Соединенная русская армия под командованием генерал-фельдмаршала светлейшего князя М.И. Голенищева-Кутузова 13 (1) сентября выступила из селения Мамоново и двинулась к Москве. Не доходя до столицы, в двух верстах от Драгомировской заставы, войска встали биваками.
Подходящие войска располагались на позициях, выбранных генералом от кавалерии графом Беннигсеном. Правое крыло этой позиции примыкало к излучине Москвы реки перед деревней Фили, центр находился между селами Волынское и Троицкое, а левое крыло армии должно было встать на Воробьевых горах. Арьергард армии под командованием генерала Милорадовича расположился у села Сетунь.
Генерал-фельдмаршал Кутузов, определив положение войск, прибыл на Поклонную гору, где для него подготовили смотровую площадку со скамейкой. Генералы спешили ознакомится с местностью, для решения пригодна ли она для принятия сражения, и съезжались к ожидающему их главнокомандующему.
Многие посчитали позицию выбранную для сражения графом Беннигсеном очень неудачной. Высоты, на которых предполагалось разместить войска, имеют со стороны направления, по которому будет наступать противник, отлогие склоны. А за спиной наших войск в центре и на левом крыле склоны довольно круты, что существенно затрудняет маневрирование, подход резервов и возможность отхода.
Позиция русских войск изрезана поперек несколькими оврагами, затрудняющими, а местами практически лишающими разные части армии возможности сообщения между собой. Особенно правое крыло, которое отрезано от центра речкою Сетунь.
Резервы армии не имели возможности расположиться скрытно за высотами, на крутых склонах. У подошвы течет Москва река, а за ней простирается, насколько хватает глаз, сама столица. Поэтому, как боевые линии, так и резервы можно было расположить только на уступах, обращенных в сторону неприятеля, на открытом пространстве. Глубина построения войск была очень небольшая, и полностью вся позиция боевой линии и резервы могли простреливаться артиллерией неприятеля.
В случае если наша армия будет вытеснена с занимаемой позиции, то войска будут просто сброшены с крутых обрывов в Москва реку и опрокинуты в город.
Генерал Барклай де Толли, в этот день страдавший от сильной лихорадки, тем не менее конным объехал избранные Беннигсеном позиции. В своиз «Записках» он так охарактеризовал выбранные позиции:
«Они удивили меня. Многие позиции были разобщены непроходимыми оврагами, в одном из которых протекала речка совершенно прерывающая сообщение. Правое крыло примыкало к лесу простирающемуся на несколько верст к стороне неприятеля, что подавало ему возможность пользоваться превосходством своих стрелков, овладеть этим лесом и обойти нас с правого фланга.
Позади первой линии левого крыла находился овраг, глубиной до десяти до пятнадцати сажень, с крутыми скатами, что едва ли можно было перебраться через него по одиночке.
Резерв правого крыла стоял так близко, что всякие неприятельские ядра могли поражать все наши четыре линии, а резерв левого крыла отрезанный от боевых линий упомянутым оврагом, оставался бы праздным зрителем поражения впереди стоящих войск, не имея возможности поддержать их. Пехота этого резерва могла по крайней мере стрелять по неприятелю, поражая меж тем и своих, конница же лишенная всякой возможности приянть участие в бою, длжна либо немедленно обратится в бегство, либо оставатся в бездействии до уничтожения ее неприятельской артиллерией.
Позиция простиралась почти на четыре версты, армия, ослабленная Бородинскою битвою, заняв все ее протяжение, была бы растянута подобно паутине. Позади находилась река, а за ней обширный город. На сей реке было построено 8 мостов на судах, выше и ниже города, но должен заметить, что спуски к мостам наведенным выше города были так круты, что только лишь пехота могла по ним сойти. В случае поражения вся армия была бы уничтожена до последнего человека».
Убедившись в невыгодности позиции? Барклай де Толли поспешил на Поклонную гору к князю Кутузову, и, встретив генерала Беннигсена, изложил ему свои замечания о выбранной позиции, а затем высказал свои соображения и Кутузову. Выслушав Барклая, главнокомандующий спросил мнение Толя, который также сказал, что никогда бы не выбрал подобную позицию для сражения. После этого высказался генерал Ермолов, который очень эмоционально оценил выбор Беннигсена и сказал, что позиция имеет «большие недостатки и вряд ли возможно удержать ее».
