, которые совпадали с позицией императора. В своих докладах обер-прокурор стабильно представлял Николю I сведения о состоянии духовно-учебной сферы. Все видоизменения духовно-учебного дела Н.А. Протасов совершал постепенно, сообщая свои предложения по каждому конкретному вопросу лично царю. При необходимости консультации со стороны духовных лиц, Н.А. Протасов, игнорируя мнение членов Св. Синода, обращался к разным архимандритам, сторонясь высшей иерархии Соколов А.А. Отношения церковной власти к свободе совести и слова в XIX веке. Астрахань: Паровая тип. В.Л. Егорова, 1906. С. 24.. В этом выражалось стремление не встретить сопротивления со стороны авторитетного духовенства.

Деятельность обер-прокурора была нацелена на упрощение учебного процесса. Он стремился ограничить значимость фундаментальных наук, с упором на знания, необходимые для богослужения, и с акцентом на общеобразовательные дисциплины, необходимые для «практической жизни».

Как отмечал А.Н. Котович, Н.А. Протасов пытался из духовных наук 102 «изгнать систематизм, придающий им вид наук светских» Котович А.Н. Духовная цензура в России (1799-1855). СПб, 1909. С. 171..

В 1840 году Николай I утвердил «Новые правила» преподавания в рамках духовно-учебных заведений. По правилам наиболее важные предметы явились пастырское богословие и гомилетика, в свою очередь философия сводилась к таким дисциплинам как логика и психология. Кроме того, вводились основы медицины, естествознания и сельскохозяйственные науки. Латынь становится обычной общеобразовательной дисциплиной и перестает быть языком преподавания и общения. В семинариях начинается преподавание иконописания. Академический и семинарский курсы теперь рассчитан на шесть лет вместо восьми. Обучение сводится к элементарному заучиванию конспектов, от преподавателей требовали «единообразия преподавания в смысле отнятия у преподавателей самостоятельности» Смолич И.К. История Русской церкви 1700-1917. Ч. 1 / История Русской церкви. М.: Церковно-научный центр «Православная Энциклопедия", 1999. Кн. 8. Ч. 1. С. 452..

Примечательно, что категорического неприятия новаций в духовной педагогике не было со стороны духовенства. Реакция на реформы Н.А. Протасова была в целом не однозначной. Даже критикуя их, возврат к прошлым идеям не обсуждался. «Даже те церковные иерархи, которые в дни своей молодости полностью одобряли принципы реформы 1808-1814 гг., теперь относились к ним скептически, не будучи, однако, согласны и со взглядами на задачи духовного образования Николая I и Протасова» Морошкин М.Я. Материалы для истории Православной Церкви в царствование императора Николая I // Сборник императорского Русского Исторического общества. Т. 113. Кн. 1. С. 158.. Многими иерархами и представителями ученого монашества, осуждавшими протасовские преобразования, оказывалась поддержка в плане руководства и контроля над учебными заведениями. Вначале начинания Н.А. Протасова восприняли положительно, ожидая определенного улучшения в жизни духовной школы. В дальнейшем, наиболее радикальные нововведения стали вызывать сильное неприятие. О преобразованиях Н.А. Протасова в духовном образовании многие говорили в негативном ключе: «Протасов изломал всё, что с редкой заботливостью, старательным трудом насаждалось в течение 20 лет» Смолич И.К. История Русской церкви 1700-1917. Ч. 1 / История Русской церкви. М.: Церковно-научный центр «Православная Энциклопедия", 1999. Кн. 8. Ч. 1. С. 429..

Несмотря на отрицательное отношение высшей иерархии к реформе в области духовного образования, она была обязательна. Поскольку это было требованием политической системы.

Н.А. Протасов здесь выступил как исполнитель воли государя и проводник давления усиливающейся бюрократической системы. Результатами реформы духовного просвещения стали: образование Духовно- учебного управления; изменение уставов духовных академий и семинарий и учебного процесса в целом; подробная регламентация всех учебных вопросов; абсолютный контроль со стороны государственной власти.

Надзор обер-прокурора превращается в его безграничное превосходство над духовной школой. Фигура обер-прокурора стала выражать общие тенденции бюрократизма Хомяков Д.А. К истории отечественной бюрократии. Тула, 1904. С. 1.. Сфера духовного образования была захвачена бюрократией.

Итак, несвойственная изначально церковной среде бюрократическая составляющая в духовном образовательно-воспитательном процессе, стала неотъемлемой в деятельности духовной школы. В этом смысле реформа в этой области, проведенная высшей государственной властью и обер- прокуротурой, имела важнейшее значение.

В религиозной политике императора Николая I исследователи выделяют два отдельных этапа: периоды до 1830-го года И с 1830 года до конца царствования. До 1830-х годов Николай I отличался менее активным отношением к деятельности Св. Синода. С 1830-х годов царь проявляет решительные действия в религиозной области.

К основным направлениям церковной политики Николая I относятся: строительство православных храмов; меры по охране благочиния в храмах и осуществление их устройства по православным канонам; постановления относительно вопросов церковного имущества; меры по повышению авторитета духовной иерархии; меры по усовершенствованию материального положения духовенства; миссионерская деятельность; брачное право. Основными результатами политики Николая I в отношении Русской Православной Церкви были: умножение количества епархий, церквей и монастырей; повышение числа клириков; рост материального благосостояния клира; увеличение эффективности церковного управления; рост образовательного уровня духовенства.

В царствование Николая I Св. Синод как высший орган Русской Православной Церкви подвергся изменениям, в следствии которых власть императора окончательным образом взяла на себя инициативу руководства духовной жизнью и стала активно влиять на развитие системы церковного управления.

1830-х гг. были отмечены созданием особой Канцелярии обер-прокурора, Хозяйственного и Духовно-учебного управления во главе со светскими чиновниками. Все эти учреждения теперь были в ведении обер-прокурора. Канцелярия Св. Синода стала непосредственно подчинятся обер-прокурору. В итоге преобразований смысл должности обер-прокурора видоизменился. Делопроизводством и светскими чиновниками Св.Синода теперь руководил директор канцелярии обер-прокурора, а Н.А. Протасов реализовывал общее руководство и управлял связями с императором и государственными организациями.

Вклад Н.А. Протасова в реализацию николаевской церковной политики был значителен. Пользуясь широкой властью, Н.А. Протасов взял под контроль все области церковного управления. Он эффективно осуществлял волю императора в духовном ведомстве, отвечая его представлениям о смысле должности обер-прокурора. При Н.А. Протасове к светской власти перешла инициатива всех важных мероприятий относительно Церкви.

В николаевскую эпоху государство в полном объеме взяло на себя обязанность по защите Русской Православной Церкви и по распространению ее учения. Государственная власть преобладала над Церковью и в то же время патронировала ее, содействовала борьбе с иноверцами и сектантами, но при этом сама Церковь оставалось зависимой. В первый раз за весь предшествующий синодальный период на государственном уровне провозглашался принцип приоритетности духовно-религиозных ценностей над государственно-политическими, закреплявшийся в формулировке «православие, самодержавие, народность».

Реформа в сфере духовного просвещения 1830-1840-х гг. была одним из наиболее последовательных и важных аспектов в царствование Николая I и происходила в общих рамках внутренней политики императора, отвечая его представлениям о сущности самодержавия, контролирующего общественную жизнь. Инициативы обер-прокурора продемонстрировали императору недостатки в сфере духовного просвещения и, необходимость закрытия Комиссии духовных училищ. Результатами реформы духовного просвещения стали: образование Духовно-учебного управления; изменение уставов духовных академий и семинарий и учебного процесса в целом; подробная регламентация всех учебных вопросов; абсолютный контроль со стороны государственной власти.

Российскую систему духовного образования ожидают перемены: у нас появятся церковные бакалавры и магистры. Кроме того, методика преподавания богословских дисциплин будет переосмыслена. О том, как будет меняться система богословского образования, «Нескучному саду» рассказал один из архитекторов реформы архимандрит Кирилл (ГОВОРУН), первый заместитель председателя Учебного комитета Русской Православной Церкви.

СПРАВКА:
Архимандрит Кирилл (ГОВОРУН), первый заместитель председателя Учебного комитета Русской Православной Церкви, доктор философии, кандидат богословия. Родился в 1974 году на Украине, в 1991-м поступил на факультет физики Киевского университета им. Т. Г. Шевченко. С 1992 года -- студент Киевской духовной семинарии. В 1998 году защитил кандидатскую диссертацию в Киевской духовной академии. В 1995-2000-х учился на богословском факультете Афинского университета. В 2004-м в Даремском университете (Великобритания) получил степень доктора философии. Участник многочисленных межправославных и межхристианских богословских конференций, заведующий кафедрой богословия Общецерковной аспирантуры и докторантуры.

В семинариях нет семинаров
-- Зачем менять систему нашего семинарского образования?
-- Когда мы спрашиваем, зачем нужно менять систему богословского образования, мы забываем, что на протяжении всей своей истории эта система постоянно реформировалась. И всегда это было связано с новыми требованиями к богословскому образованию, которые выдвигало время. Последняя реформа началась около десяти лет назад, на то было общецерковное решение -- резолюция Поместного и Архиерейского соборов, об этой реформе неоднократно говорил покойный Патриарх Алексий. Сейчас она продолжается и вступает в свою новую стадию. С пятилетних семинарских программ мы переходим к подготовке магистров и бакалавров. Но в первую очередь реформа коснется не столько срока обучения, сколько логики образовательного процесса. Здесь мы ориентируется прежде всего на светские стандарты высшего образования, так называемые стандарты «третьего поколения», и на стандарты, связанные с «болонским процессом».

Обычно западную систему принято критиковать, считается, что она не ориентирована на фундаментальные знания, что она слишком прикладная, фрагментарная...
-- Действительно, в соответствии с новыми стандартами студенту прививают не только знания, но и навыки, умения. В отличие от распространенного мнения, это совсем не означает того, что знания отменяются. Знания остаются. Просто теперь студенты должны быть не только образованными людьми, но и уметь применять свои знания на практике. Я не вижу тут никакого противоречия. Правильно поставленная система образования должна помогать усваивать и фундаментальные, и прикладные знания в равной степени. Кроме того, европейская система не является чем-то жестким, это только форма, и содержанием эту форму наполняют сами учебные заведения.

-- Методы обучения тоже претерпят изменения?
-- Безусловно. Это связанно с появлением новых образовательных технологий, упор будет на интерактивность, на диалог между преподавателем и студентом. До последнего времени в системе нашего духовного образования «семинары», привычные для студентов светских вузов, просто отсутствовали. Были только лекции и «самостоятельная подготовка», время, обычно после обеда, когда семинаристы просто сидели и учили наизусть конспекты. Теперь семинарским занятиям, коллоквиумам будет уделено больше внимания, студентам будут даваться темы для самостоятельного изучения, списки литературы, на семинарах они будут докладывать о прочитанном. Более того, семинары станут одним из существенных элементов духовного образования. Появится больше письменных эссе и сочинений, студенты будут больше писать, чем раньше. В целом нагрузка вырастет, но приобретет более творческий характер, перед студентами будет стоять задача уже не просто механического усвоения информации, но ее творческого осмысления.

На Западе около половины учебных курсов студент выбирает сам. Что-то подобное предполагается внедрить и в наших семинариях?
-- Да, нечто подобное будет и у нас, это так называемая «траектория индивидуального обучения». Есть определенный базис, обязательный для освоения всеми семинаристами, и есть вариативная часть. Частичную возможность выбора студент получит уже на бакалаврском уровне, но в полной мере, конечно, он сможет выбирать предметы только в магистратуре.

Табель о рангах -- Церковные учебные заведения будут готовить теперь не просто священников, а бакалавров и магистров богословия. Бакалавриат -- это первая ступень высшего профессионального образования, принятая на Западе, нормативный срок обучения бакалавра четыре года, а не пять, как у специалиста. Магистр -- вторая ступень, дополнительно еще два года. В России многие смотрят на бакалавров как на людей, не имеющих полноценного высшего образования. Не отразится эта тенденция на священниках-бакалаврах?
-- Я думаю, у нас не возникнет с этим проблем, потому что еще совсем недавно все наше семинарское образование было четырехлетним. Пятилетние программы появились только в девяностых, так что, переходя на бакалавриат, мы возвращаемся к старой системе. Большинство провинциальных семинарий будут присваивать своим выпускникам именно бакалаврскую степень, и только некоторые из них получат право присваивать степень магистра -- те, что смогут обеспечить соответствующий уровень преподавания. К новым программам семинарии будут переходить не сразу, уверенно можно сказать только то, что уже в этом году к подготовке магистров и бакалавров приступят в Москве и Санкт-Петербурге.

Раньше в системе богословского образования степень магистра богословия считалась выше кандидатской. Как новая магистерская степень будет соотноситься с кандидатской?
-- С церковными кандидатскими и докторскими степенями существует такая же неразбериха, как и со светскими. Российский кандидат наук условно соответствует западному «доктору философии», а доктор -- «заслуженному профессору». Церковные степени кандидата богословия, магистра и доктора в том виде, в котором они существовали раньше, не совпадали ни с зарубежной, ни со светской системой. Теперь мы постараемся их привести в соответствие с мировой практикой. Безусловно, кандидат будет выше магистра, как это и принято в светской системе высшего образования. Нашу магистерскую степень мы будем приравнивать к степени магистра светского вуза или зарубежного университета, а кандидатские степени постараемся приравнять к степени кандидата наук, с одной стороны, и к зарубежной степени «доктора философии» -- с другой. Все это существенно повышает требования к написанию кандидатских сочинений.
Кроме того, изменения коснутся и докторских степеней. Если раньше церковные докторские степени присуждались без защиты диссертации, как признание выдающихся заслуг церковного ученого, то теперь эта степень будет предполагать защиту докторской диссертации, и к ней мы будем применять все те же требования, которые применяются государственной аттестационной комиссией к светским докторским диссертациям в области гуманитарных наук.

