Андрей белый автобиография. Андрей Белый (Борис Николаевич Бугаев). Биографическая справка. Поэты России ХХ век. Андрей Белый

, стиховед ; один из ведущих деятелей русского символизма и модернизма в целом.

Биография

В 1899 году по настоянию отца поступил на естественное отделение физико-математического факультета Московского университета . С юношеских лет пытался соединить художественно-мистические настроения с позитивизмом , со стремлением к точным наукам. В университете он работает по зоологии беспозвоночных, изучает труды Дарвина , химию, но не пропускает ни одного номера «Мира искусства ». Осенью 1899 года Борис, по его выражению, «всецело отдается фразе, слогу».

В декабре 1901 года Белый знакомится со «старшими символистами» - Брюсовым, Мережковским и Гиппиус. Осенью 1903 года вокруг Андрея Белого организовался литературный кружок, получивший название «Аргонавты » . В 1904 году «аргонавты» собирались на квартире у Астрова . На одном из заседаний кружка было предложено издать литературно-философский сборник под названием «Свободная совесть», и в 1906 году вышли две книги этого сборника.

В 1903 году Белый вступил в переписку с Александром Блоком , а через год состоялось их личное знакомство. До этого, в 1903 году он с отличием окончил университет. С момента основания журнала «Весы » в январе 1904 года Андрей Белый стал тесно сотрудничать с ним. Осенью 1904 года поступил на историко-филологический факультет Московского университета , выбрав руководителем Б. А. Фохта ; однако в 1905 году прекратил посещать занятия, в 1906 году подал прошение об отчислении и стал заниматься исключительно литературной работой.

После мучительного разрыва с Блоком и его женой Любовью Менделеевой Белый полгода жил за рубежом. В 1909 году стал одним из сооснователей издательства «Мусагет ». В 1911 году совершил ряд путешествий через Сицилию - Тунис - Египет - Палестину (описано в «Путевых заметках»). В 1910 г. Бугаев, опираясь на владение математическими методами, читал начинающим поэтам лекции о просодии - по словам Д. Мирского , «дата, с которой можно отсчитывать само существование русского стиховедения как отрасли науки» .

С 1912 года редактировал журнал «Труды и дни », основной темой которого были теоретические вопросы эстетики символизма. В 1912 в Берлине он познакомился с Рудольфом Штейнером , стал его учеником и без оглядки отдался своему ученичеству и антропософии . Фактически отойдя от прежнего круга писателей, работал над прозаическими произведениями. Когда разразилась война 1914 года, Штейнер со своими учениками, в том числе и с Андреем Белым, находились в швейцарском Дорнахе , где начиналось строительство Гётеанума . Этот храм строился собственными руками учеников и последователей Штейнера. Перед началом Первой Мировой войны А. Белый посетил могилу Фридриха Ницше в деревушке Рёккен под Лейпцигом и мыс Аркона на острове Рюген .

В 1916 году Б. Н. Бугаев был вызван в Россию «для проверки своего отношения к воинской повинности» и кружным путём через Францию, Англию, Норвегию и Швецию прибыл в Россию. Жена за ним не последовала. После Октябрьской революции он вёл занятия по теории поэзии и прозы в московском Пролеткульте среди молодых пролетарских писателей.

С конца 1919 г. Белый задумывался о возвращении к жене в Дорнах, за границу его выпустили только в начале сентября 1921 г. Из объяснения с Асей стало ясно, что продолжение совместной семейной жизни невозможно. Владислав Ходасевич и другие мемуаристы запомнили его изломанное, скоморошеское поведение, «выплясывание» трагедии в берлинских барах : «его фокстрот - чистейшее хлыстовство: даже не свистопляска, а христопляска» (Цветаева).

В октябре 1923 г. Белый неожиданно вернулся в Москву за своей подругой Клавдией Васильевой. «Белый - покойник, и ни в каком духе он не воскреснет», - писал в «Правде» всемогущий в то время Лев Троцкий . В марте 1925 года он снял две комнаты в Кучине под Москвой. Писатель умер на руках у своей жены Клавдии Николаевны 8 января 1934 года от инсульта - следствие солнечного удара , случившегося с ним в Коктебеле . Эта судьба была предсказана им в сборнике «Пепел» (1909):

Золотому блеску верил,
А умер от солнечных стрел.
Думой века измерил,
А жизнь прожить не сумел.

Личная жизнь

В годы, когда символисты пользовались наибольшим успехом, Белый состоял в «любовных треугольниках » сразу с двумя собратьями по течению - Валерием Брюсовым и Александром Блоком . Отношения Белого, Брюсова и Нины Петровской вдохновили Брюсова на создание романа «Огненный ангел » (1907). В 1905 году Нина Петровская стреляла в Белого . Треугольник Белый - Блок - Любовь Менделеева замысловато преломился в романе «Петербург» (1913). Некоторое время Любовь Менделеева-Блок и Белый встречались в съёмной квартире на Шпалерной улице . Когда же она сообщила Белому, что остаётся с мужем, а его хочет навсегда вычеркнуть из жизни, Белый вступил в полосу глубокого кризиса, едва не закончившегося самоубийством . Ощущая себя покинутым всеми, он уехал за границу.

По возвращении в Россию в апреле 1909 года Белый сблизился с Анной Тургеневой («Ася», 1890-1966, племянница великого русского писателя Ивана Тургенева). В декабре 1910 она сопровождала Белого в путешествии по Северной Африке и Ближнему Востоку. 23 марта 1914 года женился на ней. Церемония бракосочетания состоялась в Берне. В 1921 году, когда писатель вернулся к ней в Германию после пяти лет пребывания в России, Анна Алексеевна предложила ему разойтись навсегда. Она осталась жить в Дорнахе, посвятив себя служению делу Рудольфа Штейнера. Её называли «антропософской монахиней». Будучи талантливой художницей, Ася сумела выработать особый стиль иллюстраций, которыми пополняла антропософские издания. Её «Воспоминания об Андрее Белом», «Воспоминания о Рудольфе Штейнере и строительстве первого Гётеанума» содержат интересные подробности их знакомства с антропософией, Рудольфом Штейнером и многими талантливыми людьми Серебряного века. Её образ можно узнать в Кате из «Серебряного голубя».

В октябре 1923 года Белый вернулся в Москву; Ася навсегда осталась в прошлом. Но в его жизни появилась женщина, которой суждено было провести с ним последние годы. Клавдия Николаевна Васильева (урожд. Алексеева; 1886-1970) стала последней подругой Белого. Тихая, заботливая Клодя, как называл её писатель, 18 июля 1931 года стала супругой Белого.

Творчество

Литературный дебют - «Симфония (2-я, драматическая)» (М., 1902). За ней последовали «Северная симфония (1-я, героическая)» (1904), «Возврат» (повесть, 1905) , «Кубок метелей» (1908) в индивидуальном жанре лирической ритмизованной прозы с характерными мистическими мотивами и гротескным восприятием действительности. Войдя в круг символистов, участвовал в журналах «Мир искусства» , «Новый путь» , «Весы» , «Золотое руно» , «Перевал» .

Ранний сборник стихов «Золото в лазури» () отличается формальным экспериментаторством и характерными символистскими мотивами. После возвращения из-за границы выпустил сборники стихов «Пепел» (1909; трагедия деревенской Руси) , «Урна» (1909), роман «Серебряный голубь » (1909; отд. изд. 1910), очерки «Трагедия творчества. Достоевский и Толстой» (1911). Итоги собственной литературно-критической деятельности, отчасти символизма в целом, подведены в сборниках статей «Символизм» (1910; включает также стиховедческие работы), «Луг зелёный» (1910; включает критические и полемические статьи, очерки о русских и зарубежных писателях), «Арабески» (1911).

В 1914-1915 вышла первая редакция романа «Петербург », который является второй частью трилогии «Восток или Запад». В романе «Петербург» (1913-14; переработанная сокращённая редакция 1922) символизированное и сатирическое изображение российской государственности. Роман широко признан в качестве одной из вершин прозы русского символизма и модернизма в целом.

Первый в задуманной серии автобиографических романов - «Котик Летаев» (1914-15, отд. изд. 1922); серия продолжена романом «Крещёный китаец» (1921; отд. изд. 1927). В 1915 Белый пишет исследование «Рудольф Штейнер и Гёте в мировоззрении современности» (М., 1917).

Влияние

Стилистическая манера Белого предельно индивидуализирована - это ритмическая, узорчатая проза с многочисленными сказовыми элементами . По словам В. Б. Шкловского , «Андрей Белый - интереснейший писатель нашего времени. Вся современная русская проза носит на себе его следы. Пильняк - тень от дыма, если Белый - дым» . Для обозначения влияния А. Белого и А. М. Ремизова на послереволюционную литературу исследователь использует термин «орнаментальная проза ». Это направление стало основным в литературе первых лет советской власти . В 1922 году Осип Мандельштам призывал писателей к преодолению Андрея Белого как «вершины русской психологической прозы» и к возвращению от плетения словес к чистому фабульному действию . Начиная с конца 1920-х гг. беловское влияние на советскую литературу неуклонно сходит на нет.

Адреса в Петербурге

01.1905 года - квартира Мережковского в доходном доме А. Д. Мурузи - Литейный проспект, 24;
01. - 02.1905 года - меблированные комнаты «Париж» в доходном доме П. И. Лихачёва - Невский проспект, 66;
12.1905 года - меблированные комнаты «Париж» в доходном доме П. И. Лихачёва - Невский проспект, 66;
04. - 08.1906 года - меблированные комнаты «Париж» в доходном доме П. И. Лихачёва - Невский проспект, 66;
30.01. - 08.03.1917 года - квартира Р. В. Иванова-Разумника - Царское Село, Колпинская улица, 20;
весна 1920 - 10.1921 - доходный дом И. И. Дернова - улица Слуцкого, 35 (с 1918 по 1944 год так называлась Таврическая ул.).

См. также

Напишите отзыв о статье "Андрей Белый"

Примечания

(оригинал в библиотеке «ImWerden»)

Отрывок, характеризующий Андрей Белый

Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.

Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.

Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.
Сражение началось канонадой с обеих сторон из нескольких сотен орудий.
Потом, когда дым застлал все поле, в этом дыму двинулись (со стороны французов) справа две дивизии, Дессе и Компана, на флеши, и слева полки вице короля на Бородино.
От Шевардинского редута, на котором стоял Наполеон, флеши находились на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах расстояния по прямой линии, и поэтому Наполеон не мог видеть того, что происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность. Солдаты дивизии Дессе, направленные на флеши, были видны только до тех пор, пока они не спустились под овраг, отделявший их от флеш. Как скоро они спустились в овраг, дым выстрелов орудийных и ружейных на флешах стал так густ, что застлал весь подъем той стороны оврага. Сквозь дым мелькало там что то черное – вероятно, люди, и иногда блеск штыков. Но двигались ли они или стояли, были ли это французы или русские, нельзя было видеть с Шевардинского редута.
Солнце взошло светло и било косыми лучами прямо в лицо Наполеона, смотревшего из под руки на флеши. Дым стлался перед флешами, и то казалось, что дым двигался, то казалось, что войска двигались. Слышны были иногда из за выстрелов крики людей, но нельзя было знать, что они там делали.
Наполеон, стоя на кургане, смотрел в трубу, и в маленький круг трубы он видел дым и людей, иногда своих, иногда русских; но где было то, что он видел, он не знал, когда смотрел опять простым глазом.
Он сошел с кургана и стал взад и вперед ходить перед ним.
Изредка он останавливался, прислушивался к выстрелам и вглядывался в поле сражения.
Не только с того места внизу, где он стоял, не только с кургана, на котором стояли теперь некоторые его генералы, но и с самых флешей, на которых находились теперь вместе и попеременно то русские, то французские, мертвые, раненые и живые, испуганные или обезумевшие солдаты, нельзя было понять того, что делалось на этом месте. В продолжение нескольких часов на этом месте, среди неумолкаемой стрельбы, ружейной и пушечной, то появлялись одни русские, то одни французские, то пехотные, то кавалерийские солдаты; появлялись, падали, стреляли, сталкивались, не зная, что делать друг с другом, кричали и бежали назад.
С поля сражения беспрестанно прискакивали к Наполеону его посланные адъютанты и ординарцы его маршалов с докладами о ходе дела; но все эти доклады были ложны: и потому, что в жару сражения невозможно сказать, что происходит в данную минуту, и потому, что многие адъютапты не доезжали до настоящего места сражения, а передавали то, что они слышали от других; и еще потому, что пока проезжал адъютант те две три версты, которые отделяли его от Наполеона, обстоятельства изменялись и известие, которое он вез, уже становилось неверно. Так от вице короля прискакал адъютант с известием, что Бородино занято и мост на Колоче в руках французов. Адъютант спрашивал у Наполеона, прикажет ли он пореходить войскам? Наполеон приказал выстроиться на той стороне и ждать; но не только в то время как Наполеон отдавал это приказание, но даже когда адъютант только что отъехал от Бородина, мост уже был отбит и сожжен русскими, в той самой схватке, в которой участвовал Пьер в самом начале сраженья.
Прискакавший с флеш с бледным испуганным лицом адъютант донес Наполеону, что атака отбита и что Компан ранен и Даву убит, а между тем флеши были заняты другой частью войск, в то время как адъютанту говорили, что французы были отбиты, и Даву был жив и только слегка контужен. Соображаясь с таковыми необходимо ложными донесениями, Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.

Андрей Белый (1880-1934) – русский поэт и писатель, был одним из ведущих деятелей в русском модернизме и символизме, известен также своими работами в качестве стиховеда, мемуариста и критика.

Детские годы

Настоящее имя Андрея Белого ‒ Борис Николаевич Бугаев. Родился он 26 октября 1880 года в Москве.

Его отец, Николай Васильевич Бугаев, был известным российским философом и математиком, членом-корреспондентом Императорской академии наук в Санкт-Петербурге, заслуженным профессором и деканом на физико-математическом факультете в Московском университете.

Мама, Александра Дмитриевна (девичья фамилия Егорова), считалась одной из первых красавиц в Москве.

Долгие годы жизни (почти 26 лет) будущего поэта прошли в доме его родителей, который располагался на пересечении Денежного переулка с Арбатом. Сейчас на этом месте в самом центре Москвы действует единственный в мире мемориальный музей, посвящённый Андрею Белому.

Среди представителей старой московской профессуры у отца, Николая Бугаева, были очень широкие знакомства, так что детство Андрея прошло в высокой атмосфере культурно-профессорской Москвы. В доме частым гостем был великий писатель Лев Толстой.

Между родителями складывались непростые отношения, что тяжело сказалось на формирующемся характере и психике будущего поэта. В дальнейшем это выразилось в странностях и конфликтах Андрея Белого с окружающими.

Обучение

В 11-летнем возрасте Андрей поступил на учёбу в лучшую московскую частную гимназию Поливанова Л. И., где его самыми любимыми увлечениями стали восточная религия (оккультизм, буддизм) и литература (особенно мальчика интересовали произведения Ибсена, Ницше и Достоевского). На последних курсах юношу очень увлекла поэзия. Среди стихотворных произведений особое предпочтение он отдавал поэтам Франции и символистам России (Мережковский, Брюсов и Бальмонт).

Когда парню было 15 лет, он сблизился с будущим русским поэтом Сергеем Соловьёвым, сыном известного переводчика. Андрей довольно близко вошёл в их семью, здесь происходили его знакомства с новинками искусства в музыке, живописи, философии. Именно в доме Соловьёвых с сочувствием были встречены его первые поэтические опыты и придуман творческий псевдоним ‒ Андрей Белый.

В 1899 году он окончил учёбу в гимназии и по настоянию родителей сдал экзамены для поступления в Московский университет. На физико-математическом факультете он выбрал естественное отделение, потому что с ранних юношеских лет, несмотря на свои мистические и художественные настроения, Андрей стремился к точным наукам.

В университете он усиленно занялся изучением теории Дарвина и зоологией беспозвоночных, много уделял внимания химии. При этом он не пропускал ни одного номера ежемесячного художественного иллюстрированного журнала «Мир искусства», в котором изучал новинки творчества русских символистов.

В 1903 году Белый окончил университет с красным дипломом.

В 1904 году в этом же Московском университете Андрей стал студентом историко-филологического факультета. В качестве своего руководителя он выбрал знаменитого русского логика, переводчика и философа Бориса Александровича Фохта. Однако спустя год Белый перестал ходить на занятия, а в 1906 году написал в деканат прошение об отчислении его из университета. Он принял решение целиком и полностью посвятить себя литературной деятельности.

Литературная деятельность

Зимой 1901 года Белый познакомился с опытными символистами Брюсовым, Гиппиус и Мережковским. А уже в 1903 году вокруг него стал образовываться кружок молодых символистов, который состоял в основном из студентов университета. Кружку было дано название «Аргонавты», а Андрей стал его идейным вдохновителем и несомненным лидером.

В 1903 году Андрей начал вести переписку с поэтом Александром Блоком, а спустя год они уже познакомились лично. Это знакомство в будущем вылилось в долгие годы мучительной вражды и дружбы.

В январе 1904 года в Москве начал издаваться ежемесячный научно-литературный журнал «Весы». Андрей Белый вёл с издательством тесное сотрудничество.

Свои собрания кружок «Аргонавты» проводил на квартире у известного российского общественного деятеля и юриста Павла Ивановича Астрова. На одном из заседаний было принято решение об издании литературно-философского сборника. В 1906 году вышли две первые книги этого сборника, которому дали название «Свободная совесть».

В 1909 году Белый работал в московском издательстве «Мусагет», он был одним из его основателей, здесь поэт занимался переводами, а также печатал свои стихи.

В 1911 году Андрей отправился путешествовать на Ближний Восток и в Северную Африку. Впечатления от этой поездки нашли отражение в «Путевых заметках».

Вернувшись в Россию, в 1912 году, Белый немного поработал редактором в журнале «Труды и дни». Затем снова отправился за границу, где в Берлине произошло его знакомство с Рудольфом Штейнером, австрийским основоположником религиозно-мистического учения антропософии. Андрей с головой окунулся в это учение и стал учеником Штейнера.

В этот период вышло три тома его теоретических и критических статей:

«Символизм»;
«Луг зелёный»;
«Арабески».

Немного Белый стал отходить от поэзии символизма, всё больше в его творчестве появлялось прозаических произведений, например, романы «Серебряный голубь» и «Петербург», а также автобиографическая повесть «Котик Летаев».

С 1914 по 1916 годы Андрей жил в Швейцарии, где принимал участие в строительстве храма «Гетеанум». В конце 1916 года Белого вызвали в Россию на проверку его отношения к воинской повинности. Жена Ася с Андреем не поехала, осталась в Швейцарии, решив полностью отдаться делу Штейнера и возведению храма.

Первую Мировую войну Белый считал общечеловеческим бедствием, а революцию в России 1917 года он воспринял в качестве возможного выхода из глобальной тупиковой катастрофы. Эти идеи нашли воплощение в его произведениях:

цикл эссе «На перевале», состоящий из трёх частей «Кризис жизни», «Кризис мысли» и «Кризис культуры»;
очерк «Революция и культура»;
поэма «Христос Воскрес»;
поэтические сборники «Королевна и рыцари» и «Звезда».

Наряду с творчеством Андрей занимался преподавательской деятельностью. Для молодых пролетарских писателей и поэтов в пролеткульте в Москве он читал лекции по теории прозы и поэзии.

С 1921 по 1923 годы Белый вновь провёл за границей, но после полного разрыва супружеских отношений с женой вернулся в Россию, где начался особенно плодотворный период его творчества, в основном теперь он писал прозу:

дилогия романов «Москва» («Московский чудак» и «Москва под ударом»);
роман «Маски»;
мемуары «Воспоминания о Блоке»;
трилогия «На рубеже двух столетий», «Начало века», «Между двух революций».

Значительным вкладом для литературоведческой науки оказались исследовательские работы Белого « Мастерство Гоголя», «Ритм как диалектика и «Медный всадник».

Личная жизнь

Познакомившись и сблизившись с поэтом Александром Блоком, Андрей Белый начал ухаживать за его женой Любовью Менделеевой, позже они стали любовниками. В этом драматическом любовном треугольнике все трое мучились почти четыре года, пока не произошёл окончательный разрыв, отразившийся в пьесе Блока «Балаганчик». Поэт же Андрей Белый уехал за границу и вылил свои страдания в поэтических сборниках «Пепел» и «Урна».

Практически в это же самое время Белый состоял и в другом любовном треугольнике – со своим собратом по символистскому течению поэтом Валерием Брюсовым и его женой поэтессой Ниной Петровской. Этот роман Андрея и Нины начался совсем невинно, но вскоре Петровская так сильно влюбилась в Белого, что доходила в своих чувствах до мистического поклонения ему. Андрей решил порвать эти отношения, ему хватало любовного романа с Менделеевой Любой, женой Блока, но Петровская принялась буквально преследовать его. Дошло до того, что Нина предприняла попытку убийства своего возлюбленного. Во время перерыва в лекции, которую читал Андрей в политехническом институте, она подошла и выстрелила в него в упор. К счастью, браунинг дал осечку. Вся эта коллизия позднее нашла отражение в романе Брюсова «Огненный ангел».

В 1909 году Белый познакомился с художницей, племянницей великого русского писателя Ивана Тургенева. Девушку звали Анна (близкие люди называли её Ася), они сблизились и стали жить гражданским браком. Она разделила с ним годы странствий, когда с 1910 по 1912 годы он путешествовал по Египту, Палестине, Тунису и Сицилии. Весной 1914 года Андрей женился на Асе официально, их бракосочетание прошло в Бёрне.

В 1916 году он один уехал в Россию, Ася за ним не последовала, оставшись в Дорнах. Спустя пять лет он вернулся к жене, но после объяснений стало понятно, что дальнейшее совместное проживание уже невозможно.

Поскитавшись пару лет за границей, Белый вернулся в Москву. Супружеская жизнь с Анной Тургеневой осталась в прошлом, но в его судьбе появилась другая женщина. Васильева Клавдия Николаевна стала последней возлюбленной поэта. В 1925 году по приглашению своих друзей они уехали в Кучино, где поселились на даче знакомых. Как говорил потом Андрей Белый, эта усадьба стала для него как Ясная Поляна для Льва Толстого или как Ялта для Антона Чехова. Здесь он наконец-то смог с головою погрузиться в творчество. В 1931 году Клавдия и Андрей узаконили свои отношения.

Клавдия Николаевна сделала последние годы жизни Белого счастливыми, она была тихой и очень заботливой, окружила его своим вниманием, а он в ответ ласково называл её Клодя.

8 января 1934 года у Андрея случился инсульт, он умер на руках своей супруги, похоронили его в Москве на Новодевичьем кладбище.

Настоящее имя - Бугаев Борис Николаевич (род. в 1880 г. - ум. в 1934 г.). Писатель, поэт, филолог, философ, один из ведущих представителейрусского символизма, теоретик литературы.

Рождение нового века всегда воспринималось многими как явление исключительное, знаменующее собой конец исторического цикла и начало новой эпохи. Именно 1900 год стал годом рождения Андрея Белого - замечательного поэта-символиста конца XIX - начала XX века, в творчестве которого выразилось ощущение тотального кризиса жизни и мироустройства. Его современник, философ Ф. Степун, писал: «Творчество Белого - это единственное по силе и своеобразию воплощение небытия «рубежа двух столетий»; раньше, чем в какой бы то ни было другой душе, рушилось в душе Белого здание XIX века и протуманились очертания XX».

Андрей Белый (Борис Николаевич Бугаев) родился 14 (26) октября 1880 г. в Москве, в доме на углу улицы Арбат и Денежного переулка (ныне Арбат, 55). Там прошла значительная часть его драматической и полной событиями жизни.

Его отец, Николай Васильевич Бугаев, был выдающимся ученым-математиком, философом-лейбницианцем. С 1886 по 1891 год Бугаев-старший занимал должность декана физико-математического факультета Московского университета. Он стал основателем Московской математической школы, которая под его руководством предвосхитила многие идеи Циолковского и других русских теоретиков космических полетов. Н.В. Бугаев был известен широким европейским кругам своими учеными трудами, а московским студентам - феноменальной рассеянностью и чудачествами, о которых в ученической среде ходили анекдоты. Десятки лет первоклассники учились по учебнику арифметики, составленному Бугаевым-старшим. Он любил повторять: «Я надеюсь, что Боря выйдет лицом в мать, а умом в меня». За этими сказанными в шутку словами скрывалась семейная драма. Профессор математики был очень уродлив. Как-то одна из знакомых Андрея Белого, не зная его отца в лицо, сказала: «Смотрите, какой человек! Вы не знаете, кто эта обезьяна?..»

Зато мать Бориса Бугаева была необычайно хороша собой. На картине К.Е. Маковского «Боярская свадьба» с Александры Дмитриевны писали невесту. Мать мальчика была гораздо моложе своего знаменитого мужа и любила светскую жизнь. Ни умом, ни уровнем интересов супруги не подходили друг другу. Ситуация была самая обыкновенная: неряшливый безобразный и вечно занятый математикой муж и красивая кокетливая жена. Немудрено, что в их отношениях чувствовался разлад. А семью изо дня в день сотрясали ссоры и скандалы по всякому, даже мельчайшему поводу. Маленький Боря не раз становился свидетелем выяснения отношений между родителями. Не только нервы, но и сознание мальчика были навсегда поражены «семейными житейскими грозами», как он писал в своих романах, став известным писателем. Последствия семейной драмы оставили неизгладимое впечатление, оказав глубочайшее влияние на формирование характера Бориса, на всю его дальнейшую жизнь.

Отца он боялся и втайне ненавидел, а мать жалел и восторгался ею. Позднее, повзрослев, мальчишка испытывал к отцу почтение, раскрыв для себя глубину его знаний; а любовь к матери уживалась в израненной душе ребенка с нелестным мнением о ее уме. Борис научился совмещать несовместимое, потому что все, что принималось матерью, не принималось отцом и наоборот. Позднее это принесло ему дурную славу двуличного человека. По словам А. Белого, он был «раздираем» родителями: отец хотел сделать его своим преемником, а мать боролась с этим намерением музыкой и поэзией, - «я был яблоком раздора. я рано ушел в себя.».

Боря рос в тепличной «женской» атмосфере. Его все баловали: мать, тетка, гувернантка. Мальчишка был нервным и капризным, но хорошо учился и тянулся к знаниям. Он получил прекрасное домашнее образование: стихи Гете и Гейне читал в подлиннике, любил сказки Андерсена и Афанасьева, вместе с матерью слушал музыку Бетховена и Шопена.

Мальчик поступил в известную частную гимназию Л.И. Поливанова, одну из лучших в Москве. Директор гимназии на всю жизнь остался для Бори Бугаева объектом поклонения. Уроки Поливанова пробудили у юного гимназиста любовь к языкам и литературе. Борис увлекся Ибсеном, французскими и бельгийскими модернистами. Уже в гимназии ярко проявился литературный талант Бугаева: мальчишка начал писать для классного журнала.

В конце 1895 - начале 1896 г. юноша сблизился с семьей М.С. Соловьева, его женой и сыном. У них в 1901 г. молодой поэт прочитал свои первые стихи и «симфонии» (ритмизированную поэзию). Проба пера оказалась удачной. Было решено, что родился новый поэт. Самого Соловьева юноша называл своим крестным отцом. Именно он предложил начинающему писателю взять псевдоним «Андрей Белый», чтобы скрыть от близких свои «декадентские увлечения» и не расстраивать отца «символическим дебютом». Выбор псевдонима был не случаен. Уход студента Бориса Бугаева в литературное творчество, по мнению М. Цветаевой, был сродни религиозному сподвижничеству. Белый цвет - божественный, символ второго крещения. Имя Андрей тоже символично. Оно переводится как «мужественный», к тому же так звали одного из 12 апостолов Христа.

В 1903 году Борис Бугаев блестяще окончил естественное отделение физико-математического факультета Московского университета, в следующем году поступил на историко-филологический факультет, но в 1905 г. обучение было прервано. А уже через год он подал прошение об отчислении в связи с поездкой за границу.

Перед поступлением в университет молодой человек переживал, по его словам, состояние «ножниц». Он не выбирал, быть ли «физиком» или «лириком». Юноша сочинил свой план прохождения предметов: 4 года - естественный факультет, 4 года - филологический, чтобы реализовать идею освоения фактов в духе мировоззрения, строящегося на 2-х колоннах - «эстетики и естествознания».

Во время учебы в университете А. Белый увлекается не только литературой, но и философией. Он засиживается в кабинете отца над книгами, посвященными проблемам гипноза, спиритизма, оккультизма, индийской культуры. Б. Бугаев серьезно изучает труды Дарвина и философов-позитивистов. Энциклопедическая «разбросанность» его увлечений поражала и одновременно восхищала современников. И.Ф. Анненский вспоминал: «Натура богато одаренная. Белый просто не знает, которой из своих муз ему лишний раз улыбнуться. Кант ревнует его к поэзии. Поэзия - к музыке.»

Осенью 1903 г. Андрей Белый с группой единомышленников, среди которых были А.С. Петровский, С.М. Соловьев, В.В. Владимиров и другие, составили кружок «Аргонавтов». Его члены стали служителями особой мифологии жизнетворчества, поклонения воспетой Вл. Соловьевым Вечной Женственности. «Младосимволисты», как они себя называли, стремились познать мистические тайны бытия. Это время А. Белый называл «зорями» символизма, взошедшими после сумерек декадентских путей, которые заканчивали ночь пессимизма в мироощущении молодого поэта.

Вслед за общим стремлением символистов к синтезу искусств Белый создал 4 литературных произведения, которые не имеют аналогов - симфонии, где прозаическое повествование строилось по законам музыкальной симфонической формы. Молодой поэт старался полностью отойти от традиционной развязки сюжета и заменил его скрещением и чередованием «музыкальных тем», рефренами, ритмизацией фраз. Самым ярким произведением этого жанра стала «Северная симфония», возникшая, по признанию Белого, из импровизации на музыку Э. Грига. К сожалению, критика не оценила по достоинству симфонии начинающего поэта. Двойственность, пронизывающая их, была чужда новой литературе, но определенные стилистические находки молодого автора оказали в дальнейшем сильное воздействие на «орнаментальную прозу». На целых 20 лет А. Белый предвосхитил технику описания хаоса жизни города в романе Дж. Джойса «Улисс ».

После выхода драматических симфоний А. Белый по предложению В. Брюсова стал готовить сборник стихов для журнала «Скорпион». Вскоре он познакомился с организаторами петербургских религиозно-философских собраний и издателями журнала «Новый путь» Д.С. Мережковским и З.Н. Гиппиус. В этом же году завязалась переписка между А. Белым и А. Блоком, которая положила начало драматической дружбе-вражде между поэтами. Молодые люди заочно были знакомы уже очень давно. А. Белый восторгался поэзией Блока, а тот, в свою очередь, решил вступить в полемику с автором статьи «О формах искусства», которым был Белый. Именно несходство взглядов на искусство молодых символистов и явилось поводом для первого письма. А ровно через год, в 1904 г., в своей квартире на Арбате Б. Бугаев встретил своего друга по переписке и его жену, Любовь Дмитриевну.

Все, кто знал обоих поэтов, отмечали резкие различия их характеров. З.Н. Гиппиус писала: «Трудно себе представить два существа более противоположных, чем Боря Бугаев и Блок». Но несмотря на очевидные различия, у них было много общего: отношение к жизни и литературе, интерес к философии, широкая эрудиция и, конечно же, по-разному проявленный литературный дар. Младосимволисты поклонялись культу Прекрасной Дамы, исповедовали любовь-мистерию как путь к эсхатологическому познанию мира. Молодые поэты стремились найти воплощение Прекрасной Дамы на земле. И такой женщиной стала Любовь Дмитриевна Блок. Андрей Белый незаметно для себя влюбился в жену друга, а та ответила ему взаимностью. Поэт, испугавшись, отступил, объяснив, что его не так поняли. А любящая женщина восприняла эти слова как оскорбление. До крайности осложнил их отношения характер Бориса Бугаева. Он всегда придерживался одной и той же тактики в отношениях с женщинами. Белый покорял их своим обаянием, не допуская даже намека на какие-либо чувственные отношения. Но поэт до конца не выполнял свою роль и всячески домогался предмета своего обожания, каждый раз приходя в бешенство, если его отвергали. Если же женщина соглашалась разделить его чувства, то Белый ощущал себя оскверненным.

В 1904 г. Андрей Белый опубликовал свой первый поэтический сборник «Золото в лазури». Все идеальное, мифическое, возвышенное в стихотворениях, вошедших в этот сборник, обозначено световыми (солнце, заря) и цветовыми (описание драгоценных камней и тканей) символами. В своих стихотворениях поэт впервые разрушил традиционный силлаботонический метр, смешивал двухсложные и трехсложные размеры стихотворения. Располагал строки согласно интонации, предвосхищая «столбики и лесенки» тонических стихов В. Маяковского. Литературовед-формалист В. Шкловский заметил: «Без стихов Белого невозможна новая русская литература».

В январе 1905 г. поэт сблизился с Мережковским, который принял его в свою «религиозную общину» седьмым членом. З.Н. Гиппиус подарила молодому поэту нательный крест, который он демонстративно носил поверх одежды.

После революционных событий 1905 г., пронесшихся вихрем по России, известный поэт, отличавшийся неустойчивостью мировоззрения, вновь изменил свои жизненные позиции. У него возник интерес к общественным проблемам: «Эта зима. меня очень изменила: я еще раз усомнился во всем. в искусстве, в Боге, в Христе. захотел стать Андрюхой Краснорубахиным», - писал он в письме к П.А. Флоренскому. Андрей Белый принимает активное участие в студенческих митингах, идет в рядах демонстрантов на похоронах Трубецкого и Н.Э. Баумана. Под впечатлением декабрьских баррикадных боев Белый пиш ет стихотворение «Опять он здесь, в рядах бойцов.». Поэт знакомится с брошюрами социал-демократов, социалистов-революционеров и даже анархистов, читает «Капитал» К. Маркса.

А. Белый и Л.Д. Блок решили выехать в Италию, но поездка не удалась. Объяснение с А. Блоком было тяжелым, а Любовь Дмитриевна решила порвать с Белым всяческие отношения. Этот период своей жизни поэт вспоминал с болью: «Сколько дней - столько взрывов сердца, готового выпрыгнуть вон, столько же кризисов перетерзанного сознания».

Вскоре в имении Блока появился секундант А. Белого - Эллис - с вызовом на дуэль, которая так и не состоялась.

В следующем году между друзьями-соперниками опять возникла размолвка, причиной которой стал сборник А. Блока «Нечаянная радость». А. Белый, не стесняясь, очернил вошедшие в него стихотворения и пьесу «Балаганчик»: «Подделка под детское и идиотское. Блок перестал быть Блоком». А Блок ответил ему по-своему: «Я перестал понимать Тебя. Только поэтому не посвящаю Тебе этой книги». Лишь спустя много лет, уже после смерти Блока, Белый признался, что его критика была несправедливой.

Вражда подкреплялась и полемикой, связанной с творчеством писателей-реалистов, что привело к новому вызову на дуэль, но Белый прислал несколько примирительных писем и конфликт был решен.

Вскоре Блок приехал в Москву, и между друзьями-врагами произошел долгий и откровенный разговор. Хрупкий мир, установившийся после примирения, был нарушен очередной ссорой из-за сборника стихотворений С. Соловьева «Цветы и ладан». Поэты разошлись, но «разделаться навек» они так и не смогли.

А. Белый вновь первым сделал шаг к примирению. Между ними возобновилась переписка. С этого времени (1910 г.) их «зигзагообразные отношения», по словам Белого, приняли характер «ровной, спокойной, но несколько далековатой дружбы». Как и в былые годы, их письма начинались словами: «Дорогой, близкий, любимый Саша!» и «Милый, дорогой Боря».

Осенью того же года А. Белый уезжает из Петербурга, чтобы переосмыслить свои отношения с Л.Д. Блок. Тогда же поэт обратил внимание на Асю Тургеневу, сблизился с ней и ее семьей. Заключив гражданский брак, они в конце 1910 г. уезжают за границу, где путешествуют по Италии, Тунису, Палестине. Поэт остался таким же, как и был: экспансивным, стремительным, но в его отношении к жизни что-то надломилось. Душевные раны он пытается залечить работой, о чем пиш ет в письме к матери: «По возвращении в Россию приму все меры, чтобы обороняться от наплыва ненужных впечатлений. Перед моим взором теперь созревает план будущих литературных работ, которые создадут совсем новую форму литературы.»

В это время А. Белый переживает целый ряд «истерик, срывов, обвалов и пропастей». Он увлекается философией и проявляет серьезный интерес к «точному знанию». А. Белый стремится создать «философский кирпич» под заглавием «Теория символизма». С 1909 г. поэт задумывает эпическую трилогию о философии русской истории «Восток или Запад». Первой частью этого нереализованного замысла стал тогда же опубликованный роман «Серебряный голубь», в котором чувствуется влияние произведений Гоголя. В нем автор пытается ответить на традиционный вопрос: где нужно искать спасение России - на Западе или на Востоке? - и, отчаявшись решить эту проблему, объясняет, что он теряется в тумане и хаосе.

В сборнике «Пепел» (1909 г.), который посвящен Н.А. Некрасову, помещены жанровые стихи и произведения социальной тематики. А. Белый писал: «Тема новой книги - Россия с ее разложившимся прошлым и нерожденным будущим. Анализируя сборник «Пепел», С.М. Соловьев писал: «Пепел чего? Прежних субъективных переживаний поэта или объективной действительности - пепел России. И того, и другого», - твердо отвечает он. В другой сборник, «Урна», включены стихотворения тех же лет, что и «Пепел». А. Белый написал его как «раздумья о бренности человеческого естества с его страстями и порывами». Мысли и чувства автора во многом навеяны «петербургской драмой» Белого, его трагичным и возвышенным чувством к Л.Д. Блок. «"Пепел" - книга самосожжения и смерти: но сама смерть лишь завеса, закрывающая горизонты дальнего, чтобы найти их в ближнем. В "Урне" я собираю свой собственный пепел, чтобы он не заслонял света моему живому "Я".» - писал поэт в предисловии.

В 1910 г. в московском издательстве «Мусагет», объединившем символистов религиозно-философской ориентации, были изданы сборники критических и теоретических статей Белого «Символизм» и «Арабески». К сожалению, современники не оценили философских трудов А. Белого. Его считали поэтом, мистиком, творцом необычных художественных форм, гением или сумасшедшим, пророком, паяцем - но только не философом. Символисты не раз говорили о том, что «попытка Белого сойти с «пути безумий» на строгий путь критической мысли не могла не закончиться полной неудачей». «В теоретических интересах я был одинок.» - горестно сознавал Белый.

Весной 1911 г. Белый с женой возвратился в Россию. В поисках заработка он подрабатывал в мелких газетенках и журналах. Ему приходится скитаться по углам, которые предлагают случайные знакомые, безденежье приводит ранимого, мятущегося поэта в удрученное состояние. Доведенный до полного отчаяния, в середине ноября 1911 г. он писал А. Блоку: «Я должен или бросить литературу и околачиваться в передних попечителей округа, или потребовать у общества, чтобы А. Белый, могущий писать хорошие вещи, был обществом обеспечен. Через 2 недели я зареву благим матом у всех порогов богатой буржуазной сволочи: "Подайте Христа ради А. Белому"». Несмотря на запутанные отношения между знаменитыми поэтами, А. Блок тут же выслал другу необходимые деньги. На какое-то время выход из положения был найден.

В это же время А. Белый начал работу над второй частью трилогии, но понял, что прямого продолжения «Серебряного голубя» у него не получится. Основной темой нового романа стал Петербург. Этот город в романе - неживое видение, марево, скрывающее перекресток двух основных тенденций исторического развития. Его жители отравлены ядом противоречий, разъедены двойственностью, сломавшей и жизнь самого А. Белого. Роман «Петербург» стал вершиной прозы русского символизма. Это первый в мировой литературе «роман сознания». Его издание было организовано при поддержке Блока.

В 1912 г. поэт с женой вновь отправился за границу. В Германии А. Белый познакомился с основателем антропософского движения Р. Штейнером и стал его верным последователем. С 1914 г. супруги переезжают в Швейцарию, где вместе с другими последователями идей Штейнера участвуют в строительстве Иоаннова храма.

А. Белый увлекся проблемой внутреннего самопознания и написал несколько автобиографических романов - «Котик Летаев» (1917 г.), «Крещеный китаец» (1921 г.).

Февральская революция стала для Белого неизбежным прорывом к спасению России. И Октябрьскую революцию он встретил радостно. Для знаменитого символиста она была символом «спасительного освобождения творческих начал от инерции застоя, возможностью выхода России на новый виток духовного развития». Итогом духовного подъема А. Белого стала поэма «Христос» (1918), где главный герой является неким символом космической революции. Из-под его пера выходят «Очерк», «Революция и культура», сборник стихов «Звезда».

Знаменитый символист тяготел к идеям «духовного коммунизма», поэтому не случайно в первые послереволюционные годы активно откликнулся на призывы развернуть культурно-просветительскую деятельность в массах. А. Белый выступает как оратор и лектор, педагог и один из организаторов и создателей Вольной философской организации (Вольфилы). Он пишет много критических и публицистических статей, стремясь стать «понятным людям», отойдя от затемненного, разорванного языка прежних лет. С конца 1920 г. поэт жил в Петрограде, мечтая выехать за границу. Он даже подумывал о побеге, но всем разболтал о своих планах. Насмешливые вопросы друзей о сроке побега вызывали у А. Белого приступы дикого страха.

Летом 1921 г. А. Белому удалось выехать в Европу с целью организовать издание своих книг и основать в Берлине отделение Вольфилы. Разрыв поэта со Штейнером и его последователями был для него настоящим ударом. Берлин стал свидетелем его затянувшейся истерики, которая выражалась в пьяных танцах. Проживая свою жизнь в фокстротах и польках, Белый стремился попрать все лучшее в себе, падая все ниже и ниже. Так он пытался заглушить боль, причиненную ему разрывом с Л.Д. Блок. В полубезумном состоянии, сохранив остатки хитрости, поэт выхлопотал визу и уехал в Москву.

7 августа 1921 г. скончался А. Блок. Белый тяжело переживал утрату. Некролог, написанный им, начинался словами: «Скончался А.А. Блок - первый поэт современности; смолк первый голос, оборвалась песнь песней.»

За годы, проведенные за границей, А. Белый издал 16 книг и поэму «Госсолалия» о космических смыслах звуков человеческой речи. Возвратившись в Россию, он женился на К.Н. Васильевой и даже некоторое время вел антропософскую работу. Его почти не печатали, а сам знаменитый поэт последние годы работал над автобиографией, состоящей из трех томов - «На рубеже двух столетий» (1930 г.); «Начало века» (1933 г.); «Между двух революций» (1934 г.). История жизни писателя раскрывается в трилогии на фоне культурной жизни эпохи, и она сама становится главным действующим лицом.

Его замысел создания романа о Москве был обречен на неудачу: были написаны лишь две части первого тома - «Московский чудак» и «Москва под ударом» и 2-й том - «Маски». Автор стремился воплотить в жизнь картину истории, лишившейся смысла, но этот замысел стал антиэпопейным.

Важнейшей частью наследия Белого стали работы по филологии, прежде всего по стиховедению и поэтической стилистике. В них он развивает теорию «ритмосмысла», принципы исследования звукозаписи и словаря писателей. Работы «Ритм как диалектика», «Медный всадник», «Мастерство Гоголя», «Ритм и смысл» и другие оказали во многом определяющее влияние на литературоведение XX века - формалистскую и структуралистскую школы в СССР, «новую критику» в США, заложили основы современного научного стихотворения (различение метра и ритма и др.).

Умер А. Белый 8 января 1934 г. от последствий солнечного удара. Перед смертью он просил прочесть ему его ранние стихи:

Золотому блеску верил.

А умер от солнечных стрел.

Думой века измерил,

А жизнь прожить не сумел.

Слушая в последний раз эти строки, он как бы прожил свою мятежную и сумасбродную жизнь еще раз.

Валентина Скляренко

Из книги «100 знаменитых москвичей», 2006

Как и многие другие современные ему русские писатели Андрей Белый прославился под псевдонимом. Его настоящее имя – Борис Николаевич Бугаев. [См. также статью Андрей Белый - жизнь и произведения .] Он родился в Москве в 1880 г. – в том же году, что и Блок . Его отец, профессор Бугаев (профессор Летаев в сочинениях сына), был выдающимся математиком, корреспондентом Вейерштрасса и Пуанкаре, деканом факультета Московского университета. Сын унаследовал от него интерес к самым трудным для понимания математическим задачам.

Он учился в частной гимназии Л. И. Поливанова, одного из лучших педагогов России того времени, который внушил ему глубокий интерес к русским поэтам. В юности Белый встречался с великим философом Владимиром Соловьевым и рано стал знатоком его мистического учения. Белый сблизился с племянником Соловьёва, поэтом Сергеем. Оба они были проникнуты экстатическим ожиданием апокалипсиса, вполне реально и конкретно верили, что первые годы нового, XX-го, столетия принесут новое откровение – откровение Женской Ипостаси, Софии, и что ее пришествие полностью переменит и преобразит жизнь. Эти ожидания еще усилились, когда друзья узнали о видениях и поэзии Блока.

Поэты России ХХ век. Андрей Белый

В это время Андрей Белый учился в Московском университете, что заняло у него восемь лет: он получил диплом по философии и по математике. Несмотря на его блестящие способности, профессура смотрела на него косо из-за его «декадентских» писаний – некоторые даже не подали ему руки на похоронах отца. Первое из «декадентских» писаний (прозаическое) появилось в 1902 г. под раздражающим названием Симфония (Вторая драматическая ). Несколько исключительно тонких критиков (М. С. Соловьев – отец Сергея, Брюсов и Мережковский с Гиппиус) сразу распознали тут нечто совершенно новое и многообещающее. Это почти зрелое произведение дает полное представление как о юморе Белого, так и о его изумительном даре – писать музыкально организованную прозу. Но критики отнеслись к этой «симфонии» и к тому, что за ней последовало, с негодованием и злобой, и на несколько лет Белый заменил Брюсова (которого начинали признавать) в качестве главной мишени нападок на «декадентов». Его обзывали непристойным клоуном, чьи ужимки оскверняют священную область литературы. Отношение критики понятно: почти во всех произведениях Белого бесспорно есть элемент дурачества. За Второй симфонией последовала Первая (Северная, героическая , 1904), Третья (Возвращение , 1905) и Четвертая (Кубок метелей , 1908), а также сборник стихов Золото в лазури (1904) – и все встретили такой же прием.

В 1905 г. Белый (как и большинство символистов) был захвачен волной революции , которую он пытался объединить с соловьевским мистицизмом. Но вырождение революции в уголовную анархию вызвало у Белого подавленность, как и у Блока, и он потерял веру в свои мистические идеалы. Подавленность излилась в двух стихотворных сборниках, появившихся в 1909 г.: реалистическом – Пепел , где он подхватывает некрасовскую традицию, и Урна , где он рассказывает о своих блужданиях по абстрактной пустыне неокантианской метафизики. Но отчаяние Белого лишено угрюмой и трагической горечи Блока, и читатель поневоле относится к нему не так серьезно, тем более, что сам Белый поминутно отвлекает его своими юмористическими курбетами.

Все это время Белый писал прозу том за томом: писал блестящие, но фантастические и импрессионистские критические статьи, в которых объяснял писателей с точки зрения своего мистического символизма; писал изложения своих метафизических теорий. Символисты высоко его ценили, но широкой публике он был почти не известен. В 1909 г. он опубликовал свой первый роман – Серебряный голубь . Это замечательное произведение, которому вскоре предстояло оказать огромное влияние на русскую прозу, вначале прошло почти незамеченным. В 1910 г. Белый прочел ряд докладов в Петербургской «поэтической Академии» о русской просодии – дата, с которой можно отсчитывать само существование русской просодии как отрасли науки.

В 1911 г. он женился на девушке, которая носила поэтическое имя Ася Тургенева и действительно была родственницей знаменитого писателя . В следующем году молодая пара познакомилась с известным немецким «антропософом» Рудольфом Штайнером . Штайнеровская «антропософия» есть грубо конкретизированная и детализированная обработка символистского мировоззрения, которое считает человеческий микрокосм параллельным во всех деталях вселенскому макрокосму. Белый и его жена были заворожены Штайнером и четыре года прожили в его магическом заведении в Дорнахе, близ Базеля («Гетеануме»). Они принимали участие в строительстве Иоганнеума, который должен был быть выстроен только адептами Штайнера, без вмешательства непросвещенных, т.е. профессиональных строителей. За это время Белый опубликовал свой второй роман Петербург (1913) и написал Котика Летаева , который был опубликован в 1917 году. Когда разразилась Первая Мировая война , он занял пацифистскую позицию. В 1916 г. ему пришлось возвратиться в Россию для военной службы. Но от посылки на фронт его спасла революция. Как и Блок, он попал под влияние Иванова-Разумника и его «скифского » революционного мессианизма. Большевиков Белый приветствовал как освободительную и разрушительную бурю, которая разделается с одряхлевшей «гуманистической» европейской цивилизацией. В его (очень слабой) поэме Христос воскрес (1918) он, еще более настойчиво, чем Блок, отождествляет большевизм с христианством.