Кутузов приказал Толю, Ермолову и полковнику Кроссаромму еще раз осмотреть позицию и донести о недостатках.
На поклонной горе продолжались работы по сооружению укреплений, но движение войск, определенных для занятия Воробьевых гор, было приостановлено. На поклонную гору прибыл граф Ростопчин, московский градоначальник. При беседе с Кутузовым, Ростопчин якобы заявил, что оставив Москву войска увидят за спиной пылающий город.
Вернувшись после объезда позиции Ермолов еще раз заявил Кутузову, что место для сражения не пригодное. На вопрос Кутузова: «Нельзя ли будет отступить с позиции на Калужскую дорогу?». Генерал Ермолов ответил, что противник не даст такой возможности.
Кутузов в 5 часов пополуди созвал военный совет в дерене Фили, на котором стоял один вопрос - о судьбе Москвы. На совете присутствовали генералы Барклай де Толли, Беннигсен, Дохтуров, Уваров, Остерман-Толстой, Коновницын, Раевский, Ермолов, Толь и Кайсаров. Генерал Милорадович не смог прибыть, так как не имел возможности отлучится от арьергарда армии.
Барклай де Толли настаивал, что давать сражение на позиции перед Москвой нельзя, и советовал отступить по дороге на Нижний Новгород. Генерал Толь предложил занять другую позицию: правым крылом войска должны встать к деревне Воробьево, а левым к новой Калужской дороге, в направлении между селами Шатилово и Вороново. А в случае надобности отступить к старой калужской дороге.
Далее высказался генерал Ермолов, который согласился с Барклаем де Толли во всем кроме отхода по направлении к Нижнему Новгороду. По мнению Ермолова в этом случае войска потеряют возможность сообщения с армиями Тормасова и Чичигова. Но в конце Ермолов заявил, что зная настроение в обществе нужно дать сражение перед Москвой.
Беннигсен твердо настаивал на сражении и невозможности оставить Москву без боя. «Стыдно уступать столицу без выстрела, если мы на это решимся то не будет ли это означать, что мы проиграли Бородинское сражение», - заявил Беннигсен.
С мнением Беннигсена согласились генералы Дохтуров, Уваров, Ермолов и Коновницын. Генерал Раевский считал, что если выбранная позиция не позволяет дать сражение и ввести в бой все войска, то необходимо двинутся навстречу неприятелю.
(На картине Кивощенко "Военный совет в Филях" изображены слева направо вокруг стола: Кайсаров, Кутузов, Коновницын, Раевский, Остерман-Толстой, Барклай де Толли, Уваров, Дохтуров, Ермолов, Толь, Беннигсен.)
Генерал Остерман-Толстой поддержал мнение Барклая де Толли о невозможности дать сражение. Кутузов выслушав мнения всех участников совета, сказал: «С потерею Москвы еще не потеряна Россия, поставляю первой обязанностью сберечь армию, сблизится с подкреплениями и самим уступлением Москвы приготовить неприятелю неизбежную гибель, и потому намерен пройдя Москву, отступить по рязанской дороге». Это высказывание дежурный генерал Кайсаров отразил в журнале Главной действующей армии.
Вопрос об оставлении Москвы без боя был решен. Кутузов решил провести фланговое отступление с рязанской на калужскую дорогу, как ранее и предлагал генерал Толь.
После военного совета в Филях была составлена диспозиция 1-й и 2-й Западным армиям на 14 (2) сентября 1812 года для перехода по рязанской дороге к деревне Панки.
«1-я и 2-я армии выступают в 3 часа пополуночи по Рязан¬ской дороге к деревне Панки двумя колоннами.
1-я или правая колонна под командою генерала от инфантерии Дохтурова состоит из 2-й кирасирской, 8-го, 7-го и 6-го корпусов и 4-й кавалерийской дивизии, идет левым флангом на Ка¬лужскую заставу и, пройдя город, выходит на Рязанскую заставу, потом продолжает марш по Рязанской дороге до дер. Панки; кирасирская дивизия идет тотчас за артиллериею.