Битва за признание -- Вы получили богословское образование у нас, учились на Западе и знакомы с обеими этими системами изнутри -- какие преимущества и недостатки есть у каждой из них?
-- Везде свои сложности. Я окончил Киевскую духовную академию и семинарию, учился в Греции на богословском факультете Афинского университета, писал диссертацию в Англии. Когда мы разрабатывали реформу, то нам хотелось объединить все лучшее, что есть в этих трех системах, и создать свою, синтетическую. Греция славится очень хорошим фундаментальным образованием, но там достаточно сложно писать диссертацию, по множеству причин; в Великобритании, напротив, фундаментальное образование, может, и не такое блестящее, но великолепно продумана система работы над диссертациями. Там студент, перед тем как он будет допущен к написанию работы, обязан пройти спецкурс в области научной методологии: этот курс включается в обязательную часть магистерской программы. Этот элемент мы позаимствовали и для нашей системы. В российской светской науке существует предвзятое отношение к церковным исследователям, потому что некоторые из них действительно просто не владеют методологией научного исследования в достаточной мере, сегодня наша задача -- разрушить этот стереотип.

Если церковные исследователи будут руководствоваться только научной методологией, останется ли в их диссертациях место для конфессиональной составляющей?
-- Безусловно. В чем заключается эта конфессиональная составляющая? Об этом можно прочитать целую лекцию. Нужно уметь синтезировать установки традиции и научные методы, этому нужно просто научиться. Я не думаю, что между традицией и научными методами может быть конфликт. Ведь если мы ссылаемся на традицию -- мы всегда ссылаемся не на традицию вообще, а на конкретных отцов, на конкретные тексты. Это работа с источниками, и она одинаково обязательна как для церковного, так и для светского ученого.

На Западе богословская наука не отделена от светской, там докторские степени богословских факультетов признаются государством. Как наши духовные степени сегодня признаются за рубежом?
-- Пока они не признаются, вернее, существуют отдельные прецеденты, но нет системы такого признания. Дело в том, что на Западе нет государственных аттестационных комиссий (вроде наших ВАКов), и научные степени там присуждает каждый университет самостоятельно. В каждом отдельном случае, когда мы отправляем нашего студента на обучение в западный университет, нам приходится отдельно договариваться относительно того, чтобы его семинарский диплом был признан, чтобы он мог поступить на магистерскую или докторскую программу. Для того чтобы за рубежом признали наш диплом, нам совсем не обязательно, чтобы его признавали в России. И в то же время признание наших дипломов западными вузами, равно как и признание их российской светской системой высшего образования, является одной из целей нынешней реформы.

Первоначально программа преподавания и уровень получаемых знаний были невелики. Лишь во второй половине XVIII в. учебные курсы постепенно расширялись введением и светских дисциплин: истории, географии, литературы, математики; вводилось обучение сельскому хозяйству. Но на первом плане стояли «науки, святой церкви приличные и наипаче духовному званию потребные». При этом от учащегося требовалось лишь механическое заучивание материала: например, учителю истории предписывалось: «учителя долг есть только наблюдать, что знание истории (для учеников) состоит наипаче в чтении и памятовании ее, а толкования много не требуется» . В конце XVIII в. в духовных семинариях стало постепенно вводиться обучение немецкому и французскому языкам (по выбору), что давало семинаристу возможность подрабатывать переводами и уроками. Некоторые семинарии посылали лучших своих учеников для слушания лекций в Московский университет, чтобы они «собирали плод познаний и с цветов светской учености». При этом посылаемые давали подписку, что останутся в духовном звании и будут числиться в своих учебных заведениях .

Хотя в течение XVIII в. число семинарий и учащихся в них возрастало, но этот рост был крайне медленным из-за недостатка учителей и средств на содержание школ. Поэтому почти до конца века духовные школы существовали не во всех епархиях, так что знания и навыки служения у многих приходских священников носили «домашний» характер, т.е. передавались от отца к сыну. Иначе говоря, в течение всего XVIII в. специальное духовное образование так и не сделалось всеобщим для приходского духовенства, несмотря на неоднократно издаваемые указы ставить на церковные должности только прошедших курс обучения в семинариях или, по крайней мере, в духовных училищах.

В 30-х годах XVIII в. из 125 тыс. лиц мужского пола, принадлежавших к духовному сословию, в семинариях обучалось только 2600 человек. В середине XVIII в. из 303 протопопов и священников Москвы и Петербурга только 93 имели полное семинарское образование. Даже в 1806 г. (накануне реформы системы духовного образования), когда численность учеников духовных школ перевалила за 20 тысяч, среди приходских священников числилось 3368 человек, которые не прошли курса обучения в духовной школе; в этом числе оказалось 1166 неграмотных.

Но определенные успехи имела высшая духовная школа. Появление ее относится к XVII в. Первое высшее духовное учебное заведение было основано в 1632 г. при Киево-Печерской лавре киевским митрополитом Петром (Могилой) и первоначально называлось Киево-Могилянской коллегией. В 1701 г. она получила статус Духовной академии. В 1685 г. в Москве открылась Славяно-греко-латинская академия. Ее выпускники впоследствии стали известными государственными и церковными деятелями, поэтами, учеными. Она же поставляла и кадры учителей для духовных семинарий, которые в первой четверти XVIII в. были открыты в Новгороде, Переяславле-Залесском, Коломне, Туле, Орле и других городах. На основе Славяно-греко-латинской академии были созданы в 1721 г. Московская духовная академия, а в 1755 г. – Московский университет.

В 1721 г. при Александро-Невском монастыре была открыта Славянская школа, преобразованная в 1726 г. в Славяно-греко-латинскую семинарию, которая по уровню преподавания и задачам подготовки ученых духовных кадров приближалась к Киевской и Московской академиям. В 1788 г. она была преобразована в Главную семинарию, а в 1797 г. в Духовную академию. Такой путь прошла и открытая в 1723 г. Казанская духовная семинария, преобразованная в 1797 г. в Духовную академию (о дальнейших изменениях ее статуса см. ниже).

В 1768 г. была учреждена специальная комиссия, поставившая целью расширение и упорядочение системы духовного образования. Итоги были таковы: если в 1764 г. было две духовных академии и 26 семинарий с 6 тыс. учащимися, то в 1784 г. – 34 семинарии с 12 тыс. учащимися .

Отметим, что духовные семинарии в XVIII в. (да и позднее) поставляли немало своих выпускников в Московский университет, в Медицинскую школу, в народные школы учителями, на государственную службу. Так, после губернской реформы 1775 г. возникла большая потребность в канцеляристах. Указом 1779 г. было дозволено определять семинаристов в государственную службу, чем и воспользовались сотни семинаристов .

В целях подготовки квалифицированных кадров преподавателей духовных семинарий указом Екатерины II от 6 мая 1788 г. было предписано направлять в Главную духовную семинарию при Александро-Невской лавре в Петербурге из старших (богословских и философских) классов прочих духовных семинарий по два лучших семинариста, «надежных в благонравии, поведении и учении, и лучшего перед другими понятия», а потом отправить их в те же семинарии в качестве их преподавателей. Расходы по обучению и содержанию их должна была нести пославшая их семинария. В числе первых 30 отобранных для этой цели лучших семинаристов оказался и направленный из Владимирской семинарии М.М. Сперанский.

31 октября 1798 г. был издан первый Устав духовных академий. Он предусматривал преподавание в академиях «полной системы философии и богословия», «высшего красноречия», древнееврейского (по книгам Ветхого Завета), древнегреческого и латинского языков, а из новых – французского и немецкого, российской, всеобщей и церковной истории, физики и математики. Подтверждалось правило направления из каждой семинарии двух лучших учеников в Петербургскую духовную академию .

Духовное образование к этому времени приобрело уже сословный характер: в семинарии и академии принимали только сыновей из семей духовенства. Считалось, что поповский сын обязательно должен был пройти семинарию. Индивидуальные его интересы и способности не принимались в расчет. Он должен был пройти весь курс обучения, сколько бы времени на это ни потребовалось. Поэтому нередко бывало, когда неспособных или ленивых из года в год оставляли в прежнем классе, так что в одном классе находились ученики в возрасте от 12 до 20 лет.

Современники и историки духовной школы рисуют неприглядную картину состояния духовных учебных заведений на рубеже XVIII-XIX вв., жизни и быта учеников духовных школ. В семинариях тогда ограничивались преподаванием Закона Божия, обучением чтению и письму, церковному пению, элементарными сведениями по богословию, но более всего «зубрили латынь и греческий», а также «упражнялись» в составлении проповедей. Св. Писание изучали в переложении, да и сама Библия находилась в семинарской библиотеке обычно в единственном экземпляре. Преподавание было пронизано мертвой схоластикой и канцелярщиной. «Педагогические меры, – пишет историк духовной школы Ф.Н. Белявский, – состояли только в наказаниях, которые поражают своей жестокостью: розги, палки, пощечины, битье линейками, дранье за волосы были единственными средствами поощрения. Под влиянием такой школы и вырабатывался тот бурсацкий тип, во имя которого всякая чувствительность, нежность нравственного чувства, совестливость преследовались как бабьи черты, недостойные порядочного бурсака». Немногим лучше было положение и учителя, который мог «за послабление» подвергнуться «равномерному наказанию, как и об учениках показано» .

Духовные семинарии терпели крайний недостаток во всем. Учителя семинарий из-за скудной оплаты своего труда стремились давать частные уроки. На содержание казеннокоштных семинаристов, по свидетельству того же автора, «падали такие крохи, что кроме ржаного хлеба, пустых щей, приправленных конопляным маслом, сухой каши, гороха и кваса, им не приходилось лакомиться другими блюдами». Школьные здания, особенно в провинции, по недостатку средств не ремонтировались и плохо отапливались. Бывшие семинаристы вспоминали о «страшном холоде», какой они испытывали в неотапливаемых классах (они же служили и столовыми, и спальнями), с разбитыми окнами, разломанными дверями, когда во время суровых зимних дней семинаристы «сбивались в кучу вокруг тлеющего очага, согревая друг друга своими телами, завернувшись в жалкие одежды». Нелегко приходилось и своекоштным семинаристам, жившим в снимаемых «углах» частных квартир обычно где-нибудь на окраине города в такой тесноте и грязи, что это приводило «в изумление» видавшую виды тогдашнюю полицию. Если кому из семинаристов повезет, то он мог заработать себе на кусок хлеба обучением грамоте детей какого-нибудь купца или чиновника, получая в качестве «платы» остатки обеда с хозяйского стола. «Менее удачливые кормились милостыней, распевая духовные канты под окнами городских жителей, попрошайничеством, а то и мелкими кражами в садах и огородах» .

Со стороны духовных властей предпринимались попытки положить конец надругательствам над семинаристами. Влиятельный в то время московский митрополит Платон (Левшин) в специальной инструкции предписывал «исправлять» учеников «более словом, моральным пристыжением, не позволять преподавателям по отношению к их ученикам такие посрамления, честь трогающие, как скотина, осел и т.п., не применять при наказании ремней, палок, розог, пощечин, дранья за волосы». Сам факт появления такой инструкции – свидетельство того, насколько широко были распространены подобные «педагогические приемы» в тогдашних семинариях. Впрочем, они продолжали бытовать и впредь, а розга была «в ходу» даже в начале XX в.

2. Реформа духовного образования (1808–1814)

В начале XIX в., в контексте проводившихся Александром I других преобразований, была проведена и реформа системы духовного образования. Задача ее – устранить негативные стороны этой системы, придать единство и преемственность всех степеней духовных учебных заведений и программ обучения. Вместе с тем преследовалась и важная цель повышения общеобразовательного уровня духовно-учебных заведений, а в академиях и развития богословия.

Необходимо отметить, что все реформы и преобразования в Русской Православной Церкви синодального периода проводились по инициативе светской власти. «Реформы никогда не исходили от Святейшего Синода, он только проводил их, действуя под давлением преобладавшего политического направления или государственной власти, представленной в лице обер-прокурора», писал видный историк Русской церкви этого периода И.К. Смолич .

В связи с реформой народного образования 1803–1804 гг. и применяя создаваемую ею новые школьную и университетскую структуры, правительство Александра I в 1808–1814 гг. провело реформу духовного образования.

Разработать основные принципы реформы системы духовного образования было поручено могилевскому архиепископу Анастасию Братановскому и петербургскому викарию Евгению Болховитинову. Подготовленные ими проекты в 1805 г. были сведены в один под названием «Предначертания о преобразовании духовных школ». В конце 1806 г. обер-прокурор Св. Синода А.Н. Голицын предписал епархиальным архиереям собрать сведения о положении духовных училищ в своих епархиях и направить их в Синод. Затем как проект Анастасия Братановского и Евгения Болховитинова, так и доставленные архиереями сведения были представлены императору, который распорядился передать их М.М. Сперанскому. Для изучения этих материалов и составления на их основе окончательного текста закона о реформе духовной школы, 29 ноября 1807 г. был учрежден «Комитет об усовершенствовании духовных училищ», в который вошли петербургский митрополит Амвросий (Подобедов), назначенный его председателем, калужский епископ Феофилакт Русанов, обер-прокурор Синода А.Н. Голицын, духовник царя протопресвитер Сергий Краснопевков, обер-священник армии и флота Иоанн Державин и статс-секретарь М.М. Сперанский, который стал, по отзывам современников, «душой» этого Комитета. Сперанский, сам прошедший все ступени духовного образования, великолепно знал его нужды и стоявшие перед ним проблемы.

Перед комитетом стояли три задачи:

1) рассмотреть подготовленный проект реформы духовной школы и собранные материалы по этому вопросу и на их основании выработать окончательный проект;

2) исчислить суммы для училищ и жалованья приходским священникам;

3) приискать способы доставления этих сумм.

Результатом работы Комитета явился представленный 26 июня 1808 г. императору «Доклад об усовершенствовании духовных училищ, о начертании правил для образования сих училищ и о составлении капитала на содержание духовенства, с приложением штатов духовных академий, семинарий, уездных и приходских училищ». Текст доклада был написан Сперанским. По определению профессора Казанской духовной академии П.В. Знаменского, автора исследований о духовном образовании России, «доклад представил собою такое новое и свежее по направлению, такое стройное, изумительное по широте и единству основного взгляда по силе его логического развития в частностях изложение предначертаний касательно постановки духовных школ, что подобная работа только и могла выйти из Комитета, где работал Сперанский» . В докладе Сперанский глубоко проанализировал недостатки духовного образования и определил основные направления его реформы. «Доклад» был одобрен Александром I 26 июня 1808 г., а в 1809 г. издан . Он был положен в основу законов 1808–1814 гг. о реформе духовной школы .

М.М. Сперанский считал, что главным недостатком предшествовавшей духовной школы было отсутствие преемственности в образовании и «чрезмерное засилие латинского языка». «Цель просвещения духовенства, – указывал он, – есть без сомнения твердое и основательное изучение Религии. К познанию Религии, основанных на догматах ее, на Св. Писании и преданиях древних, нужно знать самые сии древние источники и части наук, непосредственно к ним принадлежащие... Из сего открывается, что главною целию духовного просвещения должна быть ученость, собственно так называемая» . Духовное образование, указывал Сперанский, призвано сформировать «просвещенных и благочестивых служителей церкви». Требовался «не просто знаток священных текстов, механически их воспроизводящий, а богослов, толкователь, понимающий потаенный смысл Св. Писания». Духовная школа должна была способствовать и подготовке высокообразованных представителей церковной иерархии, чему придавалось государственное значение. Предполагалось, что основательные богословские познания станут важным фактором при определении на высокие духовные должности .

М.М. Сперанский написал общее введение к уставам духовных училищ, с изложением общих начал духовного образования, и первую часть академического устава, но остальные части устава составил Феофилакт Русанов, ибо Сперанский в начале 1809 г. был отвлечен Александром I для разработки Плана государственного преобразования России. К 1812 г. уставы духовных учебных заведений практически были подготовлены, но утверждение их задержалось в связи с Отечественной войной 1812 г. Они были утверждены лишь 30 августа 1814 г.

На завершающем этапе работы Комиссии (проведение реформы в жизнь) решающую роль сыграл ректор Петербургской духовной академии Филарет (Дроздов), впоследствии митрополит Московский. Исследователь духовного образования в России И.А. Чистович писал о нем: «В 1814 г. во всех постановлениях и распоряжениях Комиссии духовных училищ Филарет принимал самое живое и деятельное участие. В это горячее время Филарет, можно сказать, нес на своих плечах все это дело и в одно и то же время представлял обширнейшие и сложнейшие проекты, просматривал и дополнял уставы, подготовлял учебные заведения к преобразованию и наблюдал за преобразованиями их, организовывал порядок классных занятий в академиях и семинариях, составлял конспекты богословских наук для академий и семинарий, рассматривал программы академических и семинарских преподавателей, выбирал и рекомендовал учебники и держал в руках все нити учебных дел в России» .

Реформа 1808–1814 гг. сделала значительные улучшения по учебной части. Это проявилось в заметном подъеме духовного образования, в становлении отечественного богословия, патристики, церковной истории и церковного права. В это время были сделаны и первые шаги по пути «оживления веры»: создавались доступные «толкования», проповеди , катехизисы на русском языке» .

Реформа способствовала увеличению контингента преподавателей, в которых так нуждалась духовная школа, повышению их профессионального уровня. Преподавательский состав семинарий отныне формировался преимущественно из выпускников духовных академий, а уездных училищ – из выпускников семинарий. Духовная школа дала также немало образованных людей для возраставшего в первой половине XIX в. контингента чиновников светских административных учреждений: более трети чиновников составляли выходцы из духовной среды – воспитанники духовных семинарий. Поскольку реформа вводила новый порядок назначения и перевода священников в зависимости от ступени оконченного ими духовного учебного заведения и выданного аттестата, она изменила и отношение духовенства к своему профессиональному образованию. После реформы 1808–1814 гг. и принятых твердых требований для определения на духовные должности лиц со специальным духовным образованием духовенство убедилось, что чем солиднее получит оно такое образование, тем более благоприятными станут перспективы для духовной карьеры. Важным стимулом служили и льготы для окончивших семинарии, а тем более академии. Закон давал право занимать священнические места только окончившим полный курс семинарии. При этом на места определялись строго «по степеням, каждому разряду учеников присвоенным», то есть «лучшие по успехам» выпускники семинарий получали и более выгодные священнические места .

Известный церковный публицист и историк церкви Н.П. Гиляров-Платонов, сам вышедший из духовной среды, писал, что вследствие проведенной в начале XIX в. реформы духовной школы «ей сообщилась магическая сила: как прежде упирались, так теперь стали напирать. Кончить курс, быть «кончалым» стало мечтой, управляющей всеми помышлениями подрастающего духовенства. Магическую силу приобрело не только звание «кончалого», но и разряд, в котором курс кончен; кончивший курс в первом разряде всю жизнь потом свысока смотрел на второразрядного, тем более на третьеразрядного. Через двадцать лет по выходе из школы он всё еще видел в себе существо как бы из другого теста, слепленное из пшеничного, а не ржаного» .

Конечно, решить все проблемы не удалось. В первую очередь это относилось к расширению сети духовных учебных заведений. К началу учебно-духовной реформы в России существовало 3 духовных академии – Московская, Киевская и Петербургская (Казанская временно была переведена на положение семинарии), 35 семинарий и 76 уездных училищ с 25 тыс. учащимися. К концу царствования Александра I насчитывалось 3 академии; вместо планируемых 56 семинарий действовали 39, из предполагавшихся 360 уездных духовных училищ открылось 128, а численность приходских школ вместо предусмотренных 1080 составила лишь 170.

В течение XIX – начала XX вв. численность духовных учебных заведений и обучавшихся в них не претерпела существенных изменений (см. Таблицу 6).

Усиление реакционного правительственного курса, главным образом в сфере просвещения и цензуры, в последнее пятилетие царствования Александра I почти не коснулось духовного образования. В руководстве духовной школой не нашлось своих магницких и руничей, громивших в то время университеты. В духовной школе продолжала сохраняться и относительная свобода преподавания, какая была предусмотрена реформой 1808–1814 гг. Однако предпринимались попытки «приняться» и за духовную школу. В этом направлении пытался действовать «первоприсутствующий» в Синоде митрополит Евгений (Глаголевский) – «человек без широкого ума и дарований», как отзывались о нем со временники. Назначенный в 1824 г. министром народного просвещения А.С. Шишков (после отставки А.Н. Голицына) также пытался изменить «заразительные правила» 1808–1814 гг., но встретил противодействие со стороны влиятельного московского митрополита Филарета.

Таблица 6

Численность духовных учебных заведений и обучавшихся в них в I808–1914 гг. (за исключением церковно-приходских школ)


Студентов Учащихся
Годы Академий Семинарий Уездн. училищ Всего Академий Семинарий Уездн. училищ Итого
1808 3 36 76 115 303 20018 4619 24 940
1861 4 50 185 214 338 15065 27871 42317
1881 4 53 183 240 803 14800 30024 45697
1894 4 56 186 246 901 18749 30869 50519
1908 4 57 185 246 873 19892 30765 52330
1912 4 57 185 246 935 21850 28833 51 140
1914 4 57 185 246 995 22734

Источники: Преображенский И.Г. Отечественная церковь по статистическим данным с 1840/41 по 1890/91 гг. – СПб., 1901. С. 162, 168; Обзор деятельности ведомства православного исповедания за время царствования императора Александра III. – СПб., 1901. С. 559, 682–687; Титлинов Б.В. Духовная школа в России в XIX веке. – Вильна, 1908. С. 73–104; Смолин И.К. История Русской церкви. 1700–1917. Ч. 1. – М„ 1966. С. 667.

3. Духовное образование при Николае I

При Николае I система духовного образования подверглась существенным изменениям. Они проводились в контексте с реакционной политикой в просвещении и печати – в направлении усиления над ними надзора и регламентации. 1 марта 1839 г. был опубликован «Устав Духовно-учебного управления Святейшего Синода». Вводилась новая система управления духовного образования. В «Уставе» указывалось: «Вникая в необходимость тесной связи между управлением Православной Церкви и воспитанием юношества, приготовляемое в священное служение оной, мы признали за благо сосредоточить в Святейшем Синоде, как едином главном духовном правительстве империи Нашей, высшее заведование духовно-учебной частью, которой доселе было вверено особой Комиссии духовных училищ, а надзор за повсеместным исполнением по сей части законов вверить обер-прокурору Святейшего Синода». Тем самым упразднялась независимая от Синода Комиссия духовных училищ. Вместо нее учреждался Училищный комитет Синода в качестве его подразделения, и вся система духовного образования отдавалась под полный надзор обер-прокурора Синода .

В 1840 г. была введена новая программа семинарского преподавания. Решено было «потеснить» общеобразовательные предметы и в первую очередь особенно ненавистную Николаю I философию. Устав потребовал, чтобы из программ духовных семинарий были исключены все «светские познания», а всё преподавание было бы «проницаемо духом церковным». Из изучаемых в семинарии текстов латинских писателей потребовали исключить «места, проникнутые духом языческого мира», а из античной поэзии изъять те произведения, «в которых преобладает страсть и чувствительность». Предписывалось от них «остерегать юные умы; пусть они пленяются словом Писания и с тем вместе пропитываются его духом». На греческом языке дозволялось читать только творения «отцов церкви», а при изучении новых языков «удерживаться от чтения светских сочинений, а также и от сочинений, написанных в духе иноверия». В преподавании гражданской истории предписывалось «избегать усиленного критицизма, неосмотрительного политического направления, порождающего в незрелых умах наклонность к мечтанию судить о том, что не должно подчиняться их суждениям» . В семинариях резко сокращался объем общеобразовательных дисциплин, упразднялась философия.

Весьма показательно свидетельство ректора Вятской духовной семинарии Никодима Казанцева о содержании своей беседы с обер-прокурором Н.А. Протасовым. «Помните, – говорил ему Протасов, – семинария – не академия. Из академий идут профессоры: им много знать нужно. Из семинарий поступают священники по селам. Им надобно знать сельский быт и уметь быть полезным крестьянину даже в его делах житейских... На что такая огромная богословия сельскому священнику? К чему ему нужна философия, наука вольномыслия, вздоров, эгоизма и фанфаронства? На что им тригонометрия, дифференциалы, интегралы? Пусть лучше затвердят хорошенько катехизис, церковный устав, нотное пение и довольно! Высокие науки пусть останутся в академиях». При этом Протасов ссылался на мнение Николая I: «Ты знаешь, – говорил Протасов Никодиму, – когда я напомнил государю, что в духовных семинариях читают философию, государь с гневом и недоумением воскликнул: «Как? У духовных есть философия, эта нечестивая, безбожная, мятежная наука? Изгнать ее!» .

Преподавание философии сохранялось в сильно сокращенном виде лишь в духовных академиях, а в семинариях этот предмет был заменен курсами логики и психологии. По изданной в 1840 г. программе семинарского преподавания в качестве наиболее важных предметов стали пастырское богословие и гомилетика. Вводились и новые предметы, необходимые, по мнению Николая I, для будущих пастырей церковных приходов: преподавание агрономии, медицины, дабы окончившие семинарию при выполнении своих священнических обязанностей могли оказывать элементарную медицинскую помощь на селе и давать сельским прихожанам полезные советы по агрономии. В 1843 г. в духовных семинариях были отобраны 58 «отличных по наукам и благонравию» учеников и направлены в Горыгорецкую агрономическую школу (в Белоруссии). Они должны были пройти там трехгодичный курс агрономии с тем, чтобы преподавать этот предмет в семинариях. В 1845 г. в семинариях, где введен был курс агрономии, этому предмету обучались 4821 человек, а через год уже 6864 . В 1843 г. в семинариях были введены курсы педагогики, а для обладавших способностями к рисованию – иконописание .

В связи с тем, что численность оканчивавших духовные семинарии стала превышать наличие вакантных священнических мест в приходах, в 1842 г. Николай I разрешил принимать выпускников семинарий на государственную службу, отменив существовавшие ограничения. А в 1850 г. по тем же мотивам распоряжением Св. Синода было отменено обязательное обучение сыновей духовенства в духовных школах. В 1851 г. последовало распоряжение Синода об ограничении контингента обучающихся в семинариях.

Быт семинаристов оставался традиционно таковым же, как и в конце XVIII – начале XIX вв. Неимущие (казеннокоштные) семинаристы размещались в казенных общежитиях (бурсах). Распорядок дня в семинарии был таков. Семинаристов поднимали в 6 час. утра, в 7 час. и затем завтрак, до 9 час. подготовка к урокам, с 9 до 12 час. уроки, с часу до двух пополудни – обед, после обеда отдых или прогулка, с 6 до 8 час. вечера «домашние упражнения», в 9 час. ужин и в 10 час. отход ко сну.

В воскресные и праздничные дни все семинаристы непременно должны быть в церкви на богослужении. В свободное время семинаристы могли заниматься чтением книг, но лишь разрешенных начальством, которое строго следило за тем, что читают семинаристы. Рекомендовалось на досуге заниматься пением, но лишь духовного содержания. Отлучаться из общежития в свободное время можно было только с разрешения начальства, к которому каждый увольнявшийся непременно должен был являться. На время каникул – рождественских (с 24 декабря по 7 января), пасхальных (страстная неделя перед Пасхой и светлая после нее) и летних (с 15 июля до 1 сентября) своекоштных семинаристов отпускали к родителям.

Надзор за соблюдением семинаристами предписанных правил возлагался на инспектора семинарии, в помощь которому назначались «благонамеренные» семинаристы из старших классов. Инспектор надзирал и за поведением своекоштных семинаристов, живущих на частных квартирах: регулярно посещал их, следил, не читают ли они запрещенные книги и не заняты ли «недозволенными развлечениями».

В 30-х годах XIX в. стали создаваться специальные школы для обучения дочерей духовенства. Первая такая школа была открыта в 1832 г. в Москве.

В 1843 г. в Царском селе под покровительством великой княжны Ольги Николаевны открылось трехклассное училище для дочерей духовенства. В нем преподавались Закон Божий, церковное пение, русская грамматика, российская и краткая всеобщая история, география, арифметика, каллиграфия, рисование узоров для шитья и «разные рукоделия».

К концу царствования Николая I были открыты 22 женские трехгодичные духовные училища. Кроме духовных и общеобразовательных предметов для обучения девочек домашнему хозяйству в каждом училище положено было иметь огород, сад, скотный двор, птичник. Введено было также обучение воспитанию детей, ухода за больными, ознакомлению со свойствами лекарственных растений .

4. Преобразования в системе духовного образования при Александре II

В начале царствования Александра II, в связи с подготовкой ряда реформ в социальной, административной, судебной и образовательной сферах, был поставлен вопрос и о проведении реформы системы духовного образования. Подготовка и проведение реформ проходили в обстановке общественно-политического подъема в стране. В прессе того времени, духовной и светской, оживленно обсуждались насущные проблемы всех сторон жизни России, в том числе и проблемы положения Русской Православной Церкви, проведения назревших реформ и не в последнюю очередь реформы духовного образования.

Среди многочисленной литературы начала 60-х годов о положении духовенства и состоянии духовной школы особенно горячий отклик получило вышедшее в 1862 г. автобиографическое произведение «Очерки бурсы» Н.Г. Помяловского, бывшего воспитанника духовной школы. В нем писатель с беспощадной прямотой раскрыл бездушную и жестокую атмосферу системы образования и воспитания в духовных училищах.

