Пленные русские женщины у немцев. Вот так поступали нацисты с пленными советскими женщинами. Женщины в плену

Около 12% населения оккупированных территорий в той или иной мере сотрудничали с немецко-фашистскими захватчиками.

Педантичные немцы нашли работу для всех желающих. Мужчины могли служить в полицейских отрядах, а женщины шли посудомойками и уборщицами в солдатские и офицерские столовые. Впрочем, честным трудом зарабатывали далеко не все.

Горизонтальное предательство

К «половому» вопросу на оккупированных территориях немцы подошли со свойственной им пунктуальностью и расчетом. В крупных городах были созданы публичные дома, сами фашисты называли их «бордель-хаусами». В таких заведениях трудилось от 20 до 30 женщин, а за порядком следили солдаты тыловой службы и военная полиция. Никаких налогов или податей немецким «смотрящим» сотрудницы домов терпимости не платили, все заработанное девушки уносили домой.

В городах и деревнях при солдатских столовых организовывались комнаты для свиданий, в которых, как правило, «работали» женщины, трудившиеся тут же посудомойками и уборщицами.

Но, по наблюдениям тыловых служб вермахта, созданные публичные дома и комнаты для свиданий не справлялись с объемом работ. Напряжение в солдатской среде росло, вспыхивали ссоры, которые заканчивались смертью или ранением одного солдата и дисбатом для другого. Проблема была решена возрождением на оккупированных территориях свободной проституции.

Чтобы стать жрицей любви, женщина должна была зарегистрироваться в комендатуре, пройти медицинское освидетельствование и сообщить адрес квартиры, где она будет принимать немецких солдат. Медицинские обследования были регулярными, а заражение оккупантов венерической болезнью каралось смертной казнью. В свою очередь, немецкие солдаты имели четкое предписание: при сексуальных контактах в обязательном порядке использовать презервативы. Заражение вензаболеванием было весьма серьезным преступлением, за которое солдата или офицера разжаловали и отправляли в дисбат, что почти приравнивалось к смертному приговору.

Денег за интимные услуги славянские женщины на оккупированных территориях не брали, предпочитая натуральную оплату - консервы, буханку хлеба или шоколад. Дело было не в моральном аспекте и полном отсутствии меркантильности у сотрудниц домов терпимости, а в том, что деньги в период военных действий особой ценности не имели и кусок мыла обладал гораздо большей покупательской способностью, чем советский рубль или оккупационные рейхсмарки.

Наказали презреньем

Женщины, которые работали в немецких домах терпимости или сожительствовали с немецкими солдатами и офицерами, открыто порицались соотечественниками. После освобождения территорий сотрудницы военных борделей часто бывали биты, их стригли наголо и при любом удобном случае поливали презрением.

Кстати, местные жители освобожденных территорий очень часто писали доносы на таких женщин. Но позиция властей оказалась иной, ни одного дела за сожительство с врагом в СССР заведено не было.

«Немчиками» в Советском Союзе называли детей, которые рожали женщины от немецких захватчиков. Очень часто младенцы появлялись на свет в результате сексуального насилия, поэтому судьба их была незавидна. И дело вовсе не в строгости советских законов, а в нежелании женщин растить детей врагов и насильников. Но кто-то мирился с ситуацией и оставлял детей оккупантов в живых. Даже сейчас на территориях, захваченных немцами в период Второй мировой войны, можно встретить пожилых людей с типично немецкими чертами лица, которые родились во время войны в глухих деревнях Советского Союза.

Никаких репрессий в отношении «немчиков» или их матерей не было, что является исключением. Например, в Норвегии женщины, уличенные в сожительстве с фашистами, подвергались наказаниям и преследовались по закону. Но больше всего отличились французы. После падения фашистской империи за сожительство с немецкими солдатами и офицерами было репрессировано около 20 тысяч француженок.

Гонорар в 30 серебренников

С первого дня оккупации немцы вели активную пропаганду, выискивали людей, которые были недовольны советской властью, и склоняли их к сотрудничеству. На захваченных советских территориях издавались даже свои газеты. Естественно, журналистами в таких изданиях работали советские граждане, которые стали добровольно работать на немцев.

Вера Пирожкова и Олимпиада Полякова (Лидия Осипова ) стали сотрудничать с немцами чуть ли не с первого дня оккупации. Они были сотрудниками профашистской газеты «За Родину». Обе были недовольны советской властью, а их семьи в той или иной мере пострадали во время массовых репрессий.

Газета «За родину» — оккупационная немецкая двухцветная газета выходившая с осени 1942 года до лета 1944 года. Источник: ru.wikipedia.org

На врагов журналистки работали добровольно и всецело оправдывали любые действия своих хозяев. Даже бомбы, которые фашисты сбрасывали на советские города, они называли «освободительными».

Обе сотрудницы при приближении Красной армии эмигрировали в Германию. Никакого преследования со стороны военных или правоохранительных структур не было. Более того, Вера Пирожкова в 90-е годы вернулась в Россию.

Тонька-пулеметчица

Антонина Макарова является самой известной женщиной-предательницей Второй мировой войны. В возрасте 19 лет комсомолка Макарова оказалась в «Вяземском котле». Из окружения вместе с молодой санитаркой выходил солдат Николай Федчук . Но совместное скитание санитарки и бойца оказалось недолгим, Федчук бросил девушку, когда они добрались до его родной деревни, где у него была семья.

Дальше Антонине пришлось двигаться в одиночку. Поход комсомолки завершился на Брянщине, где ее задержал полицейский патруль печально известной «Локотской республики» (территориальное образование русских коллаборационистов). Пленница приглянулась полицаям, и они взяли ее к себе в отряд, где девушка фактически выполняла обязанности проститутки.

Женщины-медработники РККА, взятые в плен под Киевом, собраны для этапирования в лагерь военнопленных, август 1941 года:

Форма одежды многих девушек - полувоенная-полугражданская, что характерно для начального этапа войны, когда в Красной армии были сложности с обеспечением женскими комплектами обмундирования и форменной обувью маленьких размеров. Слева - унылый пленный лейтенант-артиллерист, может быть, «командир этапа».

Сколько женщин-военнослужащих Красной Армии оказалось в немецком плену, – неизвестно. Однако немцы не признавали женщин военнослужащими и расценивали их как партизан. Поэтому, по словам немецкого рядового Бруно Шнейдера, перед отправкой его роты в Россию их командир обер-лейтенант Принц ознакомил солдат с приказом: «Расстреливать всех женщин, которые служат в частях Красной Армии» (Архив Яд Вашем. М-33/1190, л. 110) . Многочисленные факты свидетельствуют о том, что этот приказ применялся на протяжении всей войны.

В августе 1941 г. по приказу Эмиля Кноля, командира полевой жандармерии 44-й пехотной дивизии, была расстреляна военнопленная – военный врач (Архив Яд Вашем. М-37/178, л. 17.) .

В г. Мглинск Брянской области в 1941 г. немцы захватили двух девушек из санитарной части и расстреляли их (Архив Яд Вашем. М-33/ 482, л. 16.) .

После разгрома Красной Армии в Крыму в мае 1942 г. в Рыбацком поселке «Маяк» недалеко от Керчи в доме жительницы Буряченко скрывалась неизвестная девушка в военной форме. 28 мая 1942 г. немцы во время обыска обнаружили ее. Девушка оказала фашистам сопротивление, кричала: «Стреляйте, гады! Я погибаю за советский народ, за Сталина, а вам, изверги, настанет собачья смерть!» Девушку расстреляли во дворе (Архив Яд Вашем. М-33/60, л. 38.) .

В конце августа 1942 г. в станице Крымской Краснодарского края расстреляна группа моряков, среди них было несколько девушек в военной форме (Архив Яд Вашем. М-33/ 303, л 115.) .

В станице Старотитаровской Краснодарского края среди расстрелянных военнопленных обнаружен труп девушки в красноармейской форме. При ней был паспорт на имя Михайловой Татьяны Александровны, 1923 г. Родилась в селе Ново-Романовка (Архив Яд Вашем. М-33/ 309, л. 51.) .

В селе Воронцово-Дашковское Краснодарского края в сентябре 1942 г. были зверски замучены взятые в плен военфельдшера Глубокова и Ячменева (Архив Яд Вашем. М-33/295, л. 5.) .

5 января 1943 г. неподалеку от хутора Северный были захвачены в плен 8 красноармейцев. Среди них – медицинская сестра по имени Люба. После продолжительных пыток и издевательств всех захваченных расстреляли (Архив Яд Вашем. М-33/ 302, л. 32.) .

Двое довольно ухмиляющихся гитлеровцев - унтер-офицер и фанен-юнкер (кандидат-офицер, справа; кажется, вооружен трофейной советской самозарядной винтовкой Токарева) - сопровождают захваченную советскую девушку-военнослужащую - в плен… или на смерть?

Вроде, «гансы» выглядят не злыми… Хотя - кто их знает? На войне совершенно обычные люди часто творят такую запредельную мерзость, которой никогда бы не сделали в «другой жизни»… Девушка одета в полный комплект полевого обмундирования РККА обр.1935 г. - мужской, и в хорошие «комсоставовские» сапоги по размеру.

Аналогичное фото, вероятно лета или начала осени 1941. Конвой - немецкий унтер-офицер, женщина-военнопленная в комсоставовской фуражке, но без знаков различия:

Переводчик дивизионной разведки П.Рафес вспоминает, что в освобожденной в 1943 г. деревне Смаглеевка в 10 км от Кантемировки жители рассказали, как в 1941 г. «раненую девушку-лейтенанта голую вытащили на дорогу, порезали лицо, руки, отрезали груди...» (П. Рафес. Тогда они еще не каялись. Из Записок переводчика дивизионной разведки. «Огонек». Спецвыпуск. М., 2000, №70.)

Зная о том, что их ожидает в случае плена, женщины-солдаты, как правило, сражались до последнего.

Часто захваченные в плен женщины перед смертью подвергались насилию. Солдат из 11-й танковой дивизии Ганс Рудгоф свидетельствует, что зимой 1942 г. «… на дорогах лежали русские санитарки. Их расстреляли и бросили на дорогу. Они лежали обнаженные… На этих мертвых телах… были написаны похабные надписи» (Архив Яд Вашем. М-33/1182, л. 94– 95.) .

В Ростове в июле 1942 г. немецкие мотоциклисты ворвались во двор, в котором находились санитарки из госпиталя. Они собирались переодеться в гражданское платье, но не успели. Их так, в военной форме, затащили в сарай и изнасиловали. Однако не убили (Владислав Смирнов. Ростовский кошмар. – «Огонек». М., 1998. №6.) .

Насилию и издевательствам подвергались и женщины-военнопленные, оказавшиеся в лагерях. Бывший военнопленный К.А.Шенипов рассказал, что в лагере в Дрогобыче была красивая пленная девушка по имени Люда. «Капитан Штроер – комендант лагеря, пытался ее изнасиловать, но она оказала сопротивление, после чего немецкие солдаты, вызванные капитаном, привязали Люду к койке, и в таком положении Штроер ее изнасиловал, а потом застрелил» (Архив Яд Вашем. М-33/1182, л. 11.) .

В шталаге 346 в Кременчуге в начале 1942 г. немецкий лагерный врач Орлянд собрал 50 женщин врачей, фельдшериц, медсестер, раздел их и «приказал нашим врачам исследовать их со стороны гениталий - не больны ли они венерическими заболеваниями. Наружный осмотр он проводил сам. Выбрал из них 3 молодых девушек, забрал их к себе «прислуживать». За осмотренными врачами женщинами приходили немецкие солдаты и офицеры. Немногим из этих женщин удалось избежать изнасилования (Архив Яд Вашем. М-33/230, л. 38,53,94; М-37/1191, л. 26.) .

Женщины-военнослужаще РККА, попавшие в плен при попытке выйти из окружения под Невелем, лето 1941 года:

Судя по их изможденным лицам, им многое пришлось пережить еще до взятия в плен.

Здесь «гансы» явно глумятся и позируют - чтоб им самим поскорее испытать на себе все «радости» плена! А несчастная девчонка, которая, похоже, уже нахлебалась лиха полной мерой на фронте, не питает никаких иллюзий относительно своих перспектив в плену…

На правой фотографии (сентябрь 1941 г., опять около Киева - ?), наоборот, девушки (одной из которых удалось сохранить в плену даже часики на руке; небывалое дело, часы - оптимальная лагерная валюта!) не выглядят отчаявшимися или истощенными. Пленные красноармейцы улыбаются… Постановочное фото, или действительно попался относительно человечный комендант лагеря, обеспечивший сносное существование?

Особенно цинично относилась к женщинам-военнопленным лагерная охрана из числа бывших военнопленных и лагерные полицаи. Они насиловали пленниц или под угрозой смерти заставляли сожительствовать с ними. В Шталаге № 337, неподалеку от Барановичей, на специально огороженной колючей проволокой территории содержалось около 400 женщин-военнопленных. В декабре 1967 г. на заседании военного трибунала Белорусского военного округа бывший начальник охраны лагеря А.М.Ярош признался, что его подчиненные насиловали узниц женского блока (П. Шерман. …И ужаснулась земля. (О зверствах немецких фашистах на территории города Барановичи и его окрестностях 27 июня 1941– 8 июля 1944). Факты, документы, свидетельства. Барановичи. 1990, с. 8– 9.) .

В лагере военнопленных Миллерово тоже содержались пленные женщины. Комендантом женского барака была немка из немцев Поволжья. Страшной была участь девушек, томившихся в этом бараке: «Полицаи часто заглядывали в этот барак. Ежедневно за пол-литра комендант давала любую девушку на выбор на два часа. Полицай мог взять ее к себе в казарму. Они жили по двое в комнате. Эти два часа он мог ее использовать, как вещь, надругаться, поиздеваться, сделать все, что ему вздумается.

Однажды во время вечерней поверки пришел сам шеф полиции, ему девушку давали на всю ночь, немка пожаловалась ему, что эти «падлюки» неохотно идут к твоим полицаям. Он с усмешкой посоветовал: «A ты тем, кто не хочет идти, устрой «красный пожарник». Девушку раздевали догола, распинали, привязав веревками на полу. Затем брали красный горький перец большого размера, выворачивали его и вставляли девушке во влагалище. Оставляли в таком положении до получаса. Кричать запрещали. У многих девушек губы были искусаны – сдерживали крик, и после такого наказания они долгое время не могли двигаться.

Комендантша, за глаза ее называли людоедкой, пользовалась неограниченными правами над пленными девушками и придумывала и другие изощренные издевательства. Например, «самонаказание». Имеется специальный кол, который сделан крестообразно высотой 60 сантиметров. Девушка должна раздеться догола, вставить кол в задний проход, руками держаться за крестовину, а ноги положить на табуретку и так держаться три минуты. Кто не выдерживал, должен был повторить сначала.

О том, что творится в женском лагере, мы узнавали от самих девушек, выходивших из барака посидеть минут десять на скамейке. Также и полицаи хвастливо рассказывали о своих подвигах и находчивой немке» (С. М. Фишер. Воспоминаний. Рукопись. Архив автора.) .

Женщины-медики Красной армии, попавшие в плен, во многих лагерях военнопленных (в основном - в пересыльных и этапных) работали в лагерных лазаретах:

Здесь может быть и немецкий полевой госпиталь в прифронтовой полосе - на заднем плане видна часть кузова автомобиля, оборудованного для перевозки раненых, а у одного из немецких солдат на фото забинтована рука.

Лазаретный барак лагеря для военнопленных в г.Красноармейск (вероятно, октябрь 1941 года):

На переднем плане - унтер-офицер германской полевой жандармерии с характерной бляхой на груди.

Женщины-военнопленные содержались во многих лагерях. По словам очевидцев, они производили крайне жалкое впечатление. В условиях лагерной жизни им было особенно тяжело: они, как никто другой, страдали от отсутствия элементарных санитарных условий.

Посетивший осенью 1941 г. Седлицкий лагерь К. Кромиади, член комиссии по распределению рабочей силы, беседовал с пленными женщинами. Одна из них, женщина-военврач, призналась: «… все переносимо, за исключением недостатка белья и воды, что не позволяет нам ни переодеться, ни помыться» (К. Кромиади. Советские военнопленные в Германии… с. 197.) .

Группа женщин-медработников, взятых в плен в Киевском котле в сентябре 1941 г., содержалась во Владимир-Волынске – лагерь Офлаг № 365 «Норд» (Т. С. Першина. Фашистский геноцид на Украине 1941– 1944… с. 143.) .

Медсестры Ольга Ленковская и Таисия Шубина попали в плен в октябре 1941 г. в Вяземском окружении. Сначала женщин содержали в лагере в Гжатске, затем в Вязьме. В марте при приближении Красной Армии немцы перевели пленных женщин в Смоленск в Дулаг № 126. Пленниц в лагере находилось немного. Содержались в отдельном бараке, общение с мужчинами было запрещено. С апреля по июль 1942 г. немцы освободили всех женщин с «условием вольного поселения в Смоленске» (Архив Яд Вашем. М-33/626, л. 50– 52. М-33/627, л. 62– 63.) .

Крым, лето 1942 года. Совсем молодые красноармейцы, только что захваченные в плен вермахтом, и среди них - такая же молодая девушка-военнослужащая:

Скорее всего - не медик: руки чистые, в недавнем бою она не перевязывала раненых.

После падения Севастополя в июле 1942 г. в плену оказалось около 300 женщин-медработников: врачей, медсестер, санитарок (Н. Лемещук. Не склонив головы. (О деятельности антифашистского подполья в гитлеровских лагерях) Киев, 1978, с. 32– 33.) . Вначале их отправили в Славуту, а в феврале 1943 г., собрав в лагере около 600 женщин-военнопленных, погрузили в вагоны и повезли на Запад. В Ровно всех выстроили, и начались очередные поиски евреев. Одна из пленных, Казаченко, ходила и показывала: «это еврей, это комиссар, это партизан». Кого отделили от общей группы, расстреляли. Оставшихся вновь погрузили в вагоны, мужчин и женщин вместе. Сами пленные поделили вагон на две части: в одной – женщины, в другой – мужчины. Оправлялись в дырку в полу (Г. Григорьева. Беседа с автором 9.10.1992.) .

По дороге пленных мужчин высаживали на разных станциях, а женщин 23 февраля 1943 г. привезли в город Зоес. Выстроили и объявили, что они будут работать на военных заводах. В группе пленных была и Евгения Лазаревна Клемм. Еврейка. Преподаватель истории Одесского пединститута, выдавшая себя за сербку. Она пользовалась особым авторитетом среди женщин-военнопленных. Е.Л.Клемм от имени всех на немецком языке заявила: «Мы – военнопленные и на военных заводах работать не будем». В ответ всех начали избивать, а затем загнали в небольшой зал, в котором от тесноты нельзя было ни сесть, ни двинуться. Так стояли почти сутки. А потом непокорных отправили в Равенсбрюк (Г. Григорьева. Беседа с автором 9.10.1992. Е. Л. Клемм вскоре после возвращения из лагеря, после бесконечных вызовов в органы госбезопасности, где добивались ее признания в предательстве, покончила жизнь самоубийством) . Этот женский лагерь был создан в 1939 г. Первыми узницами Равенсбрюка были заключенные из Германии, а затем из европейских стран, оккупированных немцами. Всех узниц остригли наголо, одели в полосатые (в синюю и в серую полоску) платья и жакеты без подкладки. Нижнее белье – рубашка и трусы. Ни лифчиков, ни поясов не полагалось. В октябре на полгода выдавали пару старых чулок, однако не всем удавалось проходить в них до весны. Обувь, как и в большинстве концлагерей, – деревянные колодки.

Барак делился на две части, соединенные коридором: дневное помещение, в котором находились столы, табуретки и небольшие стенные шкафчики, и спальное – трехъярусные нары-лежаки с узким проходом между ними. На двоих узниц выдавалось одно хлопчатобумажное одеяло. В отдельной комнате жила блоковая – старшая барака. В коридоре находилась умывальная, уборная (Г. С. Забродская. Воля к победе. В сб. «Свидетели обвинения». Л. 1990, с. 158; Ш. Мюллер. Слесарная команда Равенсбрюка. Воспоминания заключенной №10787. М., 1985, с. 7.) .

Этап советских женщин-военнопленных прибыл в Шталаг 370, Симферополь (лето или начало осени 1942 года):

Пленные несут на себе все свои скудные пожитки; под жарким крымским солнцем многие из них «по-бабьи» повязали головы платочками и скинули тяжелые сапоги.

Там же, Шталаг 370, Симферополь:

Узницы работали в основном на швейных предприятиях лагеря. В Равенсбрюке изготавливалось 80% всего обмундирования для войск СС, а также лагерная одежда как для мужчин, так и для женщин (Женщины Равенсбрюка. М., 1960, с. 43, 50.) .

Первые советские женщины-военнопленные – 536 человек – прибыли в лагерь 28 февраля 1943 г. Вначале всех отправили в баню, а затем выдали лагерную полосатую одежду с красным треугольником с надписью: «SU» – Sowjet Union.

Еще до прибытия советских женщин эсэсовцы распустили по лагерю слух, что из России привезут банду женщин-убийц. Поэтому их поместили в особый блок, огороженный колючей проволокой.

Каждый день узницы вставали в 4 утра на поверку, порой длившуюся несколько часов. Затем работали по 12–13 часов в швейных мастерских или в лагерном лазарете.

Завтрак состоял из эрзац-кофе, который женщины использовали в основном для мытья головы, так как теплой воды не было. Для этой цели кофе собирали и мылись по очереди .

Женщины, у которых волосы уцелели, стали пользоваться расческами, которые сами же и делали. Француженка Мишлин Морель вспоминает, что «русские девушки, используя заводские станки, нарезали деревянные дощечки или металлические пластины и отшлифовывали их так, что они становились вполне приемлемыми расческами. За деревянный гребешок давали полпорции хлеба, за металлический – целую порцию» (Голоса. Воспоминания узниц гитлеровских лагерей. М., 1994, с. 164.) .

На обед узницы получали пол-литра баланды и 2– 3 вареные картофелины. Вечером получали на пятерых маленькую буханку хлеба с примесью древесных опилок и вновь пол-литра баланды (Г. С. Забродская. Воля к победе… с. 160.) .

О том, какое впечатление произвели на узниц Равенсбрюка советские женщины, свидетельствует в своих воспоминаниях одна из узниц Ш. Мюллер: «…в одно из воскресений апреля нам стало известно, что советские заключенные отказались выполнить какой-то приказ, ссылаясь на то, что согласно Женевской Конвенции Красного Креста с ними следует обращаться как с военнопленными. Для лагерного начальства это была неслыханная дерзость. Всю первую половину дня их заставили маршировать по Лагерштрассе (главная «улица» лагеря) и лишили обеда.

Но женщины из красноармейского блока (так мы называли барак, где они жили) решили превратить это наказание в демонстрацию своей силы. Помню, кто-то крикнул в нашем блоке: “Смотрите, Красная Армия марширует!” Мы выбежали из бараков, бросились на Лагерштрассе. И что же мы увидели?

Это было незабываемо! Пятьсот советских женщин по десять в ряд, держа равнение, шли, словно на параде, чеканя шаг. Их шаги, как барабанная дробь, ритмично отбивали такт по Лагерштрассе. Вся колонна двигалась как единое целое. Вдруг женщина на правом фланге первого ряда дала команду запевать. Она отсчитала: «Раз, два, три!» И они запели:

Вставай страна огромная,
Вставай на смертный бой…

Потом они запели о Москве.

Фашисты были озадачены: наказание маршировкой униженных военнопленных превратилось в демонстрацию их силы и непреклонности…

Не получилось у СС оставить советских женщин без обеда. Узницы из политических заблаговременно позаботились о еде для них» (Ш. Мюллер. Слесарная команда Равенсбрюка… с. 51– 52.) .

Советские женщины-военнопленные не раз поражали своих врагов и солагерниц единством и духом сопротивления. Однажды 12 советских девушек были включены в список заключенных, предназначенных для отправки в Майданек, в газовые камеры. Когда эсэсовцы пришли в барак, чтобы забрать женщин, товарищи отказались их выдать. Эсэсовцам удалось найти их. «Оставшиеся 500 человек построились по пять человек и пошли к коменданту. Переводчиком была Е.Л.Клемм. Комендант загнал в блок пришедших, угрожая им расстрелом, и они начали голодную забастовку» (Женщины Равенсбрюка… с.127.) .

В феврале 1944 г. около 60 женщин-военнопленных из Равенсбрюка перевели в концлагерь в г. Барт на авиационный завод «Хейнкель». Девушки и там отказались работать. Тогда их выстроили в два ряда и приказали раздеться до рубашек, снять деревянные колодки. Много часов они стояли на морозе, каждый час приходила надзирательница и предлагала кофе и постель тому, кто согласится выйти на работу. Затем троих девушек бросили в карцер. Две из них умерли от воспаления легких (Г. Ванеев. Героини Севастопольской крепости. Симферополь.1965, с. 82– 83.) .

Постоянные издевательства, каторжная работа, голод приводили к самоубийствам. В феврале 1945 г. бросилась на проволоку защитница Севастополя военврач Зинаида Аридова (Г. С. Забродская. Воля к победе… с. 187.) .

И все-таки узницы верили в освобождение, и эта вера звучала в песне, сложенной неизвестным автором (Н. Цветкова. 900 дней в фашистских застенках. В сб.: В Фашистских застенках. Записки. Минск.1958, с. 84.) :

Выше голову, русские девочки!
Выше головы, будьте смелей!
Нам терпеть остается не долго,
Прилетит по весне соловей…
И откроет нам двери на волю,
Снимет платье в полоску с плечей
И залечит глубокие раны,
Вытрет слезы с опухших очей.
Выше голову, русские девочки!
Будьте русскими всюду, везде!
Ждать недолго осталось, недолго -
И мы будем на русской земле.

Бывшая узница Жермена Тильон в своих воспоминаниях дала своеобразную характеристику русским женщинам-военнопленным, попавшим в Равенсбрюк: «… их спаянность объяснялась тем, что они прошли армейскую школу еще до пленения. Они были молоды, крепки, опрятны, честны, а также довольно грубы и необразованны. Встречались среди них и интеллигентки (врачи, учительницы) – доброжелательные и внимательные. Кроме того, нам нравилась их непокорность, нежелание подчиняться немцам» (Голоса, с. 74–5.) .

Женщин-военнопленных отправляли и в другие концлагеря. Узник Освенцима А.Лебедев вспоминает, что в женском лагере содержались парашютистки Ира Иванникова, Женя Саричева, Викторина Никитина, врач Нина Харламова и медсестра Клавдия Соколова (А. Лебедев. Солдаты малой войны… с. 62.) .

В январе 1944 г. за отказ подписать согласие на работу в Германии и перейти в категорию гражданских рабочих более 50 женщин-воен-нопленных из лагеря в г. Хелм отправили в Майданек. Среди них были врач Анна Никифорова, военфельдшеры Ефросинья Цепенникова и Тоня Леонтьева, лейтенант пехоты Вера Матюцкая (А. Никифорова. Это не должно повториться. М., 1958, с. 6– 11.) .

Штурман авиаполка Анна Егорова, чей самолет был сбит над Польшей, контуженная, с обгоревшим лицом, попала в плен и содержалась в Кюстринском лагере (Н. Лемещук. Не склонив головы… с. 27. В 1965 г. А. Егоровой было присвоено звание Героя Советского Союза.) .

Несмотря на царящую в неволе смерть, несмотря на то, что всякая связь между военнопленными мужчинами и женщинами была запрещена, там, где они работали вместе, чаще всего в лагерных лазаретах, порой зарождалась любовь, дарующая новую жизнь. Как правило, в таких редких случаях немецкое руководство лазаретом не препятствовало родам. После рождения ребенка мать-военнопленная либо переводилась в статус гражданского лица, освобождалась из лагеря и отпускалась по месту жительства ее родных на оккупированной территории, либо возвращалась с ребенком в лагерь.