2-я или левая колонна под командою генерал-лейтенанта Уварова состоит из 1-й кирасирской, 5-го, 3-го, 2-го и 4-го корпусов и 1-го, 2-го и 3-го кавалерийских корпусов, идет правым флангом на Дорогомиловскую заставу и, пройдя город, выходит на Владимирскую заставу, откуда проселочною дорогою выходит на большую Рязанскую дорогу, держась по левую сторону дороги, продолжает марш свой до деревни Панки. Кирасирская дивизия идет тотчас за артиллериею.
Квартиргерам полков тотчас отправиться по Рязанской дороге до деревни Пайки, где явиться генерал-майору Вистицкому.
Главная квартира быть имеет в дер. Панки.
1-й и 4-й кавалерийские корпуса не прежде выступают как тогда, как арьергард станет отступать.
Подтверждается всем корпусным, дивизионным и прочим начальникам, чтобы во время прохода войск чрез Москву ни один человек или нижний чин не смел отлучаться из своих рядов, каковых, буде окажется, тотчас велеть заколоть, господа же начальники за всякие беспорядки при проходе чрез Москву ответствуют строжайшим взысканием.
Начальник главного штаба генерал-майор Ермолов.»
13 (1) сентября генерал-майор Ушаков получил предписание главнокомандующего Кутузова, двигаться на рязанскую дорогу, где и соединится с армией.
Император Александр Первый 13 (1) сентября направил генералу А.П. Тормасову рескрипт о назначении его командующим во 2-ю Западную армию в связи с ранением генерала Багратиона под Бородином:
«В знаменитой победе, одержанной над имп. Наполеоном ген.-фельдм. кн. Кутузовым под Бородиным, к всеобщему сожалению ген. от инф. кн. Багратион ранен в ногу пулею. По сему обстоятельству нахожу я перемещение ваше к 2-й армии необходимым. Я уверен, что везде и при всяком случае вы мне дадите возможность отличить ревностную службу вашу новыми наградами.»
В этот же день, 13 (1) сентября, Император направил секретный рескрипт князю Кутузову, в котором известил о принятом решении об объединении 3-й Западной обсервационной армии генерала Тормасова и Молдавской армии адмирала Чичагова, и о назначении последнего командующим этой объединенной армией.
«Приближение храброй Молдавской армии к соединению с 3-ю Западною и важность настоящих обстоятельств заставляют меня обратить внимание на необходимость, чтобы один начальник ими руководствовал. Из двух я, по искренности с вами, признаю способнее адмирала Чичагова по решимости его характера. Но не хочу я огорчить генерала Тормасова и потому нахожу приличнее вызвать его к армиям, вами предводительствуемым, как бы по случаю раны князя Багратиона.
По приезде же генерала Тормасова от вас будет зависеть употребить его по вашему рассмотрению, и убыль, происшедшая в достопамятном сражении под Бородиным во 2-й армии, может вам служить предлогом, уже не разделять сих двух армий на двое, а почитать за одну. Тогда генералу Тормасову можете вверить резерв или другую часть, по вашему лучшему усмотрению. Сохраните сей рескрипт в тайне, дабы не оскорбить впротчем весьма уважаемого мною генерала Тормасова.»
Источники:
1. Генерал-майор М. Богданович "История Отечественной войны 1812 года по достоверным источникам", Санкт-Петербург, 1859 год. Том 2.
2. М.И. Кутузов. Сборник документов. Т. 4. Ч. 1. М., 1954
Материал подготовил обозреватель Александр Лир.
Предпосылки совета
26 августа (7 сентября) 1812 года состоялось одно из самых кровопролитных сражений XIX века. Значение для нашей истории трудно переоценить. Победа в ней спасла бы Москву от разорения и пожара, а поражение могло подчинить Россию воле Наполеона, но 12-часовой бой завершился неопределенным итогом: не было ни явных победителей, ни явных побежденных. Сам французский император в своих мемуарах охарактеризовал результат Бородинского сражения так: «Французы в нем показали себя достойными одержать победу, а русские стяжали право быть непобедимыми…».
После долгих недель почти безостановочного отступления, изматывающих арьергардных боев, оставления городов решительное и ожесточенное противостояние на Бородинском поле подняло дух Русской армии. Многие были готовы продолжить сражение на следующий день… Но общая ситуация складывалась так, что не был уверен в успехе в случае возобновления генерального сражения ввиду того, что наличествующие под его командованием войска понесли серьезные потери, нуждались в отдыхе и частично в реорганизации - нужно было заменить многих погибших и выбывших по ранению командиров, а из рескрипта от 24 августа (5 сентября) ему было известно, что в самое ближайшее время рассчитывать на получение столь нужных в тот момент пополнений нельзя. Позиция между Филями и Воробьевыми горами, выбранная начальником Главного штаба Русской армии Л. Л. Беннигсеном, была раскритикована группой военачальников во главе с М. Б. Барклаем де Толли.
А.К.Саврасов. "Изба совета в Филях"
Совет
Для окончательного решения о дальнейших действиях М. И. Кутузов созвал военный совет в селе Фили. Местом заседания совета стала изба крестьянина Михаила Фролова. Вечером 1 (13) сентября собрались участники совета. В их числе были М. Б. Барклай де Толли, Д. С. Дохтуров, Л. Л. Беннигсен, Н. Н. Раевский, Ф. П. Уваров, А. П. Ермолов, А. И. Остерман-Толстой и другие.
Большинство присутствующих полководцев разделяло мнение солдат о необходимости дать еще одно сражение Наполеону. По давней воинской традиции первое слово всегда предоставлялось младшему по званию, но Михаил Илларионович в этот раз нарушил ее и сначала дал слово Барклаю де Толли, который высказался за продолжение отступления. Именно ему принадлежат слова, которые очень хотел услышать Кутузов и которые иногда приписывают ему самому: «Сохранив Москву, Россия не сохранится от войны, жестокой, разорительной. Но сберегши армию, еще не уничтожаются надежды Отечества».
Споры на совете разгорелись жаркие, вопрос был принципиальный, а к единому мнению генералы прийти не смогли. Решение принял сам главнокомандующий: армию нужно во что бы то ни стало сохранить для продолжения борьбы, Москву придется оставить.
Послесловие
После совета в Филях Русская армия двинулась в сторону Москвы. Войска думали, что идут в обход на место нового решительного боя, но вскоре все прояснилось. С горечью, но в полном порядке проходили полки через Москву на Рязанскую дорогу. История полностью подтвердила гениальность решения Кутузова. Армия была сохранена, через месяц враг покинул Москву, а к концу года с русской земли были выбиты последние французские оккупанты.
Интересная судьба сложилась у дома крестьянина Михаила Фролова, где проходил военный совет. В 1868 году изба сгорела, но была восстановлена в 1887 году. Внешний вид «Кутузовской избы», как называли ее местные жители, сохранился благодаря тому, что был запечатлен А. К. Саврасовым в этюдах. Куда более известна картина А. Д. Кившенко «Военный совет в Филях в 1812 году», но написана она была уже после пожара. С 1962 года это филиал музея-панорамы «Бородинская битва».
Интерес к событиям 1812 года не затихает в нашей стране долгие годы. Особую роль в этом играет просветительская деятельность Российского военно-исторического общества, которое постоянно возвращается к этим событиям в своих делах. Ежегодно организуются военно-исторические лагеря «Бородино», где собираются молодые люди со всей страны; готовятся специальные выставки, программы, организуются выступления реконструкторских клубов. Приглашаем принять участие! Подробности вы можете узнать в разделе «Афиша» .
После Бородинского сражения русская армия продолжала отступать, каждый день интенсивно преследуемая авангардом Мюрата. Из рескрипта Александра I Кутузов узнал, что до Москвы подкреплений, так ему необходимых, не будет. Тем не менее, он постоянно говорил, что у стен города произойдет сражение. После Бородина войска желали новой битвы, даже не допуская мысли о том, что Москва может быть оставлена без боя. Кутузов не мог не считаться с этим, но не мог он так же и не понимать того, что диспозиция, предложенная генералом Л.Л. Беннигсеном, была крайне неудачной, войска скорее всего были бы разбиты у стен Первопрестольной.
Для решения самого болезненного вопроса Кутузов созвал военный совет в деревни Фили, в избе крестьянина Михаила Фролова. К 4 часам вечера 1 (13) сентября в избу, где уже расположился Кутузов, стали прибывать участники совета: М.Б. Барклай де Толли, Д.С. Дохтуров, Ф.П. Уваров, А.П. Ермолов, А.И. Остерман-Толстой, П.П. Коновницын и К.Ф. Толь. Немного позднее к ним присоединились Л.Л. Беннигсен и М.И. Платов. Не было Милорадовича - он находился в арьергарде.
Дом совета в Филях, А.К. Саврасов
Единственный союзник Кутузова
Кутузов понимал, что большая часть генералов, пришедших на совет, разделяет мнение солдат о необходимости дать еще одно сражение Наполеону. Поэтому главнокомандующий нарушил традицию, по которой право высказаться первым дается младшим по чину, и сразу спросил мнения Барклая де Толли. Барклай де Толли был практически единственным союзником Кутузова. Командующий первой западной армией как никто другой имел личные причины не поддерживать Кутузова, но Барклай, как и раньше, высказался за продолжение отступления.
«Сохранив Москву, Россия не сохранится от войны, жестокой, разорительной. Но сберегши армию, еще не уничтожаются надежды отечества», - с этих слов начал свою речь Барклай де Толли, и Кутузов надеялся услышать именно это. Когда совет начинался, практически все генералы поддерживали Беннигсена, который из всех присутствующих был самым ярым сторонником нового сражения, но слова Барклая де Толли склонили Раевского, Остермана-Толстого и Толя на сторону отступления.
Военный совет в Филях. А.Д. Кившенко
Оставить Москву или сразиться под ее стенами?
Кутузов сразу обозначил свою позицию, ожидаемую для генералов и неожиданную для солдат, - на военном совете Кутузов высказался за отступление без сражения. Он пытался обставить дело так, будто бы это решение не его лично, а вызвано сиюминутной необходимостью. Он выразил свою мысль такими словами: «Доколе будет существовать армия и находиться в состоянии противостоять неприятелю, до тех пор сохраним надежду благополучно довершить войну, но когда уничтожится армия, погибнут и Москва, и Россия».
Беннигсен был возмущен такой мыслью, и продолжал в резкой форме критиковать отступление, настаивая на необходимости дать сражение на выбранной им позиции. Кутузов язвительно напомнил ему о сражении под Фридландом, произошедшем в кампанию 1807 года. Тогда русские войска потерпели сокрушительное поражение, попав в окружение. Это поражение привело к позорному Тильзитскому миру, заключение которого российское дворянство долго не могло простить Александру I. Войсками под Фридландом командовал Беннигсен, и в армии ему постоянно напоминали об этом поражении, хотя за несколько дней до него он разгромил Наполеона в сражении при Гейльсберге.
Споры становились все более жаркими, а вопрос был принципиальным. Вскоре стало ясно, что генералы разделились во мнениях, и окончательное решение придется принимать Кутузову. К этому моменту Кутузов уже твердо решил, что город надо оставить, это была необходимая жертва, которую надо было принести для победы над противником. Но более всего в тот момент он опасался падения боевого духа в войсках, опасался повторить судьбу Барклая де Толли.
«Приказываю отступать»
Когда стало понятно, что обсуждение не даст результатов, Кутузов весьма неожиданно прервал совет, длившийся чуть более часа словами: «Наполеон - бурный поток, который мы еще не можем остановить. Москва будет губкой, которая его всосет».
Кто-то из генералов пытался что-то возразить, но Кутузов закрыл заседание словами: «Приказываю отступать».
Петр Петрович Коновницын вспоминал, что от такого решения у всех генералов волосы встали дыбом. Все время после Бородинской битвы Кутузов объяснял отступление поиском новой удобной позиции для еще одного сражения. А теперь он приказал сдать первопрестольную без боя.
Вечером 13-го сентября об этом решении главнокомандующего узнали и солдаты. Они были шокированы еще больше, чем генералы. Казалось, что они напрасно проливали кровь в генеральном сражении. Они сражались за Москву, об этом им говорили офицеры, так им говорил и Кутузов, который даже получил чин фельдмаршала в эти дни, что было еще одним свидетельством того, что скоро наступление французов будет остановлено.
Но судьба 250-тысячной Москвы уже была решена. Сами жители города были шокированы, узнав о решении армии, хотя и предполагали такой исход событий. Это был один из самых тяжелых дней во всей кампании 1812 года. Как выразился один из участников военного совета, иной раз столетия не меняют порядка сложившихся вещей, а иной раз один час решает судьбу отечества.
| Твитнуть |
Хроника дня: Военный совет в Филях
В этот день состоялся военный совет в Филях, на котором обсуждалась судьба Москвы. На совете присутствовали М.Б. Барклай де Толли, Д.С. Дохтуров, Ф.П. Уваров, А.П. Ермолов, А.И. Остерман-Толстой, П.П. Коновницын и К.Ф. Толь, Л.Л. Беннигсен и М.И. Платов.
Персона: Леонтий Леонтьевич Беннигсен
Леонтий Леонтьевич Беннигсен (1745-1826)
Леонтий Леонтьевич Бе
ннигсен, а вернее, Левин Август Готлиб Бени
гсон, происходил из немецкого дворянского рода. Отец его был камергером и полковником гвардии в Брауншвейге, и сын отправился по его стопам. С 14 лет он служил в ганноверской армии, участвовал в Семилетней войне, получал повышения.
Однако, понимая известную бесперспективность службы в Ганновере, в 1773 г. молодой немецкий подполковник Беннигсен переводится на российскую службу в чине премьер-майора и тут же отъезжает вместе со своим полком на войну с турками. В ходе второй русско-турецкой войны (1787-1791 гг.) Беннигсен за проявленную им храбрость, хладнокровие и предприимчивость получает ряд повышений: в 1787 г. - полковника, в 1788 г. - бригадира, в 1790 г. - назначен состоять при главнокомандующем Г.А. Потемкине. За польские кампании 1792 и 1794 гг. Леонтий Леонтьевич был повышен в звании до генерал-майора, а за взятие Вильно был отмечен орденом Св. Георгия 3-й степени. В 1796 г. Беннигсен был одним из высших командиров в Персидском походе, за что, правда, уже в чине генерал-лейтенанта попал в немилость к императору Павлу I.
В 1801 г. Беннигсен участвует в государственном перевороте, приведшем к убийству императора Павла I и воцарению Александра I. Новый император восстанавливает Беннигсена на службе, дает чин генерала от кавалерии, но ко двору не приглашает.
В ходе Прусской кампании генерал Беннигсен самолично принимает командование над всей действующей армии, и после нескольких удачных операций получает официальное назначение и орден Св. Георгия 2-й степени. Под его руководством русские войска впервые сумели в сражении отразить натиск Наполеона (битва при Прейсищ-Эйлау), но были разгромлены при Фридланде, за что генерал был снят с должности, отлучен от двора и уволен в отпуск «до излечения болезни».
В войну 1812 г. Беннигсен был назначен состоять при императоре, но после его отъезда остался при штабе без какой-либо конкретной должности. С прибытием М.И. Кутузова назначен исполнять обязанности начальника Главного штаба объединенных армий: отлично проявил себя при Бородине, на совете в Филях выступал за еще одно генеральное сражение, в Тарутинском лагере интриговал против главнокомандующего, за что в середине ноября был удален из главной квартиры.
В ходе заграничных походов Беннигсен командовал Резервной армией Д.И. Лобанова-Ростовского, ополчением П.А. Толстого и войсками Д.С. Дохтурова, затем - Польской армией, участвовал в боях под Лютценом, Баутценом и Лейпцигом (за отличие 29.12.1813 возведен в графское Рос. империи достоинство), за взятие Гамбурга получил орден Св. Георгия 1-й степени, а затