Выходцы из афганистана в беларуси. Белорусы в Афганистане: солдаты чужой войны. Больше не будет смертей

Белорусский лейтенант Сергей Анисько в 22 года стал едва ли не самым молодым командиром роты на Афганской войне. В канун 25-летия вывода советских войск из Афганистана он рассказал «Комсомолке», что помогало выжить и как родина встречала погибших

Фото: Виктор ГИЛИЦКИЙ

Изменить размер текста: A A

В Афганской войне, которая длилась почти 10 лет (1979-1989), погибли более 15 тысяч советских воинов. Молодые ребята шли «исполнять интернациональный долг», а их тела без лишней огласки возвращали на родину.

Да, в начале войны плохие новости из Афгана были под запретом. Когда тело 19-летнего белоруса Сережи Грибко – парень погиб в бою от прямого выстрела в сердце - привезли в родную деревню Дубники Червенского района, к родным приехали чиновники из райкома партии.

Предупредить, чтобы не вздумали устраивать из похорон демонстрацию и ни в коем случае не упоминали слово «Афганистан » на шильде будущего постамента. Тогда это все скрывалось.

Но мама Сергея все равно заказала надпись для сына: мол, только попробуйте тронуть, стоять тогда этому памятнику у райкома партии!..

Такая указиловка была по всему Союзу. Нельзя было писать «Погиб, исполняя интернациональный долг».

Сегодня фамилия Сережи выбита в Часовне на Острове слез, есть его имя и в книге памяти. Посмертно Сергею Грибко присвоена награда - орден Красной звезды.

«В Афгане я получал вдвое больше секретаря райкома партии»

Конечно, боялись, куда от страха деться? В начале боя у меня всегда подрагивало левое колено. Как когда-то перед выходом на ринг, я ведь боксом занимался.

Но если на ринге - как получится, то на войне, казалось, главное не опозориться, ты же офицер!..

Батальон у нас был разнокалиберный, белорусов - всего восемь, наши всегда были готовы помочь.

Санинструктор роты Юра Смоленский, кроме фельдшерских обязанностей, ковырялся в машинах, чинить помогал, бывало и за руль садился. А еще стриг полбатальона. Думаю, готовность помочь у белорусов в генах.

Другие - казахи, узбеки, таджики – реагировали по-иному, держались своими диаспорами.

Помню, эстонец был один. Когда ему оставался месяц до дембеля, он, в составе колонны, попал в засаду, был жестокий бой. Потом подошел ко мне и попросил: «Товарищ лейтенант, не посылайте меня больше, я боюсь, что погибну в последние дни!»

Просить не отправлять в бой считалось позорным. Но я его понял и назначил на месяц дежурным на КПП. Тем более, что за два года в ДРА , свой долг перед СССР он выполнил даже с довеском.

- На войне многих пугало предчувствие смерти?

Было такое. 18 декабря 83-го я выводил колонну из населенного пункта Пули-Хумри. Была еще поговорка: «Если хочешь жить в пыли – поезжай в Пули-Хумри». Там пыли - по колено, ты чувствуешь ее запах, слышишь ее чавканье. Английская экспедиционная бригада вымерла там от гепатита.

Перед выездом я построил роту, а одного солдата с грязным подворотничком отругал: «Как можно, даже в царской армии солдаты перед боем одевались во все чистое!»

А он мне – своему командиру! - ни с того, ни с сего: «Да какая разница, как умирать: чистым или грязным?..»

У него, пацаненка, как назло, в тот день - день рождения – 19 лет. «Ладно, говорю, потом отмоешься!» - поздравил его перед строем роты и поехали.

Выходим на трассу, километров пять проезжаем, начинается обстрел. И тот солдат на полном ходу выпрыгивает из кабины неуправляемой машины и грудью падает прямо на железный кран огромной трубы, лежащей в кювете.

Когда мы его поднимали – он издал последний вздох. Так и не успел свой воротничок постирать…


Я стал командиром роты всего через год после окончания военного училища. Мою роту называли китайская – 150 человек, в обычной автомобильной роте - не более 120.

Но мне было комфортно руководить большим коллективом в условиях военного времени. Тогда не было хныканий или неподчинений. Какая махновщина?

Если кто-то не исполнял приказ – я обязан был добиться его исполнения вплоть до применения оружия. До этого, слава Богу, не дошло, но мой замполит один раз имитировал расстрел.

Двоих старослужащих, которые за самогон продали афганцам сахар, сгущенку и тушенку из общего котла. Шароп – афганцы продавали ее прямо в целлофановых пакетах. А эти идиоты пили.

Идиоты – потому что в самогон афганцы порой сыпали отраву, а наши слепли.

В тот раз продукты продали, а колонне в дороге быть еще дня три – жрать нечего! И замполит поставил их к дувалу (забор. – Ред,). Рядом выстроил роту и зачитал собственный приказ: мол, эти подонки оставили голодными товарищей, поэтому приговариваю их… к расстрелу!

И дал очередь. Поверх их голов. Урок запомнили все, кто там был…

Беззаконие? Да. За что и понес замполит суровое наказание.

Досталось и мне, хотя и находился в это время в Кабуле . Не самые приятные факты той войны, но их не вычеркнуть из памяти и истории.

- Знаю, что во время Афганской войны у вас родился сын.

Да, этот день навсегда врезался в память. Помню, идет моя колонна в Кабул, в районе Ташкургана навстречу другая наша колонна. Оттуда кричат: «Това -арищ лейтенант, у вас кто-то родился!» «Кто?!» - ору, что есть мочи. «Да не знаю, может в конце колонны кто знает…»

И я даю команду: «Та-а-ак! Сворачивайте на стоянку!»

А там самое место для боевой паузы: стоянка огромная, два маленьких радоновых озера и бывшая гостиница, в которой после публичного дома дислоцировалась наша мотострелковая рота.

Останавливаю колонну, а мне наконец-то сообщают: «У тебя сын родился!»

Собрал офицеров и прапорщиков, подняли кружки как принято у славян, с водкой…

- Откуда же там водка?

Как откуда? В Советском союзе покупали! Я ведь со своей ротной колонной ежемесячно три-четыре раза в месяц госграницу пересекал.

Денег у нас было предостаточно, ходила даже такая поговорка: деньги ляжку жмут.

В Афгане я получал три фронтовых оклада, по меркам Советского союза в два раза больше, чем секретарь райкома – 750 рублей в месяц, причем часть в инвалюте, чеками. И наличкой давали, и на сберкнижку.

Короче, гуляли тогда знатно, даже устроили салют из зенитных установок ЗСУ-23.

- А говорят, на войне праздники не в счет…

Это как когда. Например, накануне каждого Нового года обычно строили всех офицеров: «Товарищи офицеры, запомните – никакой стрельбы в полночь – ни салютов, ни ракет! - понятно?!» «Так точно!»

А в 24.00 подвеселевший комбриг и все его замы выходили и давай в небо пулять. Тут уж и все остальные подхватывали эстафету.

Когда стреляли из крупнокалиберного пулемета трассирующими пулями, в небе над Кабулом загоралось слово «Сновымгодом!»

В Афгане до отпуска я пробыл год. Помню первое ощущение – интересно! Романтика, одним словом. И страна красивая, и люди трудолюбивые, и к нам поначалу относились дружелюбно.

И казалось, что именно мы спасаем эту страну от «коварных щупалец НАТО »...

А накануне отпуска я привел колонну в Кабул, выдохнул: все, улетаю к жене, сына Максима впервые увижу!

А комбат говорит: «Сергей, не получится, колонну твою переадресовали, ее нужно вести в Джелалабад ».

А это еще километров 200, тогда еще говорили: «Если хочешь пулю в зад - поезжай в Джелалабад!» Я понимал, что место это гиблое, всякое могло случиться.

Все эти метания наверняка отразились на моем лице, и комбат махнул рукой: «Ладно, Серега, все – ты свободен, поведет другой, а ты улетаешь к жене. Заслужил!»

Я потом часто вспоминал тот случай: может, это меня и спасло? Всю жизнь храню благодарность комбату Кочергину .

«Картошку по блату выменивали на шелковые платки»

В Афгане сдружился с начальником медслужбы батальона. Он научил: чтобы в тех условиях не слечь, не заболеть гепатитом, тифом или малярией - каждый вечер я съедал луковицу и иногда для профилактики выпивали 50 граммов медицинского спирта. Армейские витамины ели горстями. Но спиртным старались не злоупотреблять. Хотя, иногда и выхода другого не было.

Однажды нашу колонну засыпало на перевале: четыре машины отрезало лавиной. Мы не знали, через сколько суток к нам пробьются. На восьмерых - мешок сухарей, три ящика апельсинов и пятилитровая канистра спирта.

Чтобы экономить солярку все машины не заводили, а грелись по очереди в моем «КаМАЗе ». Я каждому наливал по полкружки спирта для внутреннего сугрева и растираний, выдавал сухари и апельсин. Апельсинов в Афгане нажрался так, что до сих пор на них смотреть не могу.

А как же мы скучали по драникам! У нас и повар в офицерской столовой был белорус, из Гомельской области, готовь – не хочу! Но хорошая картошка в Афганистане была на вес золота, днем с огнем не сыскать.

Все было: арбузы, ананасы, апельсины, финская салями, даже туши кенгуру из Новой Зеландии . А картошки (нашей, рассыпчатой!) не было. Чаще сухой картофельный порошок, который заливали водой и разводили жижу, типа пюре.

Для драников мы в Термезе (областной центр в Узбекистане . – Ред.) доставали картошку по блату на базе в Уч-Кизиле.. Выменивали на дефицитные платки из китайского шелка, которые в Афганистане стоили копейки, а в советском Узбекистане – 60 рублей - месячную зарплату медсестры.

Помню, первый раз шли в Союз, я тогда еще не знал, как ценятся эти платки. Проходим таможню, въезжаем в Термез, а вокруг - женщины, дети - все кричат и машут!

Я плечи расправил, ну, думаю, героев встречают, мы ж – интернационалисты! И радостно говорю водителю: «Смотри, как нас встречают!.. А что они кричат?» А из окна слышу: «Плятки, плятки давай!..»

Думаю, ну, твою мать, вот те и герой (смеется)!

- А в приметы вы верили?

На мою машину часто смотрели недоуменно, у меня ж номер был - «13-13 ЛЗ»

Я сам его выбрал, 13 – мое любимое число, вот и снял с ранее подбитой машины моей роты. С этим номером я проездил около года – только одна дырка от пули в кузове появилась.

А однажды в расстрелянном МАЗе я насчитал 97 отверстий. Тогда двое наших ребят погибли. А я из-за того МАЗа получил первое партийное взыскание.

По одной машине тогда ездить запрещалось, и к нашей колонне прикомандировали грузовик, который должен был привезти бетономешалку.

Старший машины – капитан Лютенко - не внял лейтенантскому запрету и, воспользовавшись моим нахождением в замыкании, рванул в Кабул самостоятельно. Его там ждала замена в Союз.

Уже когда поднялись на перевал Саланг, узнали, что их машину расстреляли возле поселка Джабаль-уж-Сарадж.

А на панели приборов МАЗа лежало недописанное письмо домой водителя Мартыненко . На листке бумаги - его кровавая пятерня, прямо под текстом: «Мама, не верится, что через 10 дней я буду дома…»

«Более 60-ти офицеров приземлились в СССР, но домой не доехали»

- Тогда во что верили коммунисты на войне?

На той войне все мы вроде бы были атеистами. Но только вначале – война быстро заставила поверить в ценности небесные. Оказалось, и крестики у многих были, и иконки, и ладанки. У меня крестика не было: как я - офицер, коммунист - его через таможню провезу – стыдно!

Но через левое плечо перед боем обязательно трижды сплевывал и о деревянный приклад автомата постукивал.

Отвернешься – перекрестишься и вперед на мины – пошла война!

Но у моих солдат, видел, когда мылись - у многих кресты были, им матери в дорогу давали. У бойцов-мусульман, соответственно четки и записки с цитатами из Корана. Многие в качестве амулетов вешали на шею пули в виде брелков. Но главные обереги – фотографии любимых и родных.

А я после отпуска из Беларуси иконку Николая Чудотворца с собой привез – подарок тещи покойной, из Жировичского монастыря. Помогла-не помогла – не знаю, а душу точно успокаивала!

Но больше меня впечатлила не война, а трагические моменты того времени, с войной не связанные. О них мало кто знает и сейчас. Я и сам узнал, лишь когда работал уже в Особом отделе КГБ .

Большинство офицеров той войны возвращались из Афганистана в Союз транспортными самолетами на узбекский аэродром Тузель. Он расположен далеко за Ташкентом , автобусного регулярного сообщения как такового не было.

Вот местные таксисты, заслышав гул приземляющихся самолетов, как коршуны, съезжались к аэродрому, чтобы везти офицеров в ташкентский аэропорт. Так все считали…

Офицеры возвращались в Союз «упакованные»: везли домой валюту, японскую технику, фирменные шмотки.

Оказалось, более 60-ти советских офицеров и прапорщиков, приземлившихся в Союзе, так и не попали домой. Они прошли войну, выжили, но их растерзали свои же, убив и ограбив. Так что большой вопрос: кто свои, а кто чужие и где именно начинается и заканчивается война…

"Все вас знают и просят дать Чергинца!"

Николай Чергинец, председатель Союза писателей Беларуси, в Афганистан попал в июне 1984 года. Работал в Кабуле старшим советником по линии МВД и отвечал за безопасность города. "Афганистан заставил иначе смотреть на жизнь и поступки людей, более принципиально. Поэтому часто приходилось вступать в конфликты даже с чиновниками. Особенно теми, кто прошел Афган, но слишком завышают свое "я", - говорит он.

В Кабуле мне предложили пятикомнатную квартиру в старом микрорайоне. Отказался. Там в основном жили все советские и партийные руководители. Так как я обеспечивал безопасность и хотел показать пример, перебрался в новый микрорайон, где не было ни одного советского. Там попросил двухкомнатную квартиру. Квартиры там такие - крашеный пол бетонный, железная мебель... Когда перебои с электричеством, отключают воду. Поэтому всегда ванну, какие-нибудь бачки, бутылки наполняли водой про запас.

Улицы там без стоков. Представьте, торгует мужик помидорами, жара, он набирает ведро воды из стока, где даже дохлые крысы плавают, и "шух!" на помидоры… Вот они и товарный вид приобрели.


Мясо на рынке было облеплено мухами. Наши женщины в обморок от страха падали. Но приходилось покупать, вымачивать в марганцовке, а потом готовить. Фрукты тоже мыли хозяйственным мылом.

В 1985 году ко мне в Кабул приехала жена с дочерью. Дочь через весь Кабул ездила в школу в посольство на микроавтобусе, который обложили бронежилетами. В автобусе были охранники - один или два автоматчика. Если все нормально, то 40 минут до школы добиралась. Если начинался обстрел, то маршрут меняли и тратили больше времени на дорогу.

В Кабуле на улицах был бардак, никаких правил никто не соблюдал: люди бегут под капот, машины гудят. Чтобы как-то это упорядочить, в центре города поставили 11 светофоров и ввели дружинников. Они пропускали людей на перекрестках.

Помню случай, когда ночью шел бой на окраине Кабула. Я дал команду идти туда по семи улицам, чтобы не было столпотворения. Но командир повел всех одной колонной. Танк встрял, началась перестрелка. Пока пришли на помощь, в плен уже взяли человек 30 и около 80 человек погибло. Я добился, чтобы этого командира сняли, и в итоге он меня попытался отравить. Афганцы уникальные специалисты по ядам. Они могут сделать яд, от которого ты умрешь через час или через месяц, или через год. Он мне подсыпал яд в шашлык. И никто бы не спас, если бы не случай. В это время в Кабул приехала бригада из ленинградского госпиталя для работы в области поиска противоядия. Я оказался первым, кого они спасли.

После возвращения из Афганистана домой многие рвутся назад. Помню, как сидели у меня в кабинете три наших солдата. Вдруг мне звонит министр внутренних дел СССР и спрашивает, не поехал бы я еще раз в Афганистан. Мол, все вас знают и просят дать Чергинца. Положил трубку. А солдаты говорят: "Николай Иванович, возьмите нас с собой!" Делает что-то магическое с людьми Афганистан.

"Думали, это вертолет с водой, а нам сбросили листовки к 1 Мая"

Сергей Рожков, директор компании "АртПанно", приехал в Афганистан в 1988 году. Говорит, что попал на войну, как все. "Был призыв, три месяца учебки - и отправили", - рассказывает Сергей. Нужно заметить, что он сам, как и многие другие, написал заявление, что хочет в Афганистан. "Все в массе своей рассуждали: за Родину!" - отмечает он.

Я служил в мотоманевренной группе солдатом. Есть такое понятие - "на точке". Это место, оборудованное в горах, которое мы сами себе построили. Жили в блиндажах, землянках. Что такое казарма, я не знаю.

Когда мы туда прилетели, поужинали, и ребята, которые там служили, спросили, из чего мы стреляли.

Из автомата, гранатомета, - говорим.

В тот вечер они дали нам пострелять со всех видов оружия, которое было.

Помню, когда ночью сами себя охраняли, брали ящик с патронами и гранатами, стоишь на посту и стреляешь, чтобы, не дай бог, к тебе кто-то не подошел.

Как-то дошли слухи, что нас хотят атаковать. Людей было мало, поэтому мы изображали бурную деятельность. Сделали несколько импровизированных пушек из картона, активно передвигались: кто-то зайдет в палатку, тут же выходит…


Помню на 1 Мая нас высадили между бандитами и местной властью. Наша задача была сдерживать атаки одних на других. Мы остались практически без провизии и вообще без воды. Прилетел вертолет, и мы думали, что он привез воду. А он сбросил ящик с листовками с поздравлением с 1 Мая и пожеланием успеха в службе. Но в итоге мы себе выкопали колодец и нашли воду.

Мне кажется, что на том этапе жизненного пути этот опыт был для меня полезен. Тогда я реально, как в старых фильмах про Отечественную войну, рассуждал: "Ну, убьют, ну, что, я же за Родину погибну. Родителей жалко только". Этого чувства у меня сейчас нет.

"Построил две бани и заставлял офицеров париться по два раза в неделю!"

Станислав Князев, доктор юридических наук, профессор, ректор Международного университета "МИТСО", воевал с 1984 по 1986 год в составе 201 мотострелковой дивизии, которая базировалась в Кундузе. Был подполковником, возглавлял военную контрразведку. Картина, которой встретил Афганистан, - обстрел в аэропорту. "К счастью, ранен не был, - выдержав некоторую паузу, говорит он. - Хотя с вертолета падал".

Помню, как буквально несколько минут назад прилетел в аэропорт Кундуза. Мне позвонил генерал и попросил доложить обстановку.

Так я только что прилетел! - говорю.

А кто вам даст на войне время для раздумий?

Так меня встретила война в Афганистане. Мы тогда все были молодые и лихие. Жили в палатках, бараках из фанеры, блиндажах…

Запомнился случай, как у нас в разных дивизиях служил отец и сын. Отец возвращался на Родину, а сын оставался. Решили они встретиться и попрощаться. Ехали на бронетранспортере, и какой-то афганец их застрелил. Ведь в Афганистане, как правило, ездили на самой броне. Так было больше шансов выжить. Если человек находился внутри транспортера, то после взрыва от него оставалось месиво.



В Афганистане распространены тиф и гепатит, а с гигиеной сложно. Чтобы не болеть, нужно чаще менять белье и париться в бане. Поэтому первое, что сделал, - построил вместе с солдатами две бани. Из глины, соломы и травы делали кирпичи, из них - стены бани, накрывали их сверху клеенкой и засыпали глиной. Одну баню строили где-то месяц. Иногда парились простыней. На полок забираешься, один край простыни зажимаешь, а вторым - навеваешь жар. Затем знакомые летчики привезли нам эвкалиптовые веники. Это вообще мечта! Ведь эвкалипт - единственное дерево, в котором не водятся насекомые. Своих офицеров по два раза в неделю заставлял париться. Зато у меня потом в пять раз меньше человек болело.

У богатых местных жителей были бассейны - они там мылись. Бедные - в реках. Поэтому когда подходил афганец, сразу ощущалось изменение микроклимата… Такие запахи…

Первое время по возвращении домой я обходил все кусты - было ощущение, что за ними сидит человек с ножом или автоматом. Очень много во мне изменилось после войны. Переоценка самой важности жизни была серьезная. Ты понимаешь, насколько хорошо просто жить. Начинаешь замечать каждый листочек, и как его пронзает солнечный лучик.

Льготы, как у участника войны, у меня какие-то были, но я ими никогда не пользовался. Например, мог бесплатно в санаторий ездить раз в год, но некогда было. Я и в отпусках был по десять суток всего. Если ты ответственно относишься к своему делу, то весь в нем. Его нельзя оставить. Это как любимую женщину надолго оставлять нельзя - соблазнят.

"Жизнь в стране улучшается, а количество афганцев и соцгарантий уменьшается"

Александр Метла, директор Благотворительного фонда помощи воинам-интернационалистам "Память Афгана", в Афганистан попал в 1987 году. Служил офицером в городе Гардез. Он убежден, что война никого не делает ни хуже, ни лучше. Самая большая награда для него то, что остался жив.

Когда вспоминаешь Афганистан, не понимаешь молодых офицеров, у которых переход из Бреста в Барановичи - уже трагедия. Мы тогда не задавали вопросов, ехали, куда скажут.

Питались простой едой. На утро - рыба белая, на вечер - рыба красная. А на самом деле это была килька в томатном соусе или консервы в масле. Иногда картошку привозили из СССР в банках очищенную в воде. Это была хорошая картошка, не концентрат, который, как клей.

С водой были проблемы. Вода там вся была заразная для нашего человека. Афганцы, когда ее пили, все нормально. А у наших - гепатит или тиф. Представьте, течет ручей - там кто-то стирает, кто-то воду для чая берет, кто-то ноги моет. Поэтому воду сильно хлорировали. Я столько хлорки за то время съел!



Была ситуация, как попали под обстрел. Лежим на земле, снаряды рвутся, падают рядом, а ты ничего не можешь сделать, в землю же не зароешься. Лежим и шутим: мой прилетел, мой не долетел, капитан говорит: "А мой попал". Смотрим, у него рука перебита…


В наш фонд афганцы приходят с проблемами: начиная от житейских и заканчивая теми, которые мы порой не в состоянии решить. Периодически звонят и жалуются в том числе и по поводу льгот для афганцев. Вроде бы жизнь в стране улучшается, а количество афганцев и соцгарантий уменьшается. Но на некоторые вопросы мы, к сожалению, не можем ответить, потому что они в компетенции правительства, парламента.

Старший сержант Александр Мироненко был в числе первых, кому в Афганистане была присвоена высшая боевая награда - звание Героя Советского Союза. Посмертно.

Мы служили с ним в одном 317-м парашютно-десантном полку, только я состоял во 2-м батальоне, а он - в разведроте. Численность полка тогда составляла почти 800 человек, поэтому с ним лично я знаком не был - о нём я узнал, впрочем, как и все другие десантники полка, лишь спустя два месяца после его гибели, в день, когда перед всем строем было зачитано официальное сообщение о присвоении звания Героя нашему однополчанину.

Подвиг, который совершил Мироненко, в нашем полку знали все, но только в общих чертах: что выполняя боевое задание он и ещё двое разведчиков попали в окружение, долго отстреливались, и под конец боя, когда товарищи погибли и патроны кончились, Мироненко, чтобы не попасть в плен, взорвал себя и приблизившихся врагов гранатой Ф-1. Больше никаких деталей, никаких подробностей - даже фамилии товарищей, которые погибли вместе с ним, - а они также были нашими однополчанами - никогда не упоминались.

… Шли годы. Из Афганистана вывели советские войска, позже распался сам Советский Союз. В это время я только приступил к написанию романа "Солдаты афганской войны", где делился своими воспоминаниями о службе в десантных войсках и Афганистане. О гибели ст. сержанта Мироненко там я упомянул лишь мельком, изложив общеизвестную историю в главе "Кунарская операция", поскольку ничего большего не знал.

Со дня гибели Мироненко минуло двадцать пять лет. Казалось бы, уже ничего не предвещало, что придётся ворошить давно прошедшие события, как однажды в гостевую книгу моего романа, опубликованного в Интернете, пришло сообщение от бывшего земляка и друга Мироненко. Он спрашивал меня, знал ли я Мироненко и попросил написать всё, что мне о нём известно. Поскольку речь шла о Герое, я отнёсся к этой просьбе со всей ответственностью. Сначала я собрал всю информацию о Мироненко в Интернете - но там не было никаких воспоминаний его сослуживцев, а описание его последнего боя было явным художественным вымыслом. Поэтому, чтобы ответ был более полным и достоверным, я решил разыскать тех, кто вместе с Мироненко служил в разведроте, и написать воспоминания о первом Герое Афганистана с их слов.

Мне повезло с самого начала: несколько бывших сослуживцев Мироненко жили как раз в моём городе - Новосибирске – и найти их не составило особого труда. Начались встречи. От сослуживцев я узнал имена тех двух солдат, которые входили в тройку Мироненко: это были оператор-наводчик ефрейтор Виктор Задворный и механик-водитель ефрейтор Николай Сергеев. Оба служили в разведроте в отделении Мироненко и были призваны в армию в ноябре 1978 года.

Но в ходе бесед совершенно неожиданно стали открываться другие, весьма странные, обстоятельства последнего боя Мироненко. Самым удивительным оказалось то, что в группе Мироненко погибли вовсе не все: одному из этой тройки всё-таки удалось выжить. Его обнаружили в горах через день после боя, живого и невредимого. Выжившим был Николай Сергеев. Поскольку других очевидцев гибели Мироненко не было, то и в дальнейшем весь подвиг Мироненко был описан только с его слов. После демобилизации Сергеев уехал к себе домой в Нижний Новгород. Я пытался с ним связаться, но к сожалению, поговорить с Сергеевым мне так и не удалось: мне сообщили, что десять лет назад (в 1997 году) он утонул. Было очень жаль, ведь он был единственным очевидцем подвига Мироненко и никто кроме него не мог рассказать все подробности того боя.

Но я продолжал поиски, и мне повезло снова. На моё объявление в Интернете откликнулся другой очевидец тех событий – заместитель командира взвода 6-й роты сержант Александр Зотов, которого на время проведения той боевой операции направили в разведроту. Он видел Мироненко живым одним из последних. Вот его воспоминания:

"Рано утром 29-го февраля 1980г. нас привезли на Кабульский аэродром, выдали дополнительный комплект боеприпасов, построили и определили боевую задачу, которая заключалась в том, чтобы "зачистить" местность в районе высадки. Ещё сказали, что никакого серьёзного сопротивления быть не должно, поскольку предварительно всю территорию хорошо "проработает" авиация, нам надо только спуститься и добить тех, кто уцелеет.

Мы сели в вертолёты и полетели. Я летел в вертолёте вместе с Мироненко. Нас было семеро: моя четвёрка, где старшим был я, - и тройка Мироненко, в которой старшим был он.

Приблизительно через час полёта наш Ми-8 снизился и завис в метре над землёй. Мы быстро спрыгнули вниз. Никого из наших поблизости не было. Неожиданно Мироненко, даже не обмолвившись со мной словом, сразу побежал со своей группой по тропе, которая спускалась вниз. Осознавая, что в данной ситуации будет лучше держаться вместе, я повёл свою группу вслед за ними. Но группа Мироненко бежала очень быстро и мы постоянно отставали. Так мы пробежали вниз почти полгоры, как по рации поступил приказ - всем срочно вернуться к месту высадки и помочь десантникам, попавшим в засаду, что уже есть тяжелораненые. У меня и у Мироненко, как у старших групп, были рации "Звёздочка", которые работали только на приём. Я повернул свою группу, и мы пошли назад, а группа Мироненко в этот момент была в 200 метрах от нас и продолжала удаляться вниз. Больше я Мироненко живым не видел".

Всё, что происходило с тройкой Мироненко дальше, было уже воспоминаниями со слов единственного уцелевшего из той группы Сергеева. Вот что со слов сослуживцев рассказывал Сергеев:

"Мироненко слышал по рации приказ вернуться наверх, но всё равно приказал нам идти вниз. Мы спустились ниже и увидели маленький кишлак, состоящий из 5-6 дувалов (дувалами солдаты называли примитивные глинобитные жилища афганцев). Только мы в него вошли, как по нам открыли сильный огонь. Мы поняли, что попали в окружение. Мироненко и Задворный забежали в один дувал и стали отстреливаться, а я залёг снаружи и стал прикрывать.

Бой шёл долго. Слышу, Задворный кричит Мироненко: "Я ранен! Перевяжи!", а Мироненко крикнул в ответ: "Я тоже ранен!" Перестрелка продолжалась. Потом огонь из дувала прекратился. Смотрю – афганцы зашли в этот дувал, и тут же раздался взрыв.

Поняв, что там всё кончено, я отполз и спрятался за камнями. Конечно, афганцы видели, что нас было трое, но прочёсывать местность не стали - видимо побоялись наткнуться на мой огонь, и решили выждать, когда я сам покажусь, когда попытаюсь пойти назад. Они поднялись выше и спрятались. Я это видел и поэтому стал дожидаться ночи.

Наконец стемнело, и я уже хотел идти наверх, но вдруг, чуть подальше, при свете луны я увидел тень афганца и понял, что они меня всё ещё стерегут. Ночью афганцы предприняли попытку выявить, где я нахожусь – они погнали на меня скот, надеясь, что я испугаюсь и начну стрелять. И так за камнем я пролежал до утра. А когда рассвело, вижу – человек 5-6, которые меня выслеживали, встали и ушли. Ещё подождав, я пошёл пробираться к своим".

Через день Сергеева находят. К месту гибели Мироненко отправляют вертолёт. Александр Зотов вспоминает:

"Всего летело 10 человек, в том числе я и сам Сергеев. Вскоре кишлак нашли. Вертолёт снизился, высадил десант и улетел. Сергеев показал дувал, где приняли бой Мироненко и Задворный. Но там их тел не было. Ничего не нашли и в других дувалах. Стали искать вокруг и невдалеке обнаружили тело Задворного. На его шее было три глубоких ножевых ранения. Затем, ниже в кустах нашли тело Мироненко. У него была оторвана одна рука, а от головы осталась только затылочная часть. Мы сходили в дувал, принесли две деревянные кровати, завернули тела в одеяла, положили их на кровати, и так понесли вниз к месту расположения базы".

Но один из разведчиков, который был в том кишлаке, запомнил и некоторые другие подробности: у Задворного кроме ножевых ранений в шею были простреляны ноги. Также он заметил, что на месте боя было мало отстрелянных гильз. И главное - у Мироненко под челюстью было ранение от попадания пули калибра 5,45. Об этом мне рассказал участник той Кунарской операции оператор-наводчик из разведроты ефрейтор Владимир Кондалов.

Сказано это всё было в общем разговоре, без каких-либо дальнейших выводов. Однако, анализируя эти детали, я обнаружил, что они противоречат другим основным фактам и никак не вписываются в общеизвестную картину боя. В самом деле, если у Мироненко было смертельное пулевое ранение в голову, то это означало, что он погиб вовсе не от взрыва гранаты, а именно от пули. Причём, стрелял кто-то свой, так как у афганцев тогда наших трофейных автоматов калибра 5,45 ещё не было (прошло всего два месяца после ввода войск, и та Кунарская боевая операция была первой). Разумеется, если бы Мироненко взорвал гранату, которая разнесла ему часть головы, то не было бы никакого смысла после этого стрелять ему в голову.

Штык-нож
от АК-74

Да и погибший вместе с Мироненко Виктор Задворный, судя по описанию его ранений, погиб вовсе не от пуль (поскольку ранения в ноги не смертельны) и не от ножа (поскольку ножом горло перерезают) – он получил смертельный удар именно штык-ножом. Штык-нож от автомата, который был у каждого десантника, настолько тупой, что им невозможно ничего порезать – можно только колоть – именно колотые раны и были на горле у Задворного.

И последнее: небольшое количество отстрелянных гильз указывает на то, что бой был непродолжительным, во всяком случае патроны у десантников не закончились - ведь у каждого в магазинах и в рюкзаке было больше 1000 патронов.

Теперь история гибели Мироненко стала приобретать вид настоящей детективной истории. Все мои подозрения в гибели Мироненко и Задворного пали на чудом уцелевшего Сергеева. Мотивом вполне могли послужить неуставные отношения.

Действительно, Сергеев был на призыв моложе Мироненко, а Мироненко, по воспоминаниям сослуживцев, был "дедом" очень суровым. Сильный, и к тому же имея спортивный разряд по боксу (кандидат в мастера спорта), Мироненко был ревностным хранителем диких армейских традиций - дедовщины - и насаждал жестокость и "неуставной порядок" не только в своём взводе, где он был заместителем командира взвода, но и во всей разведроте.

Вот как вспоминает один "разговор" с Мироненко Владимир Кондалов (в разведроте его звали "Мамонт", поскольку Кондалов был самым высоким и самым большим по комплекции):

"Мы с ним служили в разных взводах разведроты: я служил в первом, а Мироненко был "замком" во втором. Как-то Мироненко с ещё одним сержантом отозвали меня в комнату, где никого не было. Мироненко надвинулся, сжал у горла мой китель: "Мамонт! Ты когда молодых будешь п…дить?! - и нанёс мне в челюсть удар локтем".


На переднем плане слева Владимир Кондалов, справа Николай Сергеев - единственный уцелевший десантник из группы Александра Мироненко.
Афганистан, Кабул, лето 1980г.

Да, из-за неуставных отношений у Сергеева на Мироненко могли накопиться обиды, но какой мотив мог быть у Сергеева убивать Задворного – ведь Задворный был одного призыва с Сергеевым? Объяснение я нашёл в разговоре с Павлом Антоненко, который тогда служил механиком-водителем в разведроте. Он сообщил, что отношения у Мироненко с Задворным были самыми хорошими, даже более того - они были настоящими друзьями, а значит Сергеев мог питать к однопризывнику Задворному те же чувства, что и к "деду" Мироненко. Теперь в целом всё сходилось. Анализируя весь собранный материал, у меня стала вырисовываться следующая картина событий.

Когда группа Мироненко значительно удалилась от места высадки, Сергеев подходит к Мироненко и стреляет ему снизу в голову – пуля разносит верхнюю часть черепа (у пуль со смещённым центром особое характерное ранение – на выходе из тела образуется большая рваная рана). Единственное что успевает сделать Задворный - развернуться и побежать, но Сергеев стреляет по самому незащищённому месту – по ногам (поскольку на теле был одет бронежилет, а на голове каска). Потом подходит к упавшему и ещё живому Задворному и трижды вонзает штык-нож ему в горло. После этого Сергеев прячет оружие и боеприпасы убитых, а сам на время скрывается в горах. Находят его только через день десантники 357-го полка, которые располагались у подножия гор.

Но это ещё не всё. Остался нерешённым ещё один важный вопрос, - как всё-таки объяснить непонятное поведение самого Мироненко сразу после высадки? В самом деле, почему Мироненко так неудержимо устремился вниз? - ведь в тот момент у него была совсем другая боевая задача.

Руководивший всей Кунарской операцией генерал-полковник Виктор Меримский в своих мемуарах «В погоне за "львом Панджшера"» писал, что в район десантирования сначала высадили группу захвата – разведывательную роту полка, которая должна была занять оборону вокруг площадок высадки и прикрывать высадку основных сил 3-го батальона. А поскольку Мироненко был в разведроте, значит, и для его группы первым заданием было на месте своей высадки закрепиться и держать оборону. И только после того, как вертолёты высадят весь десант, следовало всем вместе под руководством офицеров организованно двигаться вниз.

Более того, почему Мироненко, самовольно покинув место высадки, и слышав по рации, что наверху начались бои, что есть раненые и нужно срочно подниматься наверх и идти на помощь товарищам, вопреки всему не выполнил и этот приказ?

Этому я смог найти только одно объяснение – мародёрство. Он хотел найти кишлак и, пользуясь абсолютной безнаказанностью, учинить расправу над его жителями: ограбить, изнасиловать или убить - других целей в горах, в зоне боевых действий просто не могло быть. Мироненко игнорирует все приказы, находит кишлак, но дальше события стали развиваться совсем не по его плану...

апрель, 2008 г.

продолжение... Автомат Мироненко.
материал о Мироненко (описания его подвига) >>

Одновременно с Александром Мироненко звание Героя Советского Союза было посмертно присвоено ещё одному нашему однополчанину - старшему сержанту Николаю Чепику, служившему в сапёрной роте. Некоторые обстоятельства, при которых они погибли, были очень схожи. Чепик как и Мироненко был "дедом" - до дома ему оставалось всего два месяца, они оба были старшими в своих группах, группы состояли из трёх солдат, и погибли они в первый же день Кунарской операции - 29 февраля 1980г. Как сообщалось официально, их группы попали в окружение, и в конце боя они, чтобы не попасть в плен, себя взорвали, только Чепик подорвал себя миной направленного действия МОН-100. И также как и в истории с Мироненко – никаких подробностей последнего боя. Также никогда не упоминались имена солдат, погибших вместе с Чепиком.

То немногое, что удалось узнать о гибели Чепика, мне рассказал участник Кунарской операции сапёр Николай Зуев. От него я узнал, что в группу Чепика входило два десантника из сапёрной роты: это рядовой Керим Керимов – аварец, спортсмен-борец из Дагестана (призыв ноябрь-78) и рядовой Александр Рассохин (призыв ноябрь-79). Все они погибли.

Зуев не слышал, что есть очевидцы того, как Чепик себя подорвал, зато он описал характер ранений, установленный при опознании тел погибших: у обоих старослужащих – Чепика и Керимова - головы были разбиты камнями (у Керимова от головы почти ничего не осталось), а у неотслужившего и полугода молодого Рассохина голова осталась целой.

Мне это показалось очень странным: в самом деле, зачем нужно было разбивать голову Чепику, который взорвал себя миной, начинённой двумя килограммами тротила? После такого взрыва от тела Чепика вообще ничего не должно было остаться. Странным показалось и то, что у Рассохина повреждений головы не было: и как он тогда мог быть убит, если на на нём был бронежилет? - Всем этим парадоксам я смог найти только одно объяснение.

Когда группа находилась в отдалённом месте, Рассохин расстрелял своих обидчиков-старослужащих из автомата, - а стрелять ему пришлось только в лицо - больше некуда: тело защищено бронежилетом, на голове каска. Пули со смещённым центром калибра 5.45 разносят их головы на куски: внешне это выглядело, как будто их разбили камнями.

Но десантники, которые пришли на место гибели, сразу обнаружили, что это сам Рассохин убил своих сослуживцев. Тут же на месте был устроен самосуд: Рассохину приказали снять бронежилет и расстреляли. Стреляли в грудь, поэтому голова у Рассохона осталось целой.

материал о Чепике (описания его подвига) >>

* * *

Вот такие две истории. Обе написаны со слов очевидцев, а некоторым странным фактам я давал собственные объяснения. Пока что картины тех событий получились только в самых общих чертах, а хотелось бы знать подробности. Возможно, есть и другие очевидцы тех событий, которые могли бы пролить свет на эти, во многом ещё тёмные истории их гибели. Но живые свидетели могут и слукавить, чтобы не испортить сложившийся светлый образ героев. Поэтому при расследовании всегда необходимо полагаться на вещественные свидетельства, а они есть. Мироненко и Чепик (и те, кто погиб вместе с ними) сами в себе хранят ключи к разгадке тайны своей гибели – это пули и следы ранений в их телах.

Версия, что они были убиты своими же сослуживцами, подтвердится только в том случае, если у Задворного обнаружатся следы ранений только от штык-ножа в горле, а у всех остальных - следы ранений, характерных от пуль калибра 5.45. Если у Рассохина обнаружатся ранения только в грудь, - это будет подтверждением того, что его расстреляли сослуживцы.

15 ФЕВРАЛЯ 1989 года последняя колонна советских войск покинула территорию Афганистана. Именно эта дата отмечается как День памяти воинов-интернационалистов. Они находились там девять лет, один месяц и девятнадцать дней. Более 28 тысяч соотечественников прошли ту войну, 771 погиб в далекой и чужой горной стране.

Как живут афганцы сегодня, чем аукнулось большинству участие в боевых действиях и почему многие из них считают своим долгом, несмотря на раны и трудности жизни, учить детей патриотизму?

Рядовой Якуш погибал лишь однажды

В АРМЕЙСКОМ альбоме мастера-наладчика ОАО «Достоево» Ивановского района Анатолия ЯКУША много снимков с афганской войны. До армии паренек из деревни Достоево успел получить водительские права и поработать шофером в местном хозяйстве. В октябре 1980 года в военкомате сказали: служить направляют в Афганистан. Решение призывной комиссии воспринял спокойно. После учебки попал в город Кундуз, служил водителем БТР-70 в 3-м горнострелковом батальоне 122-го мотострелкового полка.




Мы беседуем в мастерской ОАО «Достоево», на рабочем месте Анатолия Михайловича.

Был ли страх? - вспоминает он. - Нет. Все происходило настолько быстро, неожиданно, что не оставалось времени думать о страхе. 4 апреля 1981 года для меня и некоторых сослуживцев стало вторым днем рождения. У одного из танков колонны оборвалась гусеница. Пока ее устанавливали на место, отстали от основной группы. Тут-то по нам и ударили «духи». Уже не было надежды, что останемся в живых. Несколько ребят в том бою погибло. Мне посчастливилось выжить. И вообще, судьба берегла...



Мой собеседник рассказывает, что операции, боевые задания, обходившиеся без происшествий, случались крайне редко. Когда его БТР-70 отправляли на ремонт в Днепропетровск, в машине живого места не было. Изрешетило ее насквозь. Долго восстанавливали.

А однажды рядового Анатолия Якуша ошибочно посчитали погибшим. Номер его машины 3491 спутали с 3491/1. Последняя действительно попала под жесткий обстрел. Были жертвы.

На малой родине, в Достоево, родители с волнением ожидали вестей от сына. Писать он старался при любой возможности, обнадеживал: «У меня все нормально, чего и вам желаю». Когда осенью 1982 года вышел приказ об увольнении в запас, Якушу и сослуживцам из его призыва пришлось задержаться в служебной командировке еще на два месяца. По словам Анатолия Михайловича, это были самые трудные дни. Не хотелось погибать, когда дембель так близок.

К счастью, все обошлось. Домой солдат вернулся 31 декабря, под самый бой курантов. Встречали его, считай, всей деревней.

ПОСЛЕ службы в армии Анатолий Якуш работал водителем в родном колхозе. Несколько лет назад по состоянию здоровья сменил профессию. В хозяйстве ему доверили ответственную должность мастера-наладчика. Он не только ремонтирует детали для техники, но и сам изготавливает необходимые запчасти. «Настоящий Кулибин» - так говорят о нем в Достоево.

Вместе с супругой Тамарой Ивановной вырастили прекрасных дочерей Людмилу и Юлию. Дождались внучат. Большой семьей удается собираться нечасто. Дочери со своими семьями живут в Бресте, но когда приезжают, это настоящий праздник.

А с бывшими сослуживцами Анатолий Якуш поддерживает связи до сих пор. Искренне рад, когда получается встретиться. И хоть со времени афганской командировки прошло 35 лет, далекие события не забываются. Помощь, поддержка друзей помогают жить.

Из Достоево и окрестных деревень многих парней отправляли служить в Афганистан. Не всем повезло живыми вернуться. В школьном музее есть уголок памяти Николая Якушика. Местное хозяйство помогло установить памятник на его могиле и при любой возможности старается оказать помощь родным.

В Ивановском районе 250 парней прошли через войну в Афганистане. Более 30 из них удостоены высоких государственных наград. Многие сейчас трудятся в агропромышленном комплексе и, по словам заместителя председателя Ивановского райисполкома Владимира Белова, являются лучшими работниками. 15 февраля, в день вывода советских войск из Афганистана, в районе по традиции пройдет собрание, на котором ветераны-интернационалисты поделятся воспоминаниями, расскажут о проблемах. В районе их стараются поддерживать постоянно. Они активно участвуют в патриотическом воспитании подрастающего поколения и любое дело выполняют на совесть.

Александр КУРЕЦ, «СГ»

Его сыновья сегодня такие, как оставшиеся навсегда в горах сверстники


ГЛЯЖУ на моложавого мужчину и не могу поверить, что ему уже за 50, что за плечами война. Бодр, подтянут и активен. Это заместитель директора РСУП «Экспериментальная база «Криничная» Мозырского района Анатолий КАРПОВИЧ. О том, что он служит в Афганистане, его родители узнали лишь через полтора года после призыва из благодарственного письма от командования части. Анатолий писал лишь о том, что служба идет хорошо, и ни одного слова о войне. Карпович награжден орденом Красной Звезды и медалью «За боевые заслуги».

Не любит Анатолий Николаевич вспоминать те страшные годы, когда всякий раз, ложась спать, не знал, наступит ли для него завтра… Он не может вспомнить, сколько раз душманы подрывали их машины на горных дорогах и ему, одному из немногих, удавалось уцелеть. Самым страшным было ранение в голову, которое Анатолий Николаевич получил уже после того, как пришел приказ о демобилизации. Дальше был госпиталь в Ташкенте, где провел 7 месяцев.

Вернувшись на Гомельщину, Анатолий прошел ВКК, где ему ставили вторую нерабочую группу инвалидности. Упросил комиссию переправить документы на третью. Как же молодому парню не работать?

Сразу после госпиталя Карпович поступил в Минский сельхозтехникум на агронома-организатора. После распределения попал в экспериментальную базу «Криничная». Начинал работать агрономом-семеноводом, был главным агрономом и теперь – правая рука директора сельхозпредприятия Николая Рубахи. На нем сейчас все организационные вопросы, начиная от утренней планерки, где распределяется работа на весь день, заканчивая текущими проблемами, которых хватает то в животноводстве, то в растениеводстве, то в механической мастерской.



30 лет назад, когда Анатолий пришел в хозяйство, здесь уже занимались семенами кукурузы, разведением картофеля. Правда, кукурузы сеяли тогда всего 50 гектаров. Зерно сушили на мини-сушилках, работающих на теплогенераторе, влажность определяли «на глаз». К реализации готовили всего 200 тонн семян. В прошлом году хозяйство заготовило на продажу для сельхозпредприятий страны 6,5 тысячи тонн семян кукурузы высокого качества, которые прошли контроль в лаборатории с высокоточным современным оборудованием.

За эти годы к «Криничной» было присоединено еще 3 хозяйства с малопродуктивными землями и проблемами в животноводческой отрасли. В настоящее время здесь даже на низкобалльных почвах научились получать хороший урожай зерновых колосовых и кукурузы, добились стабильных надоев и высоких привесов КРС. И в этом немалая заслуга заместителя директора по производству Карповича.

Да и весь поселок Криничный вырос при Анатолии Николаевиче в настоящий городок с инфраструктурой ничуть не хуже, чем в городе. Тридцать лет назад ему, как афганцу, колхоз дал дом. За это время он сделал пристройку, и теперь у него настоящая усадьба со всеми удобствами. Карпович сам заливал фундамент, возводил стены и выполнял все сварочные работы. Жизнь всему научила сельского парня.

Большим уроком была служба в Афганистане. Она научила ценить дружбу и дорожить каждым прожитым днем. Даже спустя десятки лет он по-прежнему держит связь со своими боевыми товарищами. Жизнь разбросала их по всему бывшему Советскому Союзу: Украина, Чувашия, Башкирия… Но они созваниваются, общаются в скайпе, пишут сообщения в «Одноклассниках»… А раз в год обязательно навещают могилки тех, кому даже спустя 30 лет все еще нет и 20-ти…

У Анатолия Карповича жизнь, можно сказать, удалась. Жена Елена Ивановна работает старшим мастером на кукурузокалибровочном заводе в этом же хозяйстве. В семье два взрослых сына - Александр и Денис. Оба закончили БГАТУ и занимаются поставкой запчастей по Гомельской области. Анатолий Николаевич научил сыновей не бояться трудностей, а на практике – всему тому, что умеет сам. Они и в строительстве ему хорошая помощь, и любую технику могут разобрать и отремонтировать с нуля. Глядя на них, он часто вспоминает Афганистан, где воевали ребята моложе их сегодняшних. Много юных мальчишек полегло тогда на каменистой афганской земле.

Как рассказал руководитель Мозырской районной организации воинов-интернационалистов Николай Чурило, общественную организацию участников боевых сражений всячески поддерживает местная власть. Руководство райисполкома оказывает помощь афганцам в решении бытовых проблем, трудоустройстве, предусмотрена и материальную помощь.

А 15 февраля ветераны-интернационалисты, матери погибших солдат и все неравнодушные люди, для которых та война - не просто строчка в учебнике истории, а память и боль, не утихающая до сих пор, вновь соберутся вместе, чтобы вспомнить имена друзей, поклониться павшим и обнять живых.

Сегодня на Мозырщине 306 воинов-интернационалистов, из них – 279 афганцев. В 1989 году эта организация насчитывала 425 человек. Всего из Гомельской области участниками военных действий в Афганистане стали 5 тысяч молодых ребят. Военное лихолетье унесло жизни 119 человек, более тысячи были ранены.

Наталья ВАКУЛИЧ,«СГ»

Фото из семейного архива Анатолия КАРПОВИЧА

Шесть матерей, отец и четыре вдовы

МЕСТО для встречи с заместителем председателя Минской областной организации «Белорусский союз ветеранов войны в Афганистане» Сергеем ДЕШУКОМ выбрали не случайное. Недавно в поселке Колодищи Минского района появился знак со скульптурной композицией в память воинов-интернационалистов, погибших во время афганской кампании. Вместе с членом Совета минской районной организации БСВВА Татьяной ФИЛИПЕНКО Сергей Иванович придирчиво осмотрел площадку, где 15 февраля традиционно соберутся афганцы. Рядом - культурно-спортивный центр, в аудиториях которого занимаются талантливые сельские дети. Нашлось в нем место и для памяти - накануне годовщины вывода войск из ДРА здесь подготовлена к открытию музейная комната, посвященная воинам-интернационалистам. Первая экскурсия для школьников пройдет сегодня.




ТАТЬЯНА Федоровна, которой предстоит выступить экскурсоводом, уже много лет на пенсии, но по-прежнему активно участвует в общественной жизни. Лаборанту рентген-кабинета было сорок лет, когда она пришла в военкомат и попросила отправить ее в Афганистан. С конца 1986 по 1988 год работала в Кандагаре на сортировке раненых.

Чем занимались? Делали снимки, а потом врачи «лепили» заново ребят, получивших страшные ранения, - вспоминает она. - Бомбежки и обстрелы были настолько привычными, что мы даже перестали прятаться в бомбоубежище. Тем более что больных было много - дежурили иногда по двое-трое суток подряд почти без отдыха.