Как и Блок, Белый очень скоро потерял веру в это тождество, но, в отличие от Блока, не впал в унылую прострацию. Напротив, именно в самые худшие годы большевизма (1918–1921) он развил бурную деятельность, вдохновленную верой в великое мистическое возрождение России, нарастающее вопреки большевикам. Ему казалось, что в России на его глазах возникает новая «культура вечности», которая заменит гуманистическую цивилизацию Европы. И действительно, в эти страшные годы голода, лишений и террора в России происходил удивительный расцвет мистического и спиритуалистического творчества. Белый стал центром этого брожения. Он основал «Вольфилу» (Вольная философская ассоциация), где свободно, искренно и оригинально обсуждались самые жгучие проблемы мистической метафизики в их практическом аспекте. Он издавал Записки мечтателя (1919–1922), непериодический журнал, смесь, в которой содержится почти все лучшее, что было опубликовано в эти тяжелейшие два года. Он преподавал стихосложение пролетарским поэтам и с невероятной энергией читал лекции чуть не каждый день.

За этот период, кроме множества мелких произведений, им были написаны Записки чудака , Преступление Николая Летаева (продолжение Котика Летаева ), большая поэма Первое свиданье и Воспоминания о Блоке . Вместе с Блоком и Горьким (которые тогда ничего не писали и потому в счет не шли) он был крупнейшей фигурой русской литературы – и куда более влиятельной, чем те двое. Когда возродилась книжная торговля (1922), издатели первым делом стали печатать Белого. В том же году он уехал в Берлин, где стал таким же центром среди писателей-эмигрантов, каким был в России. Но его экстатический, беспокойный дух не позволил ему оставаться за границей. В 1923 г. Андрей Белый вернулся в Россию, ибо только там ощущал соприкосновение с жадно ожидавшимся им мессианским возрождением русской культуры.

Портрет Андрея Белого. Художник К. Петров-Водкин, 1932

Однако все его попытки наладить живой контакт с советской культурой оказались безнадёжными. Коммунистические идеологи Андрея Белого не признавали. Ещё в Берлине он порвал с Асей Тургеневой, а по возвращении в СССР сожительствовал с Анной Васильевой, на которой в 1931 официально женился. У неё на руках писатель и умер 8 января 1934 в Москве после нескольких инсультов.

Андрей Белый (1880–1934) - русский писатель, поэт, прозаик, публицист, критик, мемуарист. Его не сразу признавали критики и читатели и называли «непристойным клоуном» за его своеобразный юмор, но впоследствии он будет признан одним из самых неординарных и влиятельных символистов серебряного века. Давайте взглянем на наиболее интересные факты из жизни Андрея Белого .

Настоящее имя писателя - Борис Николаевич Бугаев . Псевдоним «Андрей Белый» был предложен его учителем и наставником М.С.Соловьевым. Белый цвет символизирует чистоту, высоту помыслов и успокоение. Б. Бугаев использовал и другие псевдонимы: А., Альфа, Быков, В., Гамма, Дельта и другие.
Будущий писатель родился в семье профессора физико-математического факультета Московского университета и первой московской красавицы . Отношения родителей мальчика были сложными и во многом повлияли на формирование его личности, так как каждый пытался привить сыну свои ценности: отец – интерес к науке, мать – любовь к искусству и музыке.
2
Белый обладал незаурядной внешностью, многие считали его красивым, но взгляд Андрея не единожды описывали, как «безумный» . Современники выделяли не только необычную внешность писателя, но и его повадки.
3
Будучи подростком, Андрей познакомился с семьей Соловьевых, что впоследствии сильно повлияло на карьеру будущего писателя . С подачи Соловьевых начинает интересоваться литературой, новейшим искусством, и философией. Благодаря М.С. Соловьеву творчество Белого вышло в печать.
4
Белый был прилежным студентом и любил учиться . Андрей обладал великолепными способностями к математике; был успешен как в точных, так и гуманитарных дисциплинах, что позволило ему с отличием окончить знаменитую гимназию имени Л.И. Поливанова.
В 1903 году по настоянию отца будущий писатель завершил обучение на естественном отделении физико-математического факультета в Московском университете , а в 1904 поступил на историко-филологический, где недоучился из-за отъезда за границу.
В 1901 году Белый выпустил свое первое литературное произведение в жанре «симфонии» (вторая драматическая симфония) . Необычное творение вызвало недоумение и критику среди читателей, однако его сумели оценить коллеги-символисты.
7
Белый инициировал знакомство с Александром Блоком . Писатели долгое время делились опытом и вскоре стали очень близки. Однако позже оба друга становятся вовлечены в «любовный треугольник» вследствие чего их пути разошлись. Белый назвал свои почти двадцатилетние отношения с Блоком «дружбой-враждой».
Несколько лет Андрей был влюблён в супругу А. Блока Любовь Менделееву . Их роман длился 2 года. Блок был любителем злачных заведений, из-за его супруга страдала и находила утешение в обществе Белого. Блок знал об этих отношениях, но не проявлял к ним особого интереса. В конечном итоге Менделеева разорвала отношения с Белым, чем нанесла ему сильнейший удар. Позже писатель посвятит Любе множество своих произведений.
Разрыв с возлюбленной чуть не довел писателя до самоубийства . Однако в то утро, когда он собрался свести счеты с жизнью, приглашение повидаться от Менделеевой вселило огонек надежды в разбитое сердце.
Писатель дважды был женат . Первой его супругой стала Анна Алексеевна (Ася) Тургенева. Союз недолго был счастливым, и в 1918 году пара рассталась. Клавдия Николаевна Васильева стала второй женой Белого. У пары сложились дружеско-доверительные отношения.
11
Много лет жил в Европе, трудился в Горьковском журнале «Беседа» в Берлине , а также работал над своими произведениями.
12
В 1912 сошелся Андрей сошелся с Рудольфом Штейнером и впоследствии 4 года прожил в его резиденции в Швейцарии вместе с супругой Асей . Там он принял участие в строительстве храма под руководством Штейнера, которое велось непрофессиональными строителями.
13
Андрей Белый скончался в возрасте 54 лет от инсульта и был похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.
В квартире на Арбате, где до 26 лет жил писатель, сейчас располагается мемориальный музей , посвященный жизни и творчеству Андрея Белого. Адрес музея: Москва, ул. Арбат 55.

Мы надеемся Вам понравилась подборка с картинками - Интересные факты из жизни Андрея Белого (15 фото) онлайн хорошего качества. Оставьте пожалуйста ваше мнение в комментариях! Нам важно каждое мнение.