Первые шаги к подготовке учебно-духовной реформы были предприняты уже в конце 50-х годов. В 1858 г. с целью ознакомления с состоянием духовных учебных заведений на местах Александр II посетил Ярославскую, Вологодскую, Нижегородскую и Литовскую православные духовные семинарии. Одновременно были затребованы мнения ректоров духовных академий и семинарий о необходимых преобразованиях в системе духовных учебных заведений. В 1859 г. на основе присланных ими сведений был составлен Общий Свод, для рассмотрения которого и подготовки проекта реформы по повелению императора был учрежден специальный Комитет при Синоде.

Подготовка проекта проходила сложную бюрократическую процедуру. Проект разрабатывался в Комитете более трех лет. В 1863 г. подготовленный проект был разослан по епархиям для его обсуждения. Изучение и обсуждение проекта на местах заняло еще три года. Для выработки окончательного варианта проекта 19 марта 1866 г. был учрежден под председательством киевского митрополита Арсения (Москвина) новый Комитет при Синоде в составе ректоров духовных академий и университетов, а также четырех протоиереев. Для подготовки окончательного проекта Комитету потребовалось еще более года. Наконец 14 мая 1867 г. представленный императору проект Устава о духовных училищах был утвержден и получил силу закона .

Согласно Уставу отныне в духовные учебные заведения было разрешено принимать детей всех сословий, в том числе и податных. Духовные семинарии получали определенную автономию в решении своих внутренних дел. Существенно расширялось преподавание общеобразовательных дисциплин. Упразднено было деление на главные и второстепенные предметы. Преподавание стало более близким к жизни. Программа обучения в семинарии приближалась к гимназической; тем самым выпускникам семинарий облегчалось поступление в университеты. Устав запрещал применять к семинаристам практиковавшиеся ранее телесные наказания, а также и такие, как «стояние на ногах в классе, совершение земных поклонов, стояние на коленях во время совершения утренней и вечерней молитв, обеда и ужина, оставление после уроков», назначение в виде наказания «физических работ». Но оставлены в качестве мер наказания «голодный стол» (хлеб и вода на несколько дней) и «карцер».

При 6-летнем сроке обучения в семинарии первые два́ года семинаристы находились «на казенном содержании», а последующие четыре казенное содержание предусматривалось лишь для тех, кто дал обязательство по окончании семинарии избрать стезю священнического служения. «Достойным» семинаристам (хорошо успевающим и «примерного поведения») выплачивалась стипендия в размере 90 руб. в год. Предоставление окончившим семинарии права поступать в университеты привело к тому, что «семинаристы устремились в университеты», число поступающих в духовные академии снизилось. Уменьшение желающих по окончании семинарии идти в священники явилось «тревожным симптомом». «Само духовенство все чаще пользовалось правом обучать своих сыновей в гимназиях, чтобы обеспечить им светскую карьеру и избавить от стесненного положения приходского священника или учителя семинарии и духовного училища» . В связи с этим в 1871 г. вновь был введен запрет окончившим семинарии поступать в университеты.

14 мая 1867 г. Александр II утвердил представленное обер-прокурором Св. Синода Л.Д. Толстым «Положение об Учебном комитете при Святейшем Синоде». Прежнее Духовно-учебное управление как излишне «громоздкое» упразднялось на том основании, что по новому уставу духовных семинарий и училищ значительная часть функций по управлению ими отходила на места. Штат образованного при Синоде Учебного комитета сокращался до 10 человек, включая его председателя (духовного лица), существенно суживалась и его компетенция, ограниченная решением дел общего характера .

В 1867 г. началась подготовка нового устава духовных академий. Синод обратился к духовным академиям с предписанием прислать предложения на этот счет. Они прислали свои докладные записки, которые были переданы на изучение особой комиссии, готовившей устав Важную роль в разработке устава играл член этой Комиссии известный ученый-богослов, литовский архиепископ (впоследствии митрополит) Макарий (Булгаков), который отстаивал необходимость предоставления духовной школе «свободного и правильного развития» в соответствии с требованиями времени. 30 мая 1869 г. Устав был утвержден императором .

Особенное внимание обращалось на развитие богословских наук. Отныне в духовную академию могли поступить лица всех сословий, обязательно православного исповедания, с представлением свидетельства (аттестата) об окончании духовной семинарии или классической гимназии. Особое внимание Устав обращал на развитие «высшего образования для просвещенного служения Церкви», что способствовало повышению уровня в академиях богословской науки. Была существенно расширена программа преподавания. Введена была специализация по трем отделениям (или факультетам): богословскому, церковно-историческому и церковно-практическому, при этом во втором и третьем отделениях «небогословские науки» получили преобладание над «богословскими». Все предметы были разделены на общеобразовательные («общеобязательные») и специальные («отделенские»), К первым относились: 1) Священное Писание ; 2) введение в богословие; философия (сюда же входили логика, психология и метафизика); 4) история философии; 5) педагогика; 6) один из древних языков (по выбору студента) и литература на нем; 7) один из современных европейских языков (французский, немецкий или английский). Они преподавались на всех трех отделениях. На богословском отделении изучались: 1) догматика и история догматов, 2) нравственное богословие, 3) сравнительное богословие, патристика, 5) древнееврейский язык, 6) библейская история. На церковно-историческом отделении специальными предметами были: 1) библейская история Ветхого и Нового Заветов, 2) всеобщая церковная история, 3) история Русской Церкви, 4) история и обличение русского раскола, 5) всеобщая светская история, 6) русская история. На церковно-практическом отделении преподавались следующие специальные дисциплины: 1) пастырское богословие, 2) гомилетика, 3) история проповеди в Православной Церкви и на Западе, 4) церковная археология, 5) литургика, 6) церковное право, 7) теоретическое литературоведение – история русской литературы с обзором важнейших произведений зарубежной литературы, 8) русский и другие славянские языки. Устав разрешал вводить и дополнительные предметы.

Все обучение в академиях было рассчитано на 4 года. В течение трех лет студенты проходили полный курс как общеобразовательных, так и специальных дисциплин. По успешном окончании третьего курса студент представлял «квалификационную работу», на основании которой ему присваивалась степень кандидата богословия. На четвертый курс академии допускались лишь получившие все отличные оценки на заключительном экзамене третьего курса. На четвертом курсе студенты под руководством профессоров готовились к преподавательской деятельности в семинариях. При этом студенту предоставлялось право выбора предмета, по которому он специализировался и впоследствии преподавал его в семинарии. Одновременно на четвертом курсе студент сдавал магистерские экзамены и готовил магистерскую диссертацию, после публичной защиты которой получал ученую степень магистра богословия. Ученая степень доктора богословия присуждалась после защиты докторской диссертации и при условии, что соискатель ее уже имел ученую степень магистра богословия.

По уставу 1869 г. духовные академии получали новые штаты преподавателей, а их жалованье приравнивалось к университетскому (согласно университетскому уставу 1863 г.). В каждой академии предусматривалось наличие 9 ординарных и 9 экстраординарных профессоров, 8 доцентов и 3 преподавателей современных иностранных языков. Академия могла иметь и приват-доцентов (число их не устанавливалось) на положении внештатных преподавателей. Для получения должности экстраординарного профессора достаточно было диплома магистра богословия, а ординарного – доктора богословия.

Новый Устав предоставлял академиям значительную самостоятельность – право выбора ректора, профессуры (тайным голосованием). Вопросы управления академией, обучения и воспитания студентов находились в ведении Академического совета, хозяйственная часть – в ведении Правления академии. По новому уставу ректором мог быть и представитель белого духовенства, хотя предпочтение отдавалось лицу в монашеском звании. Богословские предметы преподавали только духовные лица, а общеобразовательные могли преподавать и светские профессора, что способствовало появлению в духовных академиях светской профессуры. Ректора, его помощников (ассистентов), инспектора и профессоров после их избрания утверждал в должности Синод.

Академии получали право устраивать публичные чтения своих профессоров, основывать ученые общества, публиковать научные труды и источники, при этом они не подвергались, как ранее, цензуре. Хотя уставы 1867–1869 гг. предоставляли право поступать в духовные учебные заведения лицам из всех сословий, однако представители не из духовной среды составляли среди учащихся всего 8%.

Согласно уставам духовных училищ и семинарий (1867 г.) и университетскому (1869 г.) окружные академические управления, введенные в 1808 г., упразднялись, и университеты лишались функций быть во главе учебных духовных округов. Семинарии и духовные училища отныне возглавлялись правлениями, состоявшими из представителей преподавательского состава этих семинарий и епархиального духовенства. Из ведения духовных академий изымалась духовная цензура.

В 1868 г. был издан Устав епархиальных женских училищ, расширявший программу преподавания в них и устанавливавший шестилетний срок обучения. Содержание этих училищ возлагалось на епархии. В эти школы за особую плату могли поступать и девушки из недуховных семей. Выпускницы таких школ обычно поступали учительницами в земские и церковно-приходские школы.

5. Духовная школа в конце XIX – начале XX вв.

Контрреформы в царствование Александра III затронули и духовную школу. В начале 80-х годов были изданы новые уставы учебных заведений (в «исправление» уставов 1867–1869 гг.), преследовавшие цель ликвидации автономии духовных академий и семинарий, усиления надзора за студентами академий и семинаристами. Для этого имелись и свои резоны. Новые веяния 60–70-х годов не обошли и духовные учебные заведения. Власти с тревогой отмечали участие в народническом движении студентов духовных академий и семинаристов старших курсов. Беспокоили и факты «нигилизма», и даже «атеизма», замеченные среди учащихся духовных школ. У студентов академий и семинаристов находили «крамольную» литературу социалистического и атеистического содержания. Еще в начале 60-х годов министр народного просвещения А.В. Головнин в одной из «всеподданнейших записок» царю писал: «Духовные школы дали нам известных нигилистов, которые старались распространять самые безобразные, крайние учения» . Это отмечал несколько позднее и московский митрополит Иннокентий (Вениаминов). В своем трактате «Несколько мыслей касательно воспитания духовного юношества» он с тревогой писал: «Дети поступают в [духовные] училища благонравными, а из училища выходят с испорченною нравственностью и совсем не с молитвенным духом... В духовных академиях у нас появились уже вольнодумцы и даже безбожники..., и этот злой дух проявляется уже и в семинаристах» . Проведенные в конце 70-х годов ревизии семинарий обнаружили «снижение церковности учащихся и падение дисциплины». Это явилось одной из серьезнейших причин принятия уже в начале царствования Александра III ряда мер по устранению этих явлений в духовной школе.

В 1881 г. при Синоде была образована комиссия во главе с епископом Сергием (Ляпидевским) для пересмотра уставов духовных учебных заведений 1867–1869 гг. К концу 1883 г. она представила на обсуждение Синода подготовленные ею проекты уставов духовных учебных заведений. После дополнений и исправлений проекты были представлены императору. 20 апреля 1884 г. был утвержден «Устав православных духовных академий» . Этот Устав (его называли «антиуставом») ставил целью не столько научное образование будущего духовенства и учителей Русской Церкви, сколько подготовку политически и конфессионально благонадежного церковно-административного персонала, который должен был к тому же поставлять преподавателей для духовных учебных заведений низшего звена. Устав отменял выборность ректоров и инспекторов, которые снова стали назначаться Синодом. Сокращена компетенция советов духовных академий, из ведения которых был исключен ряд административных, учебных и хозяйственных вопросов. Упразднялись отделения (факультеты). Усиливалась зависимость академий от Синода и тех епархиальных архиереев, в епархиях которых находились академии. С 1884 г. ректорами академий Синод стал назначать только «ученых монахов» (лиц монашеского звания, имевших ученые степени). Отныне кандидатуры на преподавательские должности не выбирались, а представлялись епархиальным архиереем и утверждались Синодом. Все богословские и философские предметы были сделаны обязательными для всех студентов. Остальные предметы были разделены на две группы: словесные (теория словесности и всеобщая история, русский и церковно-славянский языки, палеография, история русской литературы, древнееврейский язык и библейская археология) и исторические (история, разбор западноевропейских исповеданий, история и обличения русского раскола, всеобщая и российская гражданская история). Устанавливались три специальности ученых степеней магистра и доктора: 1) богословия, 2) церковной истории и 3) канонического права.

С введением в действие академического устава 1884 г., как отмечал известный богослов-академик Н.Н. Глубоковский, бывший студентом Московской духовной академии в 1884–1889 гг., наступила эпоха «академической поднадзорности, приведшая к бесправной безответственности при господстве и обилии всяких стеснений» . По уставу 1884 г. епархиальный архиерей получил право «начальственного» наблюдения за направлением преподавания и воспитания в академии. Полномочия преподавательских органов управления – Совета и Правления – были сужены, отменена баллотировка (выборность) при занятии профессорской кафедры, первые административные должности были предоставлены монахам, независимо от их образовательного и даже морального уровня, усилен контроль со стороны ректора академии.

К общеобразовательным предметам были отнесены Введение в курс богословских наук, Священное Писание Ветхого Завета, Священное Писание Нового Завета, библейская история, догматическое богословие, нравственное богословие, пастырское богословие, гомилетика и история проповедничества, педагогика, церковное право, патристика, история церкви, церковная археология и литургика, история философии, логика, психология, метафизика и, кроме того, по шесть предметов первого (словесного) или второго (исторического) специальных отделений, предоставляемых изучению со 2-го курса на выбор учащихся, а также и из древних (греческий или латинский) и один из новых (английский, немецкий, французский) языки. В ряде академий вводились и свои предметы сверх указанных (апологетика в Московской, восточные языки и этнография народов Поволжья в Казанской). Такая многопредметность признавалась главной причиной снижения уровня богословского образования. Высказывались мнения: «Лучше изучить немного, но основательно, чем много и поверхностно».

В учебном плане была отменена специализация по интересующим вопросам, и большинство дисциплин сделаны «общеобразовательными», что сказалось на снижении их научного уровня и основательности знаний студентов. Усилен контроль инспектора и двух его помощников над студентами. Речь шла об усилении церковного контроля за высшими духовно-учебными заведениями, строгой регламентации их научной, учебной и воспитательной жизни, стремление оградить их от «вредного» светского влияния и направить на узко утилитарные церковные нужды. В результате, из 200 выпускников, ежегодно оканчивавших академии, лишь немногие постригались в монашество или рукополагались в священство. Неохотно они шли и на духовно-педагогическое поприще. Несмотря на то, что обучавшиеся четыре года в академии обязаны были шесть лет прослужить в духовном ведомстве, массовое бегство выпускников академий с каждым годом усиливалось . Вместе с тем духовная академия рассматривалась ее воспитанниками как средство «воспользоваться возможностью при казенном содержании выйти в господа, перейти из среды сельского духовенства в более привилегированную – чиновников духовного и светского ведомств» – писал один из ревизоров в 1908 г.

В 1889 г. изданы «Правила для рассмотрения сочинений, представленных на соискание богословский степеней». Они резко стеснили свободу исследований по богословию. «Правила» требовали, чтобы «сочинения заключали в себе такую полноту и определенность изложения, <...> при которой не оставалось бы сомнения в истинности православного учения, а также точность выражений, которые устраняли бы всякий повод к ложным вопросам». Категорически не допускались к защите «такие труды, в которых отрицается хотя бы с видимостью научных оснований, достоверность таких событий, к которым церковное предание и народное верование привыкли относиться как к достоверным». Отменялись публичные диспуты при защите магистерских и докторских диссертаций; ученые степени присваивались на основании отзывов рецензентов. Снизился уровень самих диссертаций, которые превратились в упрощенные компиляции, не дававшие ничего нового и оригинального. Цензурные стеснения привели к тому, что ученые силы в духовных академиях стали сосредотачиваться на вопросах археологических, исторических, филологических, ибо неосторожное выражение или сомнительная мысль могли лишить автора искомой ученой степени .

Ужесточилась духовная цензура, что привело к снижению теоретического уровня богословских исследований. Существенно сужалась компетенция академических советов духовных академий и усиливалась их зависимость от епархиальных архиереев.

22 августа 1884 г. был утвержден и новый «Устав духовных семинарий» . Он также отменял введенную в 1867 г. выборность ректора и инспектора семинарий; в учебную программу вводились новые богословские предметы: библейская история, история русского раскола, сравнительное богословие, апологетика. На философском курсе обзор философских учений был заменен краткой философией и дидактикой. За счет сокращения философии и математики увеличивался курс по русской литературе, расширено преподавание церковного пения. Расширялось преподавание латинского и древнегреческого языков. Изучение новых европейских языков стало факультативным. «Для улучшения религиозно- нравственного воспитания» в семинариях вводилась должность «духовника семинарии». Введена была плата за обучение в семинарии для лиц не из духовного сословия. Введен строгий контроль за библиотеками семинарий. Из них изымались выходившие ранее журналы либерального направления, книги Н.Г. Помяловского, И.М. Сеченова, М.Е. Салтыкова-Щедрина, Н.А. Добролюбова, Н.А. Некрасова, Д.И. Писарева, Виктора Гюго. За чтение этих книг семинаристов сажали в карцер. В уездных духовных училищах усилено было преподавание русского и церковно-славянского языков, а также церковного пения.

Однако предпринимавшиеся для «оздоровления» духовных учебных заведений меры, как показало начало XX столетия, не принесли ожидаемых результатов. Революционные события 1905–1907 гг. затронули семинарии и духовные академии. В их стенах создавались политические организации и кружки. Осенью 1905 г. десятки семинарий и все четыре академии были охвачены забастовками Дело доходило до покушений на ректоров и инспекторов академий и семинарий. «Везде разливался яд протестантского реформаторства и политического либерализма» . Студенты требовали предоставления им совещательного голоса в академии, освобождения от инспекторского надзора, свободы студенческих сходок и собраний, расширения курса светских дисциплин в академической программе, свободной специализации, расширения приема в академии представителей других сословий. Преподаватели также требовали автономии и демократизации академического строя, восстановления выборности ректорской должности, расширения состава Совета и Правления университета.

Правительство пошло на некоторые уступки. Временные правила 1906 г. для духовных академий, принятые под влиянием волнений, начальственное наблюдение архиерея было заменено его попечительством. Для занятия должности ректора допускалось и светское лицо, расширялся академический совет за счет включения в него и представителей младших преподавателей. Совету предоставлялось право окончательного присуждения ученых степеней и самостоятельного решения учебных вопросов.

После поражения революции 1905–1907 гг. власти снова приняли ряд мер по «укреплению» духовной школы. В 1908–1909 гг. Св. Синод провел ревизии духовных учебных заведений. Ревизоры обнаружили в них много «Светского духа и церковного либерализма, упадок дисциплины». Синод поручил Ученому комитету переработать уставы и пересмотреть штаты академий, семинарий и духовных училищ. Особое значение в новых уставах придавалось усилению религиозного и нравственного воспитания.

2 мая 1910 г. был издан новый «Устав духовных академий». В 1912 г. в него были внесены некоторые дополнения. Устав 1910/1912 гг., предусматривал увеличение кафедр в академиях и соответственно расширение штата преподавателей. Были открыты кафедры истории византийской и славянских церквей, введены практические занятия со студентами. Но особое внимание уделялось «религиозному и нравственному воспитанию студентов и укреплению дисциплины». Посещение богослужений стало обязательным и для преподавателей, и для студентов. Ректору университета присваивался епископский сан, а инспектору – сан архимандрита. От преподавателей требовалось читать лекции «в строго православном духе». Отменена была возвращенная в 1906 г. академическая автономия. Повышалась роль инспекторов и их помощников, отвечавших за религиозно-нравственное воспитание и за дисциплинарный надзор за студентами и семинаристами.

В то время из-за нежелания выпускников академий и семинарий избрать себе духовную стезю возникла острая нехватка священников в епархиях. Св. Синод принял решение организовать в Москве, Житомире и Оренбурге специальные пастырские курсы для дьяконов и лиц с незаконченным семинарским образованием; окончившие эти курсы сразу рукополагались в священники .

В 1914 г. в Государственную думу был внесен проект об учреждении в Томске пятой православной духовной академии. Дума одобрила проект, но начавшаяся мировая война помешала его осуществлению.

После Февральской революции 1917 г. Комиссия из представителей духовных академий выработала проект нового устава духовных учебных заведений и представила его на рассмотрение Поместного Собора Русской Православной Церкви 1917–1918 гг. Предусматривалось восстановление принципа выборности, открытый характер преподавания, более детальной специализации, а также допущения в духовные академии женщин на положении «вольнослушальниц».

С установлением советской власти и во исполнение декрета 23 января 1918 г. «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» духовные учебные заведения были закрыты. Однако в начале 20-х годов предпринимались попытки возродить высшую духовную школу. В 1920 г. в Петрограде был открыт Богословский институт, просуществовавший до мая 1923 г., а спустя два года – Высшие богословские курсы, закрытые властями через три года.

Несмотря на неблагоприятные явления в жизни православной духовной школы, обусловленные изменениями в политическом курсе российского самодержавия, заслуги ее в развитии культуры и вообще в духовной жизни страны были несомненны.

Наиболее значительными успехи были в высшем духовном образовании, представленном духовными академиями. За исследуемое столетие численность студентов достигла свыше 900 человек (т.е. утроилась). Академии превратились в крупные центры подготовки педагогических кадров для системы духовного просвещения и развития русского богословия. Они являлись важными (и фактически единственными) центрами разработки богословских наук в России, публиковали фундаментальные исследования, имели свои периодические издания.

Ведущее место в этом плане занимала Московская духовная академия, особенно в разработке патрологии, русской церковной истории в области догматического богословия, канонического права, истории духовной литературы, апологетики, религиозной философии. Академия издавала свой журнал «Богословский вестник».

В Петербургской духовной академии проводились фундаментальные исследования в области догматического богословия, канонического права, истории первых веков христианской церкви, византинологии. С 1821 г. академия издавала богословский журнал «Христианское чтение», в котором публиковались переводы творений отцов церкви, церковно-исторические и богословские сочинения, труды византийских историков, а также античных философов.

В Киевской академии успешно разрабатывались проблемы литургики, гомилетики, сравнительного богословия, истории западных церквей.

Особенностью Казанской духовной академии было ее Миссионерское отделение, на котором преподавались восточные языки, этнография, история ислама, буддизма, миссионерское дело. Много внимания уделялось изучению старообрядчества. Выпускники академии просвещали народы Поволжья и Сибири, а также вели миссионерскую деятельность за пределами России – в Северной Америке, Корее, Японии, Китае. В издаваемом академией журнале «Православный собеседник» печатались материалы деяний вселенских и поместных соборов, памятники древнерусской литературы (например, «Стоглав», произведения Иосифа Волоцкого , Максима Грека). Профессора академии переводили на восточные языки книги Ветхого и Нового Завета, Православный катехизис, богослужебные руководства для русских миссионеров, направляемых в восточные страны.

В системе высшего духовного образования трудились выдающиеся ученые-богословы и историки церкви. Среди них особенно выделялись: ректор Московской духовной академии, богослов и историк церкви протоиерей А.В. Горский, чьи блестящие лекции были так же популярны, как и лекции по русской истории В.О. Ключевского; профессор Петербургской духовной академии В.В. Болотов, которого называли «гордостью русской науки»; профессор Казанской духовной академии П.В. Знаменский – автор многих учебников и глубоких исследований по истории Русской Церкви; профессор той же академии – крупный ученый в области церковного права И.С. Бердников.

Некоторые университетские профессора преподавали и в духовных академиях: так, профессор Казанского университета А.П. Щапов одновременно был и профессором Казанской духовной академии, В.О. Ключевский свой курс русской истории читал и в Московской духовной академии.

Духовная школа занимала солидное место в обшей системе образования в России. Только за 1837–1891 гг. православные духовные учебные заведения окончили 2 млн. 878 тыс. человек, в том числе 28,6тыс. – духовные академии, 850,5тыс. – семинарии и до 2 млн. – епархиальные училища . Система духовного образования подготовила не только большой контингент церковных пастырей и видных церковных деятелей, но и трудившихся на «светском поприще» – в политике, науке, литературе и искусстве. Воспитанниками духовной школы были такие знаменитые люди, как выдающийся государственный деятель М.М.Сперанский, известные историки А.П. Щапов и В.О. Ключевский, общественные деятели и публицисты-демократы Н.Г. Чернышевский и Н.А. Добролюбов, писатели Н.Г. Помяловский, Г.И. Успенский, Н.Н. Златовратский, Д.Н. Мамин-Сибиряк, художники братья A.M. и В.М. Васнецовы.

6. Церковно-приходская школа

Как указывалось выше в этой главе, реформа 1808–1814 гг. в качестве первой ступени духовного образования предусматривала церковно-приходскую школу. Она предназначалась для начального обучения детей и других сословий, в первую очередь податных.

В первой половине XIX в. церковно-приходская школа не получила широкого развития. По данным И.Преображенского, в 1841 г. числилось 2700 церковно-приходских школ с 25 тыс. учеников. Существенный рост церковно-приходских школ начался в 50-х годах XIX в.: в 1851 г. насчитывалось уже 44713 школ с 93350 учениками, а в 1860 г. – соответственно 7 907 и 133 666 . Этому несомненно способствовала обстановка общественно-политического подъема в связи с подготовкой отмены крепостного права и разработкой других реформ Само правительство было заинтересовано в дальнейшем распространении церковно-приходских школ. Александр II, ознакомившись 4 июня 1861 г. с представленными обер-прокурором Синода А.П. Толстым сведениями, выразил свое удовлетворение и распорядился «об успехах по лому делу» доносить ему «ежемесячно». 26 июня 1861 г. последовал указ Синода епархиям об этом, Указ довели до сведения всех приходских священников под расписку, и он принял обязывающий характер «С этого момента открытие церковно-приходских школ приняло лавинообразный характер», – отмечает историк С.В. Римский. Уже в 1861 г. число церковно-приходских школ возросло до 18587, а число учеников в них до 320350 .

18 января 1862 г. Александр II утвердил решение Совета Министров, которым Церкви разрешалось и впредь учреждать церковно-приходские школы. Одновременно и Министерству народного просвещения предписывалось на всей территории страны открывать свои начальные школы, при этом оба ведомства обязывались оказывать друг другу помощь «по мере возможности». Однако Министерство народного просвещения не склонно было отдавать начальное обучение в руки «поповства», которое «может и способно лишь растлевать и губить» . На этой почве возникли серьезные трения между Министерством народного просвещения и духовным ведомством, представители которого считали, что начальное обучение вообще должно принадлежать духовенству, о чем определенно писал Н.П. Гиляров-Платонов в записке «О первоначальном обучении народа», поданной Александру И.

Земская реформа 1864 г. предоставляла земствам заводить свои начальные школы. Таким образом, с 60-х годов в стране официально действовали три типа начальной школы – церковноприходская, министерская и земская. В пореформенный период самостийно возникли и крестьянские «школы грамотности». Они создавались по инициативе крестьян и за свой счет. Распространение таких школ было вызвано, с одной стороны, возросшим стремлением крестьян к образованию, которое всё более осознавалось ими как практическая необходимость, а с другой – недостатком существовавших начальных школ (церковно-приходских, министерских и земских). К тому же эта форма обучения была «дешевле» и более доступна «мужицкому карману»: учеба проходила в крестьянской избе, а непритязательные «учителя» из «захожих грамотеев» (отставных солдат, женщин-"черничек», монахов, «изгнанных из обителей за мирские искушения», а также и самих крестьян, выучившихся грамоте на стороне) довольствовались обычно медными грошами, «теплой печкой и куском хлеба». Разумеется, «качество» такого обучения оставляло желать лучшего, но крестьяне были довольны тем, что такая школа учила сельских детей читать и писать. Численность этих школ быстро росла в 80-х – начале 90-х годов: по официальным данным, в 1884 г. их было зарегистрировано 840, в 1888 г. – 9215, а в 1892 г. – уже 15 143 с 365464 учащимися .

Между тем церковно-приходская школа, начиная с 1864 г., стала стремительно сокращаться, о чем свидетельствуют следующие данные, приведенные С.В. Римским (см. Таблицу 7).

Таблица 7

Церковно-приходская школа в 1863–1881 гг.


Годы Школ Мальчиков Девочек Всего учащихся
1863 21770 344320 61323 405643
1864 22305 363865 63300 427 165
1865 20533 343500 57845 401345
1866 19436 328349 54830 383180
1867 17189 336215 54891 391106
1870 14400 284735 47610 332345
1871 10381 220127 33286 253413
1880 4488 93500 16240 119740
1881 4440 89250 17135 106385

§ 21. Духовное образование после школьной реформы 1867–1869 гг.

Политика Протасова резко обострила возникшее после реформы 1808–1814 гг. недовольство состоянием духовного просвещения и системой воспитания в духовных учебных заведениях. Даже те церковные иерархи, которые в дни своей молодости полностью одобряли принципы реформы 1808–1814 гг., теперь относились к ним скептически, не будучи, однако, согласны и со взглядами на задачи духовного образования Николая I и Протасова. Некоторые из этих иерархов, например митрополиты Филарет Дроздов и Филарет Амфитеатров попали в трудное положение. Осуждая реакционные тенденции в школьной политике николаевской эпохи, они сами же оказывали ей сильную поддержку, исполняя свои обязанности по контролю над духовными учебными заведениями своих епархий. Прежде всего они старались не допустить в науку и на учебные кафедры современные методы критического исследования, к которым имели такую склонность преподаватели богословия. Среди профессуры убежденность в необходимости новой реформы была широко распространена, хотя ясное представление о ее целях отсутствовало. Неуместность простого возврата к идеям реформы 1808–1814 гг. была очевидна даже тем, кто относился к ним с глубоким пониманием; времена настолько изменились, что нужны были какие–то новые подходы к реформированию как учебных программ, так и системы воспитания в целом. Кроме того, из–за недостаточного финансирования невыносимым стало и материальное положение духовных школ. Это относилось в первую очередь к нуждавшимся государственным стипендиатам, состоянию учебных корпусов семинарий и уездных духовных училищ, нищенским окладам учителей, которые покидали свои места в поисках другой работы, и прочим многочисленным недостаткам. В обер–прокурорство Протасова резко усилилась бюрократизация системы духовного образования .

При таком положении вещей становится вполне понятным, почему либеральная внутренняя политика Александра II оказала столь сильное и непосредственное воздействие на духовную школу, да и на настроения духовенства. Последним толчком к реорганизации духовного образования послужили начавшиеся в 60–х гг. коренные реформы светских учебных заведений, сделавшие отставание застывших на николаевском уровне духовных школ особенно заметным. С 1866 г. граф Д. А. Толстой объединил в своем лице должности министра народного просвещения и обер–прокурора Святейшего Синода. Понятно, что он стремился применить принципы реформы светской школы и к области школы духовной. В начале правления Александра II были смягчены цензурные предписания. Начали выходить новые журналы, в том числе и церковные, сразу же выступившие с критикой недостатков в духовно–училищной системе. В 1860 г. митрополит Филарет Дроздов писал, что в критике со стороны общественного мнения «являются мысли односторонние, порывистые, заносчивые. Рассуждающие о России в разных отношениях от крайности самовосхваления переходят к крайности всеосуждения. Вместо скромного обличения несовершенств и недостатков произносятся оскорбительные порицания и грубые насмешки». При этом митрополит призывал, что[*] «следует первоначально нам самим во многом измениться, многое пересоздать и от многого старого и дряхлеющего отрешиться». Удивительна (если принять во внимание взгляды Филарета в целом) следующая мысль: «Хорошо бы, кажется, открыть при университетах факультеты богословия, куда бы могли быть принимаемы без различия состояний окончившие полный круг гимназический (т. е. невзирая на их сословную принадлежность. - И. С.)… самые духовные академии требуют рационального преобразования, в особенности относительно их исключительного положения» . При этом митрополит ни в коем случае не имел в виду радикальной реформы, на которой повсеместно настаивали, а только то, что он называл «разумными мерами». Приблизительно год спустя в письме к обер–прокурору графу А. П. Толстому от 10 февраля 1861 г. по поводу отчетов о заседаниях тогда уже существовавшего Комитета по соображениям о преобразовании духовных училищ и по поводу «рассуждений» профессоров Московской Академии Филарет писал: «Вообще при рассуждениях о преобразовании училищ требует внимания то, что большая часть порицаний, которыми щедро наполнены соображения, по прямому заключению ведут не столько к нужде преобразования уставов, сколько к нужде возбудить в начальниках и наставниках ревность, деятельность, живое усердие и сильное сознание того, что как излишняя холодная строгость, так и человекоугодливая поблажка ученикам суть не добродетели, а пороки» . Здесь в Филарете говорит консервативный политик от культуры. Он искусно использует «самокритику» профессоров, прозвучавшую в ходе страстной дискуссии на темы педагогики, чтобы сдвинуть центр тяжести с нежелательной для него радикальной ревизии уставов, которая могла повлечь за собой перемены в системе обучения и управления, на более нейтральную тему .

В то время как в обществе спорили о коренных преобразованиях, Святейший Синод предпринял кое–какие мелкие усовершенствования учебных программ. В 1858 г. из программы семинарий была изъята геодезия и сокращено преподавание естествознания. В 1865 г. отменили изучение медицины, естествознания и сельского хозяйства, но повысили требования к знанию древних языков и ввели в учебный план педагогику. Важнейшим из мероприятий Святейшего Синода было учреждение в 1860 г. уже упомянутого Комитета по соображениям о преобразовании духовных училищ под председательством Херсонского архиепископа Димитрия Муретова; членом комитета был также профессор А. В. Горский. В начале 1863 г. комитет представил проекты уставов духовных училищ и семинарий, учебных программ семинарий и инструкции для надзирателей в семинарских общежитиях. Эти проекты были разосланы епархиальным архиереям, академиям и семинариям для обсуждения, которое затянулось до 1866 г. В некоторых местах специально для этой цели были организованы комитеты с участием местного духовенства . Назначенный в 1866 г. обер–прокурором граф Д. А. Толстой распустил комитет архиепископа Димитрия «за неимением денежных средств», а затем испросил и получил от императора дополнительные ассигнования на нужды духовных школ в размере 1 500 000 руб., добившись при этом высочайшего согласия на создание нового комитета, который собрался 19 марта 1866 г.; перед ним стояла задача ускоренного проведения реформ . Возглавил комитет Киевский митрополит Арсений Москвин, помощником которого стал Нижегородский епископ Нектарий Надеждин; в остальном комитет состоял из четырех светских и четырех духовных лиц. К последним принадлежал находившийся в дружеских отношениях с обер–прокурором протоиерей И. В. Васильев, выступавший за модернизацию уставов, тогда как Нектарий действовал больше в охранительном духе. Уже к декабрю 1866 г. уставы семинарий и духовных училищ были готовы и отосланы обер–прокурором Д. А. Толстым для просмотра и отзыва митрополиту Филарету. 14 мая 1867 г. представленный Святейшим Синодом проект был утвержден императором. В тот же день император подписал и «Положение об Учебном комитете при Святейшем Синоде», который пришел на смену протасовскому Духовно–учебному управлению .

Это нововведение значительно изменило структуру и круг задач управления духовными учебными заведениями. «Учебный комитет при Святейшем Синоде, - значится в первом параграфе «Положения», - учреждается для обсуждения подлежащих разрешению главного духовного управления вопросов по учебно–педагогической части и для наблюдения посредством ревизий за состоянием сей части в духовно–учебных заведениях». Комитет состоял из президента и девяти духовных и светских членов, из которых шесть являлись постоянными сотрудниками, а три остальных были ревизорами и потому освобождались от участия в заседаниях. Духовных членов назначал Святейший Синод, светские подбирались по рекомендации обер–прокурора. Комитету разрешалось приглашать экспертов с совещательным голосом. Главное отличие от Духовно–учебного управления времен Протасова состояло в том, что деятельность комитета ограничивалась делом образования и воспитания. Инспекции и административная корреспонденция переходили в ведение канцелярии обер–прокурора. Выделены были также хозяйственные и строительные вопросы, переданные в соответствующее подразделение Святейшего Синода. В компетенции комитета оставались: 1) введение новых уставов в духовных учебных заведениях; 2) меры по усовершенствованию этих уставов в случае необходимости; 3) учебные программы, учебные пособия и обработка годовых отчетов, представляемых учебными заведениями; 4) открытие школ для дочерей духовенства; 5) формирование учебных библиотек и издание соответствующих книг. Кроме того, комитет был обязан «обсуждать дела, касающиеся духовного просвещения». Тот факт, что из четырех духовных членов комитета, включая президента, лишь один принадлежал к ученому монашеству, вполне отвечал настроениям в духовенстве и обществе, требовавшим усиленного внимания к приходскому духовенству . Так, бывший профессор Петербургской Академии Д. И. Ростиславов уже на покое анонимно издал в 1866 г. в Лейпциге книгу «Об устройстве духовных училищ в России», где резко критиковал ученое монашество и его господство в духовной школе . Свое влияние оказали, очевидно, и многочисленные статьи и материалы аналогичного содержания; в них проявлялся живой интерес общественности к деятельности обоих комитетов - комитета 1866 г. и его предшественника, подготовительная работа которого и обеспечила скорейшее выполнение поставленных задач.

Согласно опубликованным в 1867 г. Уставам духовных училищ и семинарий, так же как и Уставам академий, вступившим в силу в 1869 г., окружные академические управления, которым до тех пор подчинялись семинарии и духовные училища, упразднялись. По вопросам воспитания и обучения в академиях были учреждены специальные советы, вопросы же хозяйственного свойства решались на заседаниях правлений. Семинарии и духовные училища теперь возглавлялись правлениями, состоявшими из представителей преподавательского состава и епархиального духовенства. Учителя и другие должностные лица становились в определенной своей части выборными. Должности ректоров во всех духовных учебных заведениях, включая академии, были отныне открыты и для белого духовенства.

Реформирование духовных училищ и семинарий началось в 1867/1868 учебном году и закончилось в 1871 г. Очередность определялась прежним делением на академические учебные округа. Сперва в 1868 г. были реформированы уездные духовные училища Петербургского и Киевского округов, затем Московского и Казанского. После этого на очереди и в той же последовательности были семинарии (1870–1871) . Уставы 1867 г. предписывали в каждой епархии открытие такого количества духовных училищ, которое соответствовало местным потребностям. «Духовные училища в каждой епархии под главным управлением Святейшего Синода и ведением епархиального архиерея вверяются ближайшему попечению местного духовенства». Каждая епархия делилась на округа в соответствии с числом училищ. Один представитель духовенства от десяти приходов округа делегировался на происходившие раз или два в год окружные съезды, в которых с правом совещательного голоса могли присутствовать и другие приходские священники округа. К обсуждению на этих съездах допускались любые вопросы, касавшиеся училищ. Кроме того, здесь происходили выборы училищных инспекторов и членов дирекций из духовенства, которые затем утверждались епархиальным архиереем. Помимо таких съездов учебными вопросами ведало правление местной епархиальной семинарии, которое назначало из числа преподавателей семинарии или местного духовенства ревизоров и заботилось об учебных пособиях. Уставы стремились заинтересовать духовных лиц в работе учебных заведений, где их сыновья получали начальное образование, и привлечь к сотрудничеству в общественной и церковной жизни. Большое значение имело право упомянутых съездов обсуждать хозяйственные дела духовных училищ; это в полной мере проявилось, когда только что организованные по инициативе съездов параллельные классы стали получать денежные средства благодаря самообложению приходов и добровольным пожертвованиям. Именно здесь в первую очередь принесли свои плоды начинания 60–х гг. и воодушевление (продолжавшееся, к сожалению, недолго), вызванное у приходского духовенства его включением в общественно–церковную жизнь.

Программа духовных училищ была рассчитана на четыре года. Принимались учащиеся из всех сословий, по окончании училища они имели право поступать не только в семинарии, но и в светские учебные заведения. Во главе духовного училища стояло правление: инспектор, его помощник и два представителя духовенства, избранные на окружном съезде. Инспектор должен был иметь степень не ниже кандидата богословия. В качестве исключения на эту должность допускались также лица, имевшие по меньшей мере шестилетний педагогический стаж или такой же срок священнического служения. Учебная программа включала следующие предметы: библейскую историю Ветхого и Нового Заветов, катехизис, богослужение, церковный устав, русский, церковнославянский, латинский и греческий языки, арифметику, географию, каллиграфию и церковное пение . Благодаря тому, что в окружные духовные училища принимались ученики из всех сословий, они могли в известной степени компенсировать имевшийся тогда недостаток в светских начальных школах.

Одновременно вступал в силу и Устав семинарий, тщательно подготовленный еще комитетом архиепископа Димитрия Муретова: привлекались даже материалы об организации римско–католических семинарий во Франции и православной богословской школы на острове Халки близ Константинополя . Согласно новому Уставу, главной задачей семинарий было «приготовление юношества к служению православной Церкви». При поступлении преимуществом пользовались сыновья духовенства. Оставшиеся места были в равной мере доступны учащимся православного вероисповедания из всех сословий. В старшие, богословские, классы принимались также выпускники светских средних учебных заведений и взрослые, обладавшие определенной начитанностью в церковных вопросах. «Семинарии под главным управлением Святейшего Синода находятся в ближайшем ведении епархиальных архиереев». Число учащихся определялось Святейшим Синодом, но местному духовенству разрешалось в случае необходимости изыскивать средства для открытия дополнительных учебных мест. Епископ имел право в любое время присутствовать на занятиях или экзаменах, а также выносить решения по письменным запросам и докладным запискам правления. В таких случаях он информировал об этом Святейший Синод. Далее, епископу надлежало следить за хозяйственной деятельностью семинарий и защищать их и их собственность перед государственными органами. Ректором семинарии мог быть только магистр или доктор богословия в сане архимандрита или (если он был из белого духовенства) протоиерея; при необходимости в соответствующий сан претендент возводился в момент назначения. В обязанности ректора входил надзор за обучением, воспитанием и ведением хозяйства в семинарии, при этом он не имел права занимать никакой другой должности. Только в виде исключения ректор монашеского звания мог быть одновременно настоятелем монастыря, а именно, в том случае, если семинария помещалась в стенах этого монастыря. Таким образом был положен конец имевшей место до той поры практике, когда ректорам академий и семинарий поручалось настоятельство в отдаленных монастырях, что мешало нормальному исполнению ими обеих должностей. Инспектором мог быть назначен только магистр богословия - в том числе из преподавателей–мирян. Кандидаты на должность ректора и инспектора выдвигались путем выборов на собрании преподавателей, епископ сообщал кандидатуры Святейшему Синоду, который утверждал одну из них. Однако Святейший Синод имел также право назначить кого–либо другого своей волею. Ректор являлся председателем правления, состоявшего из педагогического и административного собраний. В педагогическом собрании под председательством ректора принимали участие: инспектор, семь преподавателей, избранных на общем учительском собрании, и три представителя духовенства епархии, которые выбирались сроком на шесть лет епархиальными съездами и утверждались епископом. В административное собрание входили кроме ректора и инспектора один преподаватель и два духовных лица, выбранных на три года. Решения принимались большинством голосов. Сферы компетенции обоих собраний строго разграничивались, так что административное собрание могло заниматься только хозяйственными вопросами. Протоколы заседаний представлялись епархиальному архиерею.

Все семинарии были обязаны организовать общежития как для казеннокоштных, так и для своекоштных учеников. Сдача выпускного экзамена давала право на место священника. Лучшим ученикам предоставлялась возможность продолжать учебу в академии. Поступить в семинарию могли юноши в возрасте от 14 лет, закончившие духовное училище; получившие домашнее образование должны были сдавать приемные экзамены, но в старший класс они не принимались. Программа всех шести классов включала в себя: 1) толкование Священного Писания Ветхого и Нового Заветов; 2) общую и русскую церковную историю; 3) богословие - введение в богословие, догматику и этику; 4) практическое пастырское богословие; 5) гомилетику; 6) литургику; 7) русскую литературу и историю литературы; 8) светскую историю, как всеобщую, так и русскую; 9) математику (алгебру, геометрию, тригонометрию) и основы пасхалии; 10) физику и основы космографии; 11) философию (логику, психологию, обзор философских систем и педагогику); 12) языки: латынь, греческий, французский и немецкий; 13) церковное пение. Преподавание древнееврейского языка и иконописания было факультативным. Французский или немецкий языки изучались по выбору. Перевод в следующий класс происходил на основе годового переходного экзамена. Воспитание, согласно Уставу, должно было осуществляться в духе православной Церкви. Ученики обязаны были посещать богослужения, ежегодно причащаться и соблюдать предписанные Церковью посты. В общежитиях казеннокоштные учащиеся находились на полном пансионе, тогда как остальные должны были вносить плату, которая устанавливалась правлением и в зависимости от местных условий в разных семинариях была весьма различной. Одежда семинаристов была единообразной, но специальной формы пока еще не было .

Внимательное сравнение новых учебных программ с прежними показывает, что из них были вычеркнуты часть естественных наук, медицина, сельское хозяйство, катехизис, библейская история, апологетика и патрология. Новыми предметами стали введение в богословие и педагогика. Расширилось преподавание литургики, гомилетики и Священного Писания, но главным образом - древних языков. На этом особенно настаивал обер–прокурор граф Д. А. Толстой, в 1868 г. докладывавший императору, что явно обновляется классическое образование, одна из существеннейших основ человеческой культуры, пришедшее в полный упадок в духовных учебных заведениях .

К реформированию духовных училищ и семинарий приступили уже осенью 1867 г., вместе с началом занятий. Принципы реформы, предоставлявшие широкие возможности местному духовенству, тотчас нашли живейший отклик. Съезды духовенства, прошедшие почти во всех епархиях, показали, как глубоко его интересовали проблемы школы, с какой серьезностью и чувством ответственности оно отнеслось к своей новой, более активной роли. Поток статей в духовных журналах очень скоро наглядно продемонстрировал, что распространявшееся отдельными брошюрами в начале 60–х гг. представление о малообразованном и нравственно опустившемся духовенстве было сильно преувеличено. Во многих епархиях духовенство проявило большую жертвенность, добровольно пойдя на отчисления из своего скромного жалованья и из приходских доходов для создания дополнительных учебных мест, а также на ремонт семинарских и училищных зданий; составлялись предварительные сметы для постройки новых школ. В Тамбовской епархии, например, отнюдь не богатой, духовенство собрало на содержание параллельных классов тамошней семинарии весьма значительную по тем временам сумму в 30 000 руб.

Состояние семинарских зданий было критическим. За десятилетие с 1867 по 1877 г. из средств, предназначенных для духовного образования, 3,5 млн руб. было ассигновано на строительство. Новый Устав предусматривал также повышение преподавательского жалованья и сумм на содержание казеннокоштных учащихся. В период до 1871 г. духовно–училищный фонд получил от казны 1,5 млн руб., а начиная с этого года платежи поступали регулярно каждый год. Со времени реформы 1867–1869 гг. духовно–училищный фонд составлял лишь небольшую часть тех сумм, которые предназначались на нужды духовного образования в целом и поступали в бюджет Святейшего Синода из государственной казны. Император распорядился также, чтобы в фонд шли впредь и доходы от продажи свечей в кладбищенских и военных церквах, которые ранее были освобождены от этого сбора. В 1870 г. было предписано, чтобы в училищный фонд отчислялся определенный процент от совокупных сборов с продажи церковных свечей, с церковных кружек и др.

В 1868 г. был опубликован и новый Устав епархиальных женских училищ. Их учебные программы были несколько обширнее, нежели программы духовных училищ, и рассчитаны на шесть лет. Преподавалась всеобщая и русская история, греческий и латинский языки были исключены, а вместо Священного Писания изучалась библейская история, и т. п., дополнительным предметом вводилось рукоделие. Сверх того, разрешалось открывать подготовительные и педагогические классы, если духовенство желало этого и гарантировало дополнительные средства. Содержание епархиальных женских училищ, как правило, целиком ложилось на епархии, подчинялись они епархиальным съездам и епархиальным архиереям. К концу правления императора Александра II существовало уже 47 таких училищ, из которых 12 содержались непосредственно на средства Святейшего Синода. Их значение для народного образования было тем больше, что туда за особую плату могли поступать и девушки из недуховных сословий. Их выпускницы плодотворно трудились, учительствуя в церковноприходских школах, число которых резко увеличилось при Александре III, а также в земских школах и других учебных заведениях. Жаль, что в русской исторической литературе их подвижническая деятельность до сих пор осталась практически без внимания .

До реформы имелось 50 семинарий с 11 620 учащимися и 186 духовных училищ с 36 610 учениками. В ходе реформы к 1871 г. были открыты три новых духовных училища и одна семинария (Донская семинария в Новочеркасске). Число семинаристов достигло 13 385, тогда как количество учеников духовных училищ, напротив, упало до 27 053, так как духовенство под влиянием общественного мнения стало чаще отдавать своих детей в светские учебные заведения, главным образом в гимназии .

В 1867 г. Святейший Синод предложил духовным академиям высказаться по поводу намеченной реформы уставов. Докладные записки академий были переданы на изучение особой комиссии под председательством Нижегородского архиепископа Нектария. В комиссию входил также Макарий Булгаков. «Академический Устав 1869 года, принесший столько блага нашей Церкви и особенно духовной науке, несмотря на весьма кратковременное свое существование, явился в окончательном своем виде в свет благодаря энергичной защите принципов его Макарием Булгаковым, - так пишет биограф последнего. - Макарий Булгаков смело и твердо отстаивал необходимость предоставления нашей духовной школе свободного и правильного развития, в полном соответствии с духом и требованиями того времени» . Защищавшиеся Макарием принципы, до известной степени либеральные, явились причиной недолговечности изданного 30 мая 1869 г. нового Устава, который уже в 1884 г. был заменен так называемым «антиуставом» .

Этот Устав 1869 г. значительно отличался от Устава 1808 г. и по форме был аналогичен Уставу семинарий. Ранее задача академий состояла в подготовке молодежи духовного звания к занятию высших церковных должностей и преподаванию в семинариях, а также в просвещении духовенства. Новый Устав требовал от академий «давать высшее образование для просвещенного служения Церкви и заботиться о подготовке преподавателей для духовных учебных заведений». На практике особенно серьезное внимание обращалось на первое из этих требований, которое предполагало развитие богословской науки. С изданием Устава 1869 г. во всех областях богословия началась плодотворная работа. Наконец нашли полное признание фундаментальные методы научной критики, до сих пор подавлявшиеся из боязни вольнодумства и духовной самостоятельности ученых. Этой тенденцией Устав обязан своим составителям, в число которых наряду с Макарием Булгаковым входили и люди, хорошо знакомые с западноевропейским богословием, стремившиеся ввести его методы в русских академиях. Умерший в 1919 г. профессор А. Л. Катанский, который окончил академию еще до Устава 1869 г., а свою продлившуюся несколько десятилетий деятельность ученого и преподавателя академии начал уже после его выхода, в своих воспоминаниях так описывает атмосферу возникновения Устава, его прием студентами и профессорами, а также последствия его ограничения реформами 1884 и 1910 гг., т. е. все, чему он сам был свидетелем: «Главным двигателем преобразования был тогдашний обер–прокурор Святейшего Синода (с 1865 г.) граф Д. А. Толстой… Но душою комитета был не председатель (митрополит Арсений Москвин. - Ред.), человек ничем не выдающийся, кроме полного сочувствия делу преобразования, и потому persona grata у графа Д. А. Толстого, а члены комитета, в особенности председатель Духовного учебного комитета протоиерей И. В. Васильев и ректор Петроградской Академии протоиерей И. П. Янышев. Оба они горячо были преданы делу преобразования и являлись прекрасными, весьма сведущими представителями постановки высшего богословского образования на Западе: протоиерей И. В. Васильев - в римско–католическом мире, протоиерей И. П. Янышев - в протестантском… Прочие члены комитета были также в своем роде люди замечательные… Так, трудами упомянутых лиц и выработан был высочайше утвержденный 30 мая 1869 г. Устав духовных академий со всеми его особенностями. Одной из главных была специализация и разделение преподаваемых наук на три группы, или отделения: богословское, церковно–историческое и церковно–практическое… Слабые стороны такого учебного плана скоро были замечены. Это - преобладание небогословских наук пред богословскими в двух по крайней мере отделениях: церковно–историческом и церковно–практическом, недостаток полноты богословского образования студентов… Идея специализации духовно–академического образования носилась, так сказать, в воздухе тогдашнего времени и находила почти общее признание… После введения в действие новый учебный план Устава 1869 г. принес много добрых и ценных плодов. Студенты стали несравненно серьезнее, чем прежде, относиться к изучению наук, в особенности отделенских… Вообще во всех классных занятиях прошла какая–то бодрая, живая струя. Тем досаднее была явная крайность в проведении прекрасного и благодетельного, в сущности, принципа специализации, являлось предчувствие недолговечности нового Устава и сильное опасение возврата к прежнему академическому строю, что потом, к сожалению, и случилось в 1884 г.»

В новом Уставе предметы были разделены на общеобязательные и отделенские, т. е. изучавшиеся на одном из трех вышеназванных отделений. К общеобязательным относились: 1) Священное Писание; 2) введение в богословие; 3) философия (логика, психология и метафизика); 4) история философии; 5) педагогика; 6) один из древних языков и литература на нем; 7) один из современных языков (французский, немецкий или английский). На богословском отделении изучались: 1) догматика и история догматов; 2) нравственное богословие; 3) сравнительное богословие; 4) патристика; 5) древнееврейский язык; 6) библейская археология. Следующие предметы были специальными на церковно–историческом отделении: 1) библейская история Ветхого и Нового Заветов; 2) всеобщая церковная история; 3) история Русской Церкви; 4) история и обличение русского раскола; 5) всеобщая светская история; 6) русская история. Соответственно на церковно–практическом отделении: 1) пастырское богословие; 2) гомилетика; 3) история проповеди в православной Церкви и на Западе; 4) церковная археология; 5) литургика; 6) церковное право; 7) теоретическое литературоведение и история русской литературы с обзором важнейших произведений зарубежных литератур; 8) русский и другие славянские языки. Устав разрешал с согласия Святейшего Синода вводить дополнительные предметы. Так, например, в Московской Духовной Академии вместо упраздненной кафедры физики и математики профессор Д. Ф. Голубинский (сын протоиерея Ф. А. Голубинского) основал кафедру естественнонаучной апологетики . Обучение было рассчитано на четыре года. Все перечисленные дисциплины, как общеобязательные, так и входящие в программу отделений, проходились за три учебных года. По успешном окончании третьего курса студенту на основании квалификационной работы присваивалась степень кандидата богословия. На четвертый курс академии допускались лишь получившие отличные оценки на заключительном экзамене третьего курса. На четвертом курсе читались специальные практические лекции и под руководством профессоров студенты готовились к преподавательской деятельности в семинариях. При этом каждый студент мог выбирать интересующие его дисциплины - существенное улучшение сравнительно с прежним положением, когда личные интересы учащихся при выборе сферы преподавания во внимание не принимались. В то же время на четвертом году обучения писалась магистерская диссертация по избранной студентом специальности; после ее публичной защиты студент получал степень магистра богословия. Защита докторской диссертации давала право на ученую степень доктора богословия. Экзамены как по общеобязательным предметам, так и по специальным предметам отделений были устными. Это же правило имело силу и для экстернов, желавших получить академический диплом или ученую степень; представлять магистерскую диссертацию они также имели право не ранее чем через год. При поступлении в академию предъявлялось свидетельство об успешном окончании семинарии или гимназии.

Преподавательский состав академии включал девять ординарных и восемь экстраординарных профессоров, восемь доцентов и трех преподавателей современных языков, кроме того, Устав допускал привлечение приват–доцентов. Так, по философии и истории философии предусматривалось три преподавателя, из которых один должен был быть ординарным профессором. Чтение лекций по важнейшим богословским дисциплинам также предоставлялось ординарным профессорам. Приват–доценты являлись внештатными преподавателями, которые готовились занять должность доцента или профессора. Для получения ординарной профессуры требовалась ученая степень доктора, а экстраординарной - магистра богословия по одной из академических дисциплин. То же условие действовало и в отношении небогословских дисциплин: в этом случае будущий ординарный профессор представлял докторский диплом одного из русских университетов. В целом новый Устав предполагал значительное повышение квалификации преподавательского состава. Кафедры формировались путем тайного голосования, в котором принимали участие все члены академического совета. Не известные совету соискатели из других высших школ должны были читать пробные лекции.

Хотя новый Устав предоставлял академиям большую самостоятельность, он все же сохранил и верховное руководство над ними Святейшего Синода, и опеку со стороны соответствующих епархиальных архиереев. Последние должны были заботиться об учебном процессе во всем его объеме, они председательствовали на научных заседаниях академического совета и на экзаменах. Архиерейский надзор распространялся и на внутренний распорядок академии. Вопросы управления академией, а также обучения и воспитания, находились в ведении академического совета, хозяйственные вопросы были компетенцией правления. Членами академического совета являлись: ректор (председатель), три его ассистента по учебным делам, инспектор и по два ординарных профессора от каждого отделения. Наиболее важные вопросы преподавания и воспитания решал не совет, а общее собрание, состоявшее из всех ординарных и экстраординарных профессоров. На таких собраниях происходили, в частности, выборы для замещения вакансий на кафедрах. Правление академии состояло из ректора (председателя), инспектора, трех ассистентов от отделений и эконома, исполнявшего свою должность на общественных началах. В качестве более высокой инстанции выступал епархиальный архиерей, а наивысшей - Святейший Синод. Епископ имел право делать запросы председателю совета, тогда как последний должен был представлять для сведения епископа отчеты о заседаниях и протоколы. До реформы 1869 г. при назначении ректора епархиальный архиерей выдвигал на усмотрение Святейшего Синода одного, а собрание академии - двух кандидатов, причем Синод практически всегда высказывался в пользу кандидата из монашеского звания и имевшего степень магистра. По новому Уставу ректором должно было быть лицо духовное, т. е. он мог принадлежать и к белому духовенству, что отныне часто и случалось. Условием было обладание степенью доктора богословия и чтение лекций в академии по одному из учебных предметов. В надзоре за студентами, который также входил в обязанности ректора, последний опирался на инспектора из числа профессоров. В делах обучения и воспитания ему помогали три ассистента, являвшиеся своего рода деканами отделений. Наиболее важные вопросы решались не единолично ректором, а академическим советом. Замещение должностей ректора, его ассистентов, инспектора и профессоров утверждалось Святейшим Синодом. На каждом отделении академии имелась комиссия из преподавателей для обсуждения вопросов, касавшихся отделения, окончательное решение по которым выносилось академическим советом.

Согласно Уставу 1869 г., в академию могли быть приняты лица любого сословия, если они были православного вероисповедания, представили свидетельство об окончании семинарии или классической гимназии и выдержали экзамен. Академический совет имел право допускать к лекциям и вольнослушателей. Неимущие студенты при хорошей успеваемости могли учиться на казенный счет, а также жить в академии и получать стипендию. По окончании академии они должны были отслужить учителями по полтора года за каждый год обучения и только тогда при желании могли переходить на службу в другое ведомство.

В Казанской Духовной Академии для миссионерской деятельности среди буддистов и мусульман были организованы факультативные специальные лекции, читавшиеся штатными преподавателями.

Одновременно с Уставом академии получили и новые штаты, принесшие значительное увеличение профессорского жалованья, которое было уравнено с жалованьем университетских профессоров .

С дозволения Святейшего Синода академии получили право устраивать публичные чтения своих профессоров. Далее, разрешалось основывать ученые общества, а также публиковать научные труды профессоров и сборники источников и материалов для изучения христианства. При этом было достаточно внутренней цензуры самой академии. Прежнее положение, согласно которому сочинения профессоров подлежали общей духовной цензуре, было отменено.

В ходе подготовки нового Устава Святейшим Синодом изучался вопрос об учреждении пятой духовной академии в Вильне, о чем как о средстве борьбы против католицизма и укрепления православия в западных областях ходатайствовал в 1863 г. перед императором генерал–губернатор М. Н. Муравьев. Когда в 1864 г. по этому вопросу обратились к мнению митрополита Филарета, тот высказался против такого шага, считая, что, во–первых, преподавателей не хватает даже для существующих четырех академий, а во–вторых, для осуществления целей, указанных Муравьевым, гораздо важнее иметь хороших приходских священников, которых могут подготовить и семинарии .

Впоследствии свои действия активизировали не только защитники, но и противники нового академического Устава. Одним из наиболее резких его критиков был Казанский архиепископ Антоний Амфитеатров . Митрополит Филарет был особенно недоволен Уставом семинарий. Несколько позднее Тверской архиепископ Савва Тихомиров направил незадолго до того назначенному обер–прокурору К. П. Победоносцеву несколько писем, полных горькой критики, которые подлили масла в огонь и, насколько это было возможно, еще более усилили отрицательное отношение обер–прокурора к проведенным преобразованиям . Наряду с несомненно положительными результатами, а именно блестящим взлетом богословской науки вскоре отчетливо дали о себе знать и недостатки нового академического Устава: академии превратились в своего рода институты по выращиванию ученых богословов, чрезвычайно же важная задача подготовки научно образованного духовенства отступила на задний план. Именно на это и была направлена основная критика противников Устава .

Устав 1869 г. открыл белому духовенству доступ к ректорству в академиях, ликвидировав тем самым гегемонию ученого монашества. Обер–прокурор граф Д. А. Толстой, противник ученого монашества, способствовал назначению представителей белого духовенства на должности ректоров. Так, ректором Петербургской Академии стал протоиерей И. Л. Янышев (1866–1883), вступивший в должность еще до появления нового Устава. Московскую Академию с 1864 г. и до самой смерти в 1875 г. возглавлял протоиерей профессор А. В. Горский. После недолгого ректорства архимандрита Михаила Лузина (1876–1878), ректором здесь стал протоиерей С. К. Смирнов (1878–1886), оставивший должность после реформы 1884 г. Ректором Казанской Академии с 1871 по 1895 г. был протоиерей А. П. Владимирский . Существенно увеличилось в академиях и число светских профессоров, и даже контрреформа 1884 г. не могла уже изменить этого положения. Специализация высшего образования позволила профессорам заранее готовить себе смену из наиболее способных учеников, которые по окончании академии оставались в ней - поначалу в качестве доцентов. Все эти факторы значительно ослабляли позиции ученого монашества в духовных академиях.

б) В 1881 г. на престол вступил Александр III, что означало скорый конец уставов 1867–1869 гг. Обер–прокурор К. П. Победоносцев вполне разделял недоверчивое отношение императора ко всем преобразованиям 60–х гг. Официозный историк Русской Церкви С. Рункевич называет предпринятые тогда меры «поправкой» уставов . Решиться на такого рода «поправку» Победоносцеву было тем легче, что ему была хорошо известна консервативная позиция епископов: приступая к «поправке», он тем самым как бы внимал «голосу Церкви». В 1882 г. был учрежден новый комитет для обсуждения уставов духовных учебных заведений, главой которого стал консервативный Кишиневский архиепископ Сергий Ляпидевский . При этом Победоносцев вовсе не был расположен к ученому монашеству, положение которого внутри иерархии он старался подорвать, чтобы исключить всякую возможность сопротивления своему авторитарному церковно–политическому режиму. Именно этим объясняется включение в число членов нового комитета светской профессуры духовных академий - шаг, который на первый взгляд выглядит либеральным . Работа комитета была завершена к концу 1883 г. и представлена на обсуждение и утверждение Святейшего Синода. Ход обсуждения описывает в своем дневнике Тверской архиепископ Савва Тихомиров: «Преосвященный митрополит Московский Иоанникий (член Святейшего Синода. - И. С.) частным образом пригласил Холмско–Варшавского преосвященного Леонтия (Лебединского, также члена Синода. - И. С.) и меня образовать комиссию для пересмотра проекта Устава православных духовных академий, составленного в 1883 г. комитетом, состоявшим под председательством преосвященного Сергия, архиепископа Кишиневского. К нам присоединен был обер–прокурором Святейшего Синода директор его канцелярии… Заседания нашей комиссии происходили на Троицком подворье в покоях митрополита. Они начались 24 января и продолжались до 16 февраля. В продолжение пяти–шести заседаний нами внимательно рассмотрен был проект Устава и в нем сделано было немало изменений и дополнений, но при этом немало было и словопрений. По некоторым вопросам я не был согласен с прочими членами комиссии и просил свои мысли представить на благоусмотрение Святейшего Синода, но мое заявление оставлено было без внимания. По окончании заседаний в конце сырной недели предложено было еще раз собраться на второй неделе Великого поста для окончания суждения о сделанных нами замечаниях на проект Устава; но это, неизвестно мне почему, осталось без исполнения. Между тем в конце поста составленный нами проект Устава академий внесен был митрополитом Иоанникием в Святейший Синод для подписания. Митрополиты Исидор и Платон подписали, не заглянувши даже в переписанную набело тетрадь; преосвященный Ярославский Ионафан, не участвовавший в нашей комиссии, хотел бы прочитать этот проект, но ему это не удалось (? - И. С.). Таким образом подписанный членами Синода проект представлен был чрез обер–прокурора на Высочайшее воззрение и 20 апреля 1884 г. был утвержден. Так–то совершаются у нас столь важные церковно–государственные реформы» . Затем, 22 августа 1884 г., император подписал и новый Устав семинарий . Вместе с новыми уставами канцелярия обер–прокурора опубликовала «Разъяснения к проекту Устава православных духовных академий» (СПб., 1884). На первой же странице объявляется, что цель нового Устава состоит в упрощении порядка управления академиями, более целесообразном разграничении сфер деятельности органов управления и упрочении административной власти каждого из них. Это означало возврат к известным взглядам митрополита Филарета. Такую же тенденцию, направленную на упразднение самоуправления и выборного начала в духовных учебных заведениях, обнаруживает и Устав семинарий 1884 г. По сравнению с Уставом 1867 г. здесь значительно расширены полномочия епархиальных архиереев по отношению к семинариям. Кроме того, в § 14 добавлено, что епископ «имеет высшее наблюдение за направлением преподавания, воспитанием учащихся и вообще за исполнением в семинарии сего Устава». § 23 отменяет выборность ректоров, которые теперь снова назначаются; инспектор также не избирается, а назначается Святейшим Синодом. В § 92 устанавливается, что оба члена педагогического собрания семинарии из числа духовенства, до тех пор избиравшиеся, отныне назначаются епархиальным архиереем. В учебную программу вводятся такие новые предметы: библейская история, история русского раскола и апологетика, а сверх того - еще сравнительное богословие и тригонометрия. В курсе философии сохраняются логика и психология, а обзор философских учений и педагогика заменяются основами и краткой историей философии и дидактикой. Число часов по русской литературе увеличивается за счет философии, математики и древних языков. Изучение новых языков становится факультативным. В интересах религиозно–нравственного воспитания усиливается преподавание церковного пения и вводится должность семинарского духовника. Семинария, как читаем в § 1, является «учебно–воспитательным заведением для приготовления юношества к служению православной Церкви», т. е. к занятию низших ступеней церковной иерархии, в то время как в Уставе 1814 г. ставилась цель дать образование молодежи из духовного сословия .

Те же принципы характерны и для Устава академий, имевших целью «доставлять высшее богословское образование в духе православия для просвещенного служения в Церкви на пастырском, духовно–учебном и других поприщах деятельности» . Усилилась зависимость академий от епархиальных архиереев, которым поручалось попечение над ними в роли начальствующих. Хотя теоретически белое духовенство сохраняло доступ к ректорству, фактически после 1884 г. Святейший Синод назначал ректорами академий только ученых монахов. Теперь ректор не обязан был занимать профессорской должности, достаточно было, чтобы он просто преподавал какую–либо богословскую дисциплину. Рекомендовалось, чтобы инспектор и его помощник были из духовного сословия. Кандидатуры на замещение вакантных кафедр утверждал Святейший Синод по представлению епископа; условием, как и прежде, являлось наличие ученой степени. Компетенция академического совета и правления была сужена, укрепилась их зависимость от епархиального архиерея.

3.2.4. Духовное образование в Антиохийской Церкви В Баламандском монастыре действует Православный университет, а также Семинария св. Иоанна Дамаскина. Имеются также арабские учебные заведения в Дамаске, Эмесе (Хомсе), Лаодикии, колледжи в Триполи, Баламанде и

Из книги Документы Архиерейского Собора РПЦ, 2011 год автора

Из книги История русской церкви (Синодальный период) автора Цыпин Владислав

8.2.4. Духовное образование в Болгарской Церкви Среди учебных заведений необходимо отметить две семинарии в Софии и Пловдиве, Богословский факультет Тырновского университета и Богословский факультет Софийского университета св. Климента Охридского, преобразованный из

Из книги Православное богословие на рубеже столетий автора Алфеев Иларион

11.2.4. Духовное образование в Албанской Церкви До лихолетий Албанская Православная Церковь имела две духовные семинарии: в Тиране и Корче. В начале нового тысячелетия в Албании осталось только 4 священника, которые видели процветание Албанской Православной Церкви до

Из книги Русская идея: иное видение человека автора Шпидлик Томас

Глава V. Духовное образование

Из книги Статьи и лекции автора Осипов Алексей Ильич

§ 19. Духовное образование до школьной реформы 1808–1814 гг. а) В Московском государстве XVII в. уровень образования духовенства был совершенно неудовлетворительным, хотя сама идея о необходимости духовных учебных заведений для подготовки приходского духовенства находила

Из книги Святитель Тихон. Патриарх Московский и всея России автора Маркова Анна А.

§ 20. Духовное образование от школьной реформы 1808–1814 гг. до 1867 г. а) В XIX в. в области духовного образования был проведен целый ряд реформ, имевших наряду с положительными и отрицательные последствия. Последние объясняются отчасти тем, что изначально каждая отдельная

Из книги Слово Предстоятеля (2009-2011). Собрание трудов. Серия 1. Том 1 автора

Духовное образование и богословская наука В истекшем году Учебным комитетом была доработана модель духовного образования. Эта модель предполагает переход с двухуровневой на трехуровневую систему образования: бакалавриат, магистратуру и аспирантуру.Бакалавриат - это,

Из книги автора

Из книги автора

1) Духовное образование Перейдем ко второй части нашего очерка - обзору взглядов архимандрита Киприана на ученость и образование. Этот обзор следует начать с его оценки духовного образования в дореволюционной России. То, что пишет на эту тему отец Киприан, не утратило

Из книги автора

Духовное образование Сердцеведение - это «видение» личности. Но начало всякого духовного вйдения - это вера. А вера, даже если она металогична, не «а–ло–гична»: она предполагает определенную культуру, чтение книг. И это отличительная черта русского старчества. Если

Из книги автора

Русское духовное образование Нет необходимости обосновывать ту простую истину, что образование является одним из тех краеугольных камней, на которых стоит и строится само бытие народа во всем многообразии сторон его жизни. Если же говорить об образовании духовном, то

Из книги автора

Из книги автора

Духовное образование Одной из приоритетных задач, стоящих перед нами, является завершение реформирования системы духовного образования. В решении этой проблемы мы должны исходить из тех целей, которые стоят перед духовным образованием. Это, во-первых, подготовка

Из книги автора

Образование и духовное просвещение Ныне мы с удовлетворением констатируем постепенное возрождение древних богатых традиций монастырского образования и монастырской учености.Духовные семинарии и училища, воскресные школы, богословские и катехизаторские курсы,