Так, из документов лагерного лазарета Шталага № 352 в Минске, известно, что «приехавшая 23.2.42 в I Городскую больницу для родов медицинская сестра Синдева Александра уехала вместе с ребенком в лагерь военнопленных Ролльбан» (Архив Яд Вашем. М-33/438 часть II, л. 127.) .

Наверное, одна из последних фотографий советских женщин-военнослужащих, попавших в немецкий плен, 1943 или 1944 год:

Обе награждены медалями, девушка слева - «За отвагу» (темный кант на колодке), у второй может быть и «БЗ». Бытует мнение, что это летчицы, но навряд ли: у обеих «чистые» погоны рядовых.

В 1944 г. отношение к женщинам-военнопленным ожесточается. Их подвергают новым проверкам. В соответствии с общими положениями о проверке и селекции советских военнопленных, 6 марта 1944 г. ОКВ издало специальное распоряжение «Об обращении с русскими женщинами-военнопленными». В этом документе говорилось, что содержащихся в лагерях военнопленных советских женщин следует подвергать проверке местным отделением гестапо так же, как всех вновь прибывающих советских военнопленных. Если в результате полицейской проверки выявляется политическая неблагонадежность женщин-воен-нопленных, их следует освобождать от плена и передавать полиции (А. Streim. Die Behandlung sowjetischer Kriegsgefangener… S. 153.) .

На основе этого распоряжения начальник Службы безопасности и СД 11 апреля 1944 г. издал приказ об отправке неблагонадежных женщин-военнопленных в ближайший концлагерь. После доставки в концлагерь такие женщины подвергались так называемой «специальной обработке» – ликвидации. Так погибла Вера Панченко-Писанецкая – старшая группы семисот девушек-военнопленных, работавших на военном заводе в г. Гентин. На заводе выпускалось много брака, и в ходе расследования выяснилось, что саботажем руководила Вера. В августе 1944 г. ее отправили в Равенсбрюк и там осенью 1944 г. повесили (А. Никифорова. Это не должно повториться… с. 106.) .

В концлагере Штуттгоф в 1944 г. были убиты 5 русских старших офицеров, в том числе женщина-майор. Их доставили в крематорий – место казни. Сначала привели мужчин и одного за другим расстреляли. Затем – женщину. По словам поляка, работавшего в крематории и понимавшего русский язык, эсэсовец, говоривший по-русски, издевался над женщиной, заставляя выполнять его команды: «направо, налево, кругом...» После этого эсэсовец спросил ее: «Почему ты это сделала?» Что она сделала, я так и не узнал. Она ответила, что сделала это для Родины. После этого эсэсовец влепил пощечину и сказал: «Это для твоей родины». Русская плюнула ему в глаза и ответила: «А это для твоей родины». Возникло замешательство. К женщине подбежали двое эсэсовцев и ее живую стали заталкивать в топку для сжигания трупов. Она сопротивлялась. Подбежали еще несколько эсэсовцев. Офицер кричал: «В топку ее!» Дверца печи была открыта, и из-за жара волосы женщины загорелись. Несмотря на то, что женщина энергично сопротивлялась, ее положили на тележку для сжигания трупов и затолкали в печь. Это видели все работавшие в крематории заключенные» (А. Streim. Die Behandlung sowjetischer Kriegsgefangener…. S. 153– 154.) . К сожалению, имя этой героини осталось неизвестным.

В «Редакции Елены Шубиной» был издан единственный сохранившийся дневник девушки-остарбайтера из СССР. Юная курянка Александра Михалева была угнана немцами на работы в 1942 году, где пробыла до конца войны и все это время записывала то, что с ней происходило.

Отрывок из дневника девушки-остарбайтера

1942 год

5 июня

В 6 часов тронулся поезд с Курского вокзала. В нем были русские молодые люди, отправляющиеся в Германию работать. Едем в товарном вагоне, 43 девочки. Со многими познакомились. Наши лучшие попутчики. Вера - умная, рассудительная, хорошая во всех отношениях девочка, Зина. Спим все вповалку на соломе.

7 июня

В 10 часов прибыли в Минск, получили супу и, поев, легли спать. Для каждого выгона выделен немецкий солдат - бригадир. Интересно, как белорусы смотрели на нас, выглядывавших из вагонов. Было воскресенье. Жители стояли все разодетые в праздничные костюмы. Многие пожилые женщины плакали, глядя на нас.

8 июня

Всю ночь ехали и рано утром были уже в Польше.

На польских станциях работают польские евреи. Молодые юноши и девушки, отмеченные желтыми звездами спереди и сзади.

Русские пленные работают повсюду, и мы едем все дальше и дальше от родины. Вот уже 3-й день. Получили всего около 1 кг хлеба, 1 раз пили чай.

Сейчас 10 часов утра, поезд стоит в Барановичах. Здесь поели, на сей раз хорошего супу. Едем полями, лесами подряд много часов. Наконец в половине 5-го приехали в польский город Волковысск - хороший, небольшой городок, сильно разрушенный немецкими бомбами.

От долгой езды у моей [двоюродной сестры] Гали пошла из носа кровь, она плакала.

9 июня

В 5 часов утра прибыли в Белосток. Здесь мы прошли медицинскую комиссию. Предварительно перед ней просмотрели наши головы, промазали их какой-то мазью и потом искупали. Затем дали поесть супу и, усадив снова в товарные вагоны, только без соломы, повезли дальше. Ночью в вагоне было особенно тесно. Без соломы оказалось очень плохо спать.

Проснулась на рассвете, поезд подъезжал к столице Польши - Варшаве. Огромный город, разделенный рекой на западную и восточную части. Много фабрик и заводов. Промышленные районы сильно разрушены бомбежками.

11 июня

Подъезжаем к границе Германии. Мелькают городишки и деревни. Поля аккуратно размечены, чисто обработаны.

В 5 часов вечера прибыли в германский город Галле. Долго стояли на вокзале. Потом по улицам города нас повели в баню. Шли мы длинной колонной по три человека в ряд. Много среди нас было деревенских - плохо, потрепанно, неуклюже одетых. По улицам проходили шикарно одетые немки с причудливыми прическами и гордо, высоко держали свои красивые заплоенные головы.

Улицы асфальтированные, сплошь заставленные большими кирпичными зданиями. Все серые и мрачные, хмурые и строгие, как и сами жители. Ни громкого смеха, ни дружелюбной улыбки здесь не встретилось. Вообще население смотрит на нас как на обузу - наверное, наговорило радио, что мы приехали к ним добровольно - спасаться от голода.

В действительности добровольно из нашей области отправился целиком только 1-й эшелон. Остальные - а наш эшелон по счету был 5-й - отправлены были насильно, по повесткам.

После бани мы долго шли по улицам города с чемоданами, деревенские с мешками и наконец пришли в захолустный район, в построенные для нас деревянные, правда чистые, домики с нарами для спанья. Очень хотелось есть. Ели мы, еще когда были в дороге, в 12 часов дня пили кофе с хлебом и после этого ничего больше не получили, легли спать голодными.

12 июня

Разбудили рано. Бока болели - твердо было спать на дощатых нарах. Построив всех, вручили каждой тройке по батону. Было очень холодно, пасмурно. Небо холодное, серое, неприветливое. Мы стоим во дворе и уминаем хлеб.

Вскоре нас ведут на комиссию - уже 3-ю по счету. Комиссия не строгая, долго не останавливаются - быстро откидывают в сторону как пригодных. Возвратились в бараки. Ужасно хочется есть.

Замерзшие и промокшие, мы не сразу вошли в бараки, потому что пришли шефы - забирать рабочую силу. Они осматривали нас, переговаривались. Стали отсчитывать. Мы очень волновались - боялись, что нас разъединят. В нашей группе были почти все городские. Одну партию забрали на поля. Нас, группу в 70 человек, забрал шеф фабрики и другой фабрикант. Сначала наш хозяин - старый человек с тонкими губами и голубыми, правда добродушными, хитрыми глазками - всем понравился.

Наши хозяева повели нас на вокзал - очень красивый, освещенный, большой. Мы должны были ехать в другой город. Уселись в пассажирский поезд, все еще голодные и усталые от долгой ходьбы.

В поезде произошел интересный случай. С нами в вагоне были две девушки. Они стали показывать нам фотокарточки, в числе которых были фото германских солдат. В вагоне, оживленно разговаривая и кушая бисквит, сидела немецкая девушка в железнодорожном костюме. Когда одна из немецких фотокарточек была в моих руках, подскочила эта девушка и, взяв из моих рук карточку, быстро взглянув, сильно покраснела. Затем прочитала написанное на обратной стороне карточки и изменившимся голосом спросила, чья карточка, от кого. И так как девушка-русская не знала, к чему ведут эти вопросы, и вдобавок растерялась, то ответила: мой друг.

Немецкая девушка взволнованным голосом стала переговариваться с немцем. Затем немец отобрал все немецкие фото у русской девушки, объяснив, что немецкий солдат не должен дарить карточки и что если полиция увидит карточку солдата у русской девушки, то солдату «отрежут голову».

На самом деле это было не так. Солдат оказался женихом этой немецкой девушки. Это мы поняли из ее разговора с немцем.

Так в одном вагоне сошлись немецкая и русская девушки - соперницы по любви.

Мы ехали дальше. Было две пересадки. На одной из них нас поделили. Один хозяин взял себе 25 человек, другой - 45. Мы с Галей, Юлей и нашими лучшими попутчиками попали к последнему. А наши соседки, две сестры - Галя и Зоя - к первому.

Было очень обидно. Мы просили присоединить их к нам, но нас и слушать не стали.

Было 10 часов вечера. Мы вышли на перрон. Деревенские девушки не могли сразу построиться в ряд по три. Они растерялись. Да и городские тоже вели себя не развязно, получалась суматоха. Хозяин злился. Одну из деревенских девушек он ударил по лицу. Он злился и кричал на нас, как на стадо овец. Вскоре нас всех усадили в большой товарный вагон - грязный и темный - и, закрыв двери, повезли дальше.

Проехав немного, мы вышли из вагона и пошли к заводу. С каким тяжелым, душераздирающим чувством переступили мы порог завода. Слышался шум машин. Нас привели в рабочую столовую - простые столы, никакой роскоши. Раздали по небольшому кусочку бутерброда и крепкий кофе. Затем повели в бараки. Бараки нам после дороги и первых бараков понравились.

В одной комнате поместилось 12 девочек. В комнате было 5 спальных нар. На каждой кровати 2 девочки - наверху и внизу. Разместившись, мы улеглись спать.

13 июня

Рано утром разбудила нас немка - наша начальница. Умывшись и прибрав постели, пошли группой с полицейским во главе в столовую. Попили холодного кофе с бутербродом.

В 12 часов ели суп без хлеба. Горько было смотреть, как русские, украинцы и другие рабочие жадно ели суп и, сбивая друг друга с ног, лезли к немецкому повару за добавкой.

В 4 часа пришли к нам молодые девушки, приехавшие на эту фабрику раньше. Стали рассказывать про здешние порядки.

Они навели на нас страх и ужас. Видно, держали их как пленных. Много рассказывали про свою жизнь на Украине. Все они такие приветливые, задушевные.

Мы пока сегодня не работаем. Все время в нашу комнату приходят из других комнат, смотреть нас - новеньких. Потом мы все писали письма домой. Было очень досадно, что не было возможности писать свободно. Письма закладывали в конверт и оставляли его открытым для проверки. Причем на домашний адрес совсем нельзя было писать. Надо было писать на комендатуру или на немецкого солдата.

Настроение было очень тяжелое. Многие, вспомнив про родных, всплакнули. Не находилось ни слов, ни дел для утешения, для успокоения расшатанных нервов и волнующегося сердца.

Вернемся ли мы теперь хоть когда-нибудь домой? Какова наша будущность? Каков исход этой проклятой войны, заставившей страдать почти весь мир. Правда, многие живут даже лучше, чем до войны. Это люди, равнодушные к внешней обстановке. Им безразлично, кто победит - Россия или Гитлер. Они умеют прожить в достатке и довольствии при той и другой власти. Особенно в эту войну люди, совсем не участвовавшие в ней, так разбогатели и разжирели, что и не чувствовали чужого страдания, не замечали голода и слез других.

14 июня. Воскресенье

Никто не работает. Погода дождливая, холодная. Мы зябнем, хочется спать, какая-то усталость, лень.

Вообще, сколько мы здесь, да и кто раньше прибыл сюда, не видал еще здесь хорошей, теплой, солнечной погоды. К вечеру дождь перестал, но было еще холодно. Мы сидели под окном. Окна все были открыты, и в них сидели девушки, по улице за перегородкой прогуливались молодые парни - украинцы, хорваты и представители других национальностей, работавшие на немецких фабриках уже давно. Они останавливались, переговаривались с девушками. Многим хотелось выйти погулять, побегать. Но выходить за забор строго запрещалось.

Девушки-украинки, быстро полюбившие нас, наперебой приглашали нас в свои комнаты. Присоединившись к одной из групп девушек, затянули мы украинскую песню.

Парни стояли и слушали нас. Вдруг подошли 3 немецких солдата. Один из них, подойдя вплотную к одному из парней, спросив у него что-то, сильным ударом замахнулся ему в лицо. Попало и другому. Остальные быстро разошлись.

Девушки, испугавшись, разбежались. Вечером, собравшись в одной комнате, решили повеселиться. Запели плясовые песни, девушки заплясали. Было весело. Одна девушка сквозь смех, незаметно для себя плакала. На наши песни к окнам подбежали хорватские девушки, находившиеся здесь на лучшем положении, чем другие нации, потому что войскоунгарское воевало вместе с немцами против России. А наши братья и отцы были их врагами.

15 июня

Первый день работы на заводе.

Нас расставили каждую у машины и велели внимательно следить за ходом работы. Немецкий рабочий, к которому меня поставили, посмотрел на меня, улыбнулся и продолжил быстро работать, нажимая винтики, вертя колесом. Я смотрела непонимающими глазами, стараясь сделать свою физиономию поумнее. Я даже не могла приглядеться, с чего начинается, к чему ведется, и стояла, оглушенная шумом, наблюдая, как движется всеми своими частями, словно живая, машина.

Наш барак работал эту неделю с 3 часов дня и до часа ночи с двумя перерывами по полчаса. Девочки, стоя каждая у своей машины, перемаргивались, улыбались и показывали знаками, что ничего, мол, не понять.

Приглядевшись, я увидела и начало и конец. Рабочий заставил меня саму сделать самую легкую часть, я смогла. Потом еще дальше предложил, я старалась, спешила, но забывала, что за чем следует, и сбивалась.

В 7 часов был перерыв. Затем опять подошли к машинам. Понемножку, правда часто сбиваясь, я смогла что-то сделать. В 12 часов ночи стали заканчивать.

Мой «учитель» стал убирать, обтирать машину. Я старалась помочь ему. Темной ночью шли мы к баракам, освещенные фонарем полицейского.

22 июня. Понедельник

Вторую неделю как я работаю на заводе, который изготавливает оружие. Мы помогаем немцам в их борьбе с нашими отцами и братьями. Я с Галей работала в револьверном цеху, на станке. В этом цеху только русские девушки стояли за этой, по существу, мужской работой. Немецкие девушки и женщины трудились в других цехах, на более легкой сидячей работе. Эти патриотки своей «победительницы-родины» с гордостью и удовольствием приходили на завод: в шелках, крепдешинах, богато, но безвкусно одетые, все с одинаковыми, навихренными прическами, большинство кривоногие, бесфигуристые.

Сегодня годовщина войны Германии с Россией. Год, как немецкие войска перешли русскую границу. Почти уже 8 месяцев, как немцы захватили мой родной город Курск, как я не вижу своего родного, любимого отца.

Вчера было воскресенье, водили нас гулять. Шли мы по 4 человека в ряд с немецкой надзирательницей. Городок замечательный, прямо райский уголок, кругом окруженный горами, пышными от сплошных лесов. Дома - чистенькие, красиво построенные, с балконами, украшенными цветами, - были почти не заметны среди лесов. Очень красиво, уютно в этом местечке Вальтерхаузене.

Уже 2-й день все мы чувствуем себя голодными. Особенно в воскресенье. В 10 утра дали 50 г хлеба с кофе, в 12 на двоих выдали по тарелке картофеля, прелого и вонючего, и по половнику подливки, и закончилось «кормление» в 7 вечера куском хлеба с маслом.

24 июня

Чувствую себя разбитой. Не могу привыкнуть к трудной работе. Не высыпаюсь. Поднимают беспощадным криком прямо в самое крепкое, сладкое время сна, в 3 ночи. Тело, как пришибленное, ломит, руки болят, ноги болят, голова тяжелая, глаза слипаются, все кружится, шумит в ушах. С трудом поднявшись с постели, наскоро одевшись, съев по маленькому кусочку батона, идем всем бараком на работу.

На дворе еще темно, еле брезжит предутренний рассвет. Очень холодно. Холод охватывает неостывшие еще от постели тела. Лица у всех желтые, глаза красные, заспанные. На работе еле стоишь и с нетерпением ждешь перерыва. В 7 часов дают хлеба с маслом. С жадностью проглатываешь этот хлеб, кажущийся таким вкусным. Потом опять идешь в цех. Начинаешь работать.

Делаем какую-то часть для револьвера. Основной ход работы механически запомнили, но понять никто ничего не понял. Ослабевшие руки еле удерживают строгающий рычаг, горячие стружки обжигают руки, летят в лицо, от неопытности режешь руки. За длинными столами сидят браковщики - старые мужчины. Они бесчувственными, тупыми лицами смотрят на молодых русских, еще не совсем отцветших, девчат. Осматривают с ног до головы крепкие тела, красивые ноги, груди русских девушек. Время от времени они едят хлеб, толсто намазанный маслом, и пьют что-то из фляжек, раздражая наш аппетит. По цеху то и дело проходит главный мастер с каменным лицом. Он подолгу стоит у каждого станка, строго следит за работой.

26 июня

Ночью нас разбудили, сказав, что воздушная тревога. Заставили одеться и идти в убежище. Сторож-немец кричал, ругался, загоняя всех в убежище. Страха не чувствовалось - уже столько раз видела и слышала я бомбежки. Хотелось спать, ужасно замерзла.

Тревога продолжалась 10 мин. В 3 часа снова подняли на работу. Так противно стоять у станка, только и считаешь время до перерыва. Девчонки, чтобы получить горбушки, уходят, прячутся в уборную, за 15 мин. до звонка. Потом, когда получают хлеб, за эти большие куски драка, немка - толстая, пышная дама - зовет на помощь полицейского, т. к. толпа голодных молодых девушек приперла ее к стене.

Съев этого хлеба, снова шли к станкам и с 7 до 11 стояли, с нетерпением ожидая обеда. Неприятное чувство охватывает меня, когда бывает смотришь, как все, с разгоревшимися глазами, покрасневшими и вспотевшими лицами, сбивая друг друга с ног, бегут к налитым тарелкам и с жадностью глотают горячий суп. Ложки сверкают, все спешат получить добавки. В дверях часто стоят немецкие рабочие, мастера, женщины-работницы и смотрят, как забывая стыд и гордость, все девушки, не похожие сами на себя, зло ругая друг друга, нахально лезут за добавкой. Полицай кричит, обзывает нас свиньями и объясняет все это безобразие некультурностью и свинством русских людей.

Сегодня в 11 дня давали картошку с соусом, жидким и кислым. Причем картошку дают в мундире, и много попадается прелых картофелин. У кого больше, у кого меньше, кто посмелее, лезет еще за добавкой. В 7 вечера опять была картошка с кислым творогом. Не успели мы еще доесть картошку, как к нашему столу подошла немецкая девушка, раздававшая картошку, и просила Галю и Юлю станцевать - как-то раз она видела, как девчата в палатке плясали и теперь попросила: полицай, мол, хочет посмотреть. Настроения не было, картошку еще не всю доели, но немка так просила, что пришлось Гале и Юле танцевать в столовой, не доев картошку.

28 июня

Выходной день. За эту неделю мы так переутомились, притом погода пасмурная, холодная, что весь день провели в постелях, сходив только один раз в столовую. Лежим в кроватях, хочется есть. На ум лезут всякие вкусные кушанья, вспоминаем, как кушали дома, на праздничных обедах, а есть хочется все больше и больше.

С нетерпением ждем 7, когда должны дать по два тоненьких кусочка батона, слегка намазанных. Все девчата договаривались запротестовать, т. е. отказаться от этого хлеба, после которого остаешься голодным, даже еще более ощущаешь голод. Но как только немка стала раздавать аккуратно завернутые в бумагу кусочки, все быстро побежали за хлебом, не вытерпели.

В один миг съев этот хлеб, мы решили пойти сказать немке, что голодные. Мы с Верой открывали двери в каждую комнату и звали девчат за добавкой. Собралась большая толпа. На шум вышла немка, спросила, что случилось. Одна из девушек сказала, что мы хотим есть и что герр сказал, будто бы нам в воскресенье должны давать 4 кусочка хлеба вместо 2.

Немка закричала на нас и толкнула в спину 2-х девочек. Все разбежались по комнатам. Потом немка ходила из комнаты в комнату и предупреждала, что если мы будем так себя вести, то она позовет полицая и зачинщиков арестуют. Вечером, когда мы все еще лежали в постелях, в комнату вошли три солдата с начальницей, которая отрекомендовала нашу комнату как самую плохую. Мы не знали, зачем они пришли. Они увидели, как мы на одной постели лежали втроем и что-то сказали насчет наших причесок и другие комплименты. Начальница подбежала к нам и, вся покраснев от злости, кричала и тянула за одеяло и даже шлепнула Веру по заднице. Вообще наши «классные дамы» не считались с нами, кричали на нас, били по лицу.

В столовой всегда ругательства, крики, драки. Спорят, кто меньше, кто больше съел. Каждый старается прийти в столовую первым. Лезут, давя друг друга. Полицейский не в силах сдержать эту сильную от голода толпу.

11 июля

Как тяжела для меня работа. Машина не слушается. Руки порезаны, опухли, ноют от боли. За такими станками работают только мужчины, да и то не все. Машину совершенно не понимаем. Механически запомнив основные шаги работы, делаем какие-то штучки для зениток. Стоя за машиной, все время вспоминаю отца. Как он честно работал в типографии за своей машиной. Я навещала его, он радовался, объяснял мне свою работу.

Вот уже 7-й месяц, как не видела я его, не слышала его ласковых, шутливых слов.

Германия! Это твои руководители во главе с Гитлером перевернули все вверх дном. Это ты играешь на человеческих нервах всего мира. Сколько крови, слез пролито. Люди стали как звери.

Уже год идет война. Сначала всем была страшна смерть, помню, как все ужасно боялись воздушной тревоги, когда не было видно и слышно неприятельского самолета. Постепенно привыкли ко всем неожиданностям, стали равнодушными, но ужасно нервными, жадными, злыми. Вот когда люди действительно не живут, а прозябают. Нам - молодым людям - выпала на долю тяжелая участь. Мы - сотни и тысячи молодых русских людей - рабы. Нас насильно оторвали от матерей и из родного, приветливого гнездышка перебросили в чужую страну, погрузили на дно беспробудного недовольства, мрака, сна.

Для нас нет ничего ясного, все непонятно, все неизвестно. Мы должны работать, а про свои чувства человеческие забыть. Забыть про книги, театры, кино, забыть про любовные чувства молодых сердец. И как можно скорее отвыкнуть ощущать голод, холод, притерпеться к унижениям, издевательствам со стороны «победителей».

Мы, кажется, уже привыкли, по крайней мере это заметно с внешней стороны. Все работают, хочется или не хочется, на насмешки не обращают внимания, наоборот, еще более возбуждают эти насмешки своим каким-то особенно нехорошим, обращающим на себя внимание поведением.

Например: ругаются и даже часто дерутся молодые девушки между собой в столовой, выказывают себя без стеснения некультурными, невоспитанными.

В своих воспоминаниях офицер Бруно Шнейдер рассказывал, какой инструктаж проходили немецкие солдаты перед отправкой на русских фронт. Относительно женщин-красноармейцев в приказе значилось одно: «Расстреливать!»

Во многих немецких частях так и поступали. Среди погибших в боях и окружении было найдено огромное количество тел женщин в красноармейской форме. Среди них — множество медицинских сестер, женщин-фельдшеров. Следы на их телах свидетельствовали о том, что многие были зверски замучены, а уже после расстреляны.

Жители Смаглеевки (Воронежская область) рассказывали после их освобождения в 1943-ем, что в начале войны в их деревне ужасной смертью погибла молодая девушка-красноармеец. Она была тяжело ранена. Несмотря на это, фашисты раздели ее догола, выволокли на дорогу и расстреляли.

На теле несчастной остались ужасающие следы пыток. Перед смертью ей отрезали груди, полностью искромсали все лицо и руки. Тело женщины представляло собой сплошное кровавое месиво. Схожим образом поступили и с Зоей Космодемьянской. Перед показательной казнью гитлеровцы часами держали ее полуголой на морозе.

Женщины в плену

Находившихся в плену советских солдат – и женщин тоже — полагалось «сортировать». Наиболее слабые, раненые и истощенные подлежали уничтожению. Остальных использовали на самых тяжелых работах в концлагерях.

Помимо этих зверств женщины-красноармейцы постоянно подвергались изнасилованиям. Высшим воинским чинам вермахта было запрещено вступать в интимные отношения со славянками, поэтому они делали это тайком. Рядовые же имели здесь определенную свободу. Найдя одну женщину-красноармейца или санитарку, ее могла изнасиловать целая рота солдат. Если девушка после этого не умирала, ее пристреливали.

В концлагерях руководство часто выбирало из состава заключенных самых привлекательных девушек и забирало их к себе «прислуживать». Так делал и лагерный врач Орлянд в Шпалаге (лагере военнопленных) №346 близ города Кременчуг. Сами надзиратели регулярно насиловали узниц женского блока концентрационного лагеря.

Так было и в Шпалаге № 337 (Барановичи), о чем в 1967-ом во время заседания трибунала дал показания начальник этого лагеря Ярош.

Шпалаг № 337 отличался особо жестокими, нечеловеческими условиями содержания. И женщин, и мужчин-красноармейцев часами держали полуголыми на морозе. В кишащие вшами бараки их набивали сотнями. Того, кто не выдерживал и падал, надзиратели тут же пристреливали. Ежедневно в Шпалаге № 337 уничтожали свыше 700 пленных военнослужащих.

К женщинам-военнопленным применялись пытки, жестокости которых средневековые инквизиторы могли только позавидовать: их сажали на кол, начиняли внутренности жгучим красным перцем и пр. Нередко над ними издевались немки-комендантши, многие из которых отличались явными садистскими наклонностями. Комендантшу Шпалага № 337 за глаза называли «людоедкой», что красноречиво говорило о ее нраве.

Не только истязания подрывали моральный дух и последние силы измученных женщин, но еще и отсутствие элементарной гигиены. Ни о каком мытье для пленных даже речи не шло. К ранам прибавлялись укусы насекомых и гнойные заражения. Женщины-военнослужащие знали о том, как с ними обходятся фашисты, и поэтому старались не попадать в плен. Сражались до последнего.

Это просто кошмар! Содержание советских военнопленных фашистами было крайне ужасным. Но оно становилось ещё хуже, когда в плен попадала женщина-боец Красной Армии.

Приказ фашистского командования

Во многих немецких частях так и поступали. Среди погибших в боях и окружении было найдено огромное количество тел женщин в красноармейской форме. Среди них - множество медицинских сестер, женщин-фельдшеров. Следы на их телах свидетельствовали о том, что многие были зверски замучены, а уже после расстреляны.

Женщины в плену

Находившихся в плену советских солдат – и женщин тоже - полагалось «сортировать». Наиболее слабые, раненые и истощенные подлежали уничтожению. Остальных использовали на самых тяжелых работах в концлагерях.