Из той командировки «за речку» Татьяна Филипенко приехала вся седая. Однако из-за палящего южного солнца ее волосы приобрели необыкновенный оттенок. Коллеги в областной детской больнице допытывались, в каком салоне красоты она их подкрашивала…

В музейной комнате для нее каждый экспонат - шлем летчика, капсула с землей с места гибели одного из земляков, телефонные аппараты, армейская форма - напоминает о том страшном периоде жизни. А что поменялось? Говорит, непереносимым стало легкомыслие молодых юнцов, которые, к примеру, могут запросто устроить глупую драку на улице. Ведь там, на войне, такие же ребята умирали за других. К примеру, Сергей Исавенко погиб, спасая в бою раненых товарищей. Разведчик-пулеметчик Сергей Гавриленко - на боевом задании. Их имена вместе с девятью другими как раз и увековечены на памятном знаке в Колодищах, а портреты героев находятся на видном месте в музейной комнате.

СЕГОДНЯ Минская районная организация «Белорусского союза ветеранов войны в Афганистане» - одна из самых активных в области. В ней 19 первичек из 22, действующих в регионе, 268 членов. 130 из них награждены орденами и медалями. Одна из главных задач, которую ставят перед собой ветераны боевых действий, поясняет Сергей Иванович, - воспитание патриотизма у молодежи. За последний год члены организации встретились в общей сложности с 35 тысячами ребят. Заместитель председателя районной организации Татьяна Милентьева из Мачулищей, к примеру, организовала немало интересных экскурсий для местных детей. Особенно всем запомнилось посещение Военной академии в день открытых дверей. Примечательно, что после этого даже девочки задумались о военной карьере.

Экскурсии в новый музей в Колодищах помогут воспитывать на достойных примерах еще больше школьников, уверены члены общественной организации. Кстати, памятный знак и создание экспозиции потребовали немалых вложений. Помимо 10 тысяч рублей, выделенных Минским облисполкомом, спонсорская помощь и вклад самих афганцев составили еще примерно 20 тысяч. Боевые побратимы многие годы поддерживают нуждающихся в помощи товарищей, вдов и матерей погибших, умерших от ран и болезней. А это шесть матерей, отец и четыре вдовы. Их поздравляют в праздники, приглашая на встречи, вручают подарки - в год в целом такая финансовая помощь от организации составляет около 350 рублей на человека. Около ста афганцев и их родственников получили квартиры в столице, практически все нуждающиеся - участки в Минском районе под строительство. Сейчас члены районной первички иногда ходатайствуют даже за внуков участников той войны, к примеру, помогая получить место в общежитии.

У СЕРГЕЯ Ивановича Дешука непростая, но интересная судьба: за время службы он побывал в разных уголках большой страны - и на Крайнем Севере, и в субтропиках. Была у него и двухлетняя афганская командировка. И все же душа звала на Родину. И сегодня он с болью говорит о происходящих между славянами раздорах. Ведь там, в Афганистане, все представители советской страны были друг другу как братья. Забыть и предать это просто невозможно.

Фото Павла ЧУЙКО

Сменил армейские погоны на милицейские

Один афганский мудрец как-то сказал: «Из книги жизни страниц не вырвешь». Трудно оспорить это утверждение. Не выбросишь из нее и афганскую страницу длиной в девять лет. Вот и уроженец деревни Вердомичи Свислочского района Юрий БОРТНИК географию изучал не по карте. События из прошлого по-прежнему в его памяти.




ПРИЗВАЛСЯ Юра в армию в мае 1987 года. Сельский паренек, как и большинство его сверстников, мечтал о службе в десантных войсках. Грезил о красивой форме, о том, как будет раскрываться над его головой белоснежный купол парашюта. Но жизнь распорядилась иначе.

В день, когда пришел в военкомат, нежданно-негаданно пошел снег, - улыбается Юрий Петрович. - Вот, думаю, веселенькое начало. Наверное, и вся служба будет веселой.



Однако было не до веселья. Судьба закинула в Туркмению. Ну, надо так надо - рядовой Бортник приказы обсуждать не привык. Несколько часов лета прошли быстро. Только в последний момент, перед приземлением, мелькнула мысль: «А вдруг Афганистан?»

Это «вдруг» случилось через полгода. Получив воинскую специальность в учебке города Кушка, 18-летний Юрий Бортник словно по мановению волшебной палочки перенесся… из ХХ века в средневековье.

Служил в афганской провинции Пактия, что на границе с Пакистаном. Об опасностях, которые подстерегали его здесь, родным не писал: мол, все нормально, служу в Средней Азии. Тепло, комфортно. Скоро вернусь, живым и здоровым.

А в провинции в то жаркое время лютовал влиятельный полевой командир Хаккани. Страшно было не умереть - попасть в плен. «Духи» пытали изощренно, забрасывая камнями, отрезая у живых уши, выкалывали глаза, сдирали кожу… Поэтому у Юрия, как и у большинства сверстников, на поясе висела граната-лимонка: в случае ранения и окружения главное было выдернуть чеку…

Гвардии сержант Бортник ни разу не струсил, не подвел товарищей. Наводчика 120-миллиметровой самоходной артиллерийской установки командование батальона всегда ставило в пример молодежи.

Однажды БМП, в которой находился и Бортник, наскочила на мину.

В себя пришел лишь на четвертые сутки, в медсанбате, - вздыхая, вспоминает собеседник. - Снилось, что я дома, иду по деревенской улице, пахнет сеном и молоком. Очнулся - вздрогнул! Окровавленные бинты, йод, жгуты, капельницы, вокруг все плачут, кричат и стонут. Больше всего переживал, что сильно обгорело лицо. Несколько дней боялся смотреть в зеркало. Но потом сестричка его принесла и чуть ли не силой сунула под нос: смотри! И добавила с усмешкой: «Ничего, до свадьбы заживет»

Как в воду глядела. Любимая девушка по имени Наталья преданно и трогательно ждала своего солдата два года. Прошедший пыльными и полными опасностей дорогами Афгана, Юрий вернулся, сыграли в родной Свислочи веселую и шумную свадьбу.

Юрий Бортник отучился в вузе и сменил армейские погоны на милицейские. В лихие 90-е служил участковым в городе и на селе. Бандитские разборки, рэкет, грабежи и разбои, угоны и кражи автомобилей… Сутками пропадал на работе.

«Как-то во время ночного рейда позвонил в дверь, а там полуодетый мужчина пытается ударить топором. Увернулся, провел болевой прием, надел наручники. Смотрю: лезвие топора все в крови. Ощупал себя - вроде цел. На мой вопрос задержанный отвечает, мол, только что рубил свиную тушу. Оказалось, что совершил убийство и как раз прятал топор в подвале».

Ныне уже подполковник милиции Бортник служит старшим оперативным дежурным в УВД Гродненского облисполкома: «За сутки на милицейскую телефонную линию поступает по 350-400 звонков, на каждый из которых нужно реагировать незамедлительно. Аппарат порой раскаляется, словно песок в далеком Афгане».

Теперь Афган приходит только в снах. Горячий пепел от сгоревшего вместе с водителем бензовоза, он словно наяву обжигает тело и душу. От этих снов, воспоминаний, как ни старайся, не уйти. Они - часть жизни, которую мой собеседник живет и за тех, кто остался за Амударьей.

Кажется, война в Афганистане не утихала никогда. Как и десятки лет назад, воины в чалмах все так же прячутся в горах, вооруженные старинными винтовками, а на обочинах дорог песок пожирает остовы советских танков и новейших американских броневиков.

Эта страна оставила незаживающие раны и в сердцах белорусов, чьи родные не вернулись с чужой войны..

Почему Афганистан?

На выбор будущей профессии Михаила повлиял старший брат, который был кадровым военным, он и посоветовал идти в артиллерию. Четыре года в Коломенском высшем артиллерийском командном училище пролетели незаметно. Кроме специфических военных навыков, Михаил получил сильную физподготовку, что выручало впоследствии в Афгане.

— По окончании училища у меня был разряд по троеборью, я свободно выполнял 100 раз подъем с переворотом, хотя это и не было рекордом — в батарее был парень, который делал это же упражнение 200 раз.

После распределения Михаила отправили служить в Казахстан, но уже тогда Быков думал об Афганистане.

На это повлияло много факторов: воспитание в школе и в училище, случайный разговор в курилке с обгоревшим танкистом, после которого было «до боли обидно бездействовать, когда гибнут наши ребята», а также подвиг земляка — Героя Советского Союза Николая Чепика. Окруженный душманами, он взорвал мину МОН-100, уничтожив ценой своей жизни более тридцати моджахедов.

— Когда нам рассказывали о Николае, я не мог сдержать слез и понимал, что не останусь вдали от этой войны.

Первый рапорт офицера порвал командир батареи, посоветовавший хорошенько подумать, ведь был велик шанс не вернуться. Вторая попытка оказалась более удачной: во время очередного партсобрания начальник отдела кадров спросил у лейтенанта Быкова, не поменял ли он свое решение. Не поменял.

— Жене не говорил до последнего, только когда уже все документы были готовы и снялся с партийного учета — решился. Спасибо ей, что поняла, посидели вместе на вокзале, она все плакала да пыталась отговорить меня, как без этого. Женам военных всегда непросто.

Пустые бронежилеты и 40 градусов в тени

После подготовки в специальном горном учебном центре в Туркменистане из выпускников сформировали батальон, который своим ходом отправился в Афганистан.

— У нас, артиллеристов, в качестве транспортного средства использовались бронированные тягачи МТ-ЛБ и автомобили ГАЗ-66. К ним никаких претензий — техника безотказно работала в любую жару.

Батальон расквартировали неподалеку от Кандагара. Если ночью было довольно прохладно, то днем столбик термометра мог преодолевать отметку в 40 градусов.

— В такую жару старались не ходить на боевые операции. На броню сесть было невозможно, не получив ожог. Чтобы спастись от изнуряющего зноя, внутри палатки держали ведро с водой. Туда окунали простыню и затем клали себе на лицо. Так вот, в палатке она высыхала за три минуты…

Конечно, носить в такую жару бронежилеты, вес которых доходил до 10 кг, было очень изнурительно, поэтому военные часто вынимали из них тяжелые пластины.

— Бывает, заглянешь внутрь МТ-ЛБ, там валяется несколько бронежилетов, возьмешь первый попавшийся, а он весит, как пушинка, и вряд ли сможет хоть от чего-то защитить. Так погибли двое моих знакомых бойцов. После зачистки кишлака, который, казалось, был пуст, бойцы несколько расслабились, и снайпер снял двоих, стоявших на открытой местности. Стрелял из БУРа, Мише Масалкину пуля вошла прямо в грудь, второй, молодой парень по фамилии Кожевников, был в ранен в живот, спасти его не смогли.

Душманы, когда понимали, что сбежать некуда, часто прятали оружие в кустах или бросали в колодцы с водой. Поднимали руки и говорили, что они мирные — «дуст» — и их надо отпустить. Порой у них это получалось, но чаще всего таких перекинувшихся моджахедов выявляли — их выдавало натертое плечо, на котором носилось оружие, и мозоль на указательном пальце, жавшем на курок, и другие признаки.

Обувь из покрышек

Афганцы жили довольно бедно, вспоминает Быков, семьи большие, а кормить нечем. На каждое задание он брал с собой конфеты, печенье, тушенку и раздавал местной детворе.

— Мы до сих пор встречаемся на годовщинах с афганской диаспорой, которая живет в Минске. Они говорят: «у нас нет обиды на вас, вы воевали, но вы и помогали».

Особенно востребованы были автомобильные покрышки, из которых местные жители делали обувь и продавали на рынке, а еще из покрышек делали ведра. Металл, которого в Афганистане было очень мало, тоже ценился: зачастую подбитый неподалеку от кишлака БТР разукомплектовывался в мгновение ока.

Водители «наливников» — настоящие смертники

По словам Михаила Быкова, военные погибали практически каждый день. Водители автомобилей-«наливников» (бензовозов) были практически смертниками. Душманы устраивали настоящую охоту на такие транспортные средства — один выстрел из гранатомета, и машина превращалась в горящий факел.

Но бросить такой автомобиль было нельзя — ценой своей жизни солдаты их уводили с дороги, чтобы другие могли проехать, иначе остановившаяся колонна становилась хорошей мишенью.


Сожженная колонна советских бензовозов. Фото: shadrinsk.info

Вообще, любой выезд на задание колонной был игрой со смертью. Бойцы предпочитали ездить на броне, потому что так в случае подрыва могли уцелеть. А вот мехвод и башенный стрелок обычно погибали.

— На одном из заданий МТ-ЛБ нашего батальона подорвался на мине, мехводу оторвало обе ноги, но парень выжил, мы его потом в госпитале навещали, он не сломался. В это время в батальон как раз прибыла новая техника, водить было некому. В итоге я вызвался добровольцем и некоторое время исполнял обязанности мехвода, благо с техникой был на ты.

Со смертью Быков познакомился в первом же бою, когда его батарея 82-мм минометов прикрывала проход колонны.

— Душманы устроили засаду на «наливники», следовавшие в Кандагар. Налет начался с мощного взрыва фугаса, заложенного у дороги. Саперы не смогли его заметить, и четыре наших парня погибли, помочь им было нечем. Мы сразу же накрыли огнем кусты, откуда велся обстрел бензовозов.

Стволы на такой жаре здорово грелись — пороховой заряд от жары срабатывал еще в стволе, и оружие начинало «плеваться» — мина летела недалеко и представляла опасность для своих. В этом случае следовала команда «ложись», а после стрельба возобновлялась — промедление могло стоить жизни нашим бойцам.

В отпуск возили гробы

Когда приходило время отпуска, в отделе кадров, узнав, куда кто едет, часто давали в нагрузку отвезти гроб родственникам погибшего бойца. Михаил Быков вспоминает, что такие поездки были не только тяжелы морально, но и порой опасны.


Фото: andreistp — LiveJournal

— И это не только упреки, почему стоишь здесь живой, а мой сын, муж, отец лежит мертвым, почему не уберег? В Средней Азии часто доходило до рукоприкладства, когда в очередной аул приходил гроб, и никого не волновало, что привезший погибшего с ним даже не служил. Порой спасти от расправы могли только военком и милиция. Я знал человека, который отвез почти два десятка гробов, трудно представить, что он пережил.

Из отпуска старались привезти березовые веники, которые очень ценились, потому что баню любили все, а делать веники было не из чего. И, конечно же, сало. Все это помогало забыть хотя бы на время о войне.

Костыли были в дефиците

В Афганистане Михаилу Быкову довелось провоевать всего год. Во время одного из тяжелейших боев на «Черной площади» он получил серьезное ранение.

— Мы загнали «духов» в мешок и методично добивали остатки банд, которые отчаянно сопротивлялись. В пылу боя не заметил, как наступил на мину или «духи» достали из гранатомета — до сих пор не знаю, чем именно. После взрыва я упал, но подняться уже не смог — нога была практически оторвана и держалась лишь на сухожилиях.


Снимок носит иллюстративный характер. Фото: wikimedia.org

Мне укололи промедол (наркотический анальгетик. — Прим. ред.) и погрузили в БТР, в котором, как назло, закончилось горючее. Тогда мой друг капитан Виктор Трощенок под огнем противника подогнал свой бронетранспортер и слил с него топливо, чтобы заправить наш. К сожалению, ему так и не суждено было вернуться в родной Витебск.

Лечение проходил в кабульском госпитале, помню, когда меня выписали, медсестра довела до медицинского ГАЗ-66, усадила и забрала костыли. Помню, я еще сильно удивился и спросил: «А как же я дальше буду?». На что медсестра ответила, что костылей всем больным не хватает, и отдать их насовсем она не может.

Уже в самолете познакомился с семейной парой врачей из Борисова. Мы разговорились, и они мне подарили костыли. Я их до сих пор храню как реликвию.

Больше не будет смертей

Даже лишившись ноги Михаил Быков решил продолжить службу. Выписавшись из госпиталя, получил направление на работу в военкомате, где и встретил сообщение о выводе войск.

Тогда я испытал огромное облегчение, понял, что все кончилось, больше не будет смертей, не будет военных, которые привозят гробы на родину.

С тех пор остались только сны, в которых вижу боевых товарищей, и когда они погибают, просыпаюсь в холодном поту. С годами это происходит все реже, но боль все не отпускает.

Несмешные истории

— Читал ли я книгу Светланы Алексиевич «Цинковые мальчики»? Да, конечно, но комментировать не хочу. Не понимаю, с какой целью писалась эта книга. Я знаю, она была в Афганистане, но зачем так писать? Впрочем, Бог ей судья.


Памятник Николаю Чепику. Фото: desants.livejournal.com

Михаил Быков сожалеет, что сегодня многие, прочитав одну-две статьи, принимаются судить, апеллируя к цифрам, и не понимают, что было на самом деле.

— Помню, на открытии музея Николая Чепика (белоруса, Героя Советского Союза, погибшего в Афганистане. — Прим. ред.) ко мне подошел журналист. Меня попросили сфотографироваться на фоне бюста погибшего товарища, а затем ответить на несколько вопросов. И первым был: «Расскажите про смешные случаи в Афганистане». Я просто развернулся и ушел.

Поймите, я никогда не был за войну, ни за какую. Но оставьте афганскую войну нам. Судить о том, что там было, могут только те, кто прошел через нее: солдаты, матери погибших, вдовы, инвалиды. Этого не выбросишь из души, это наш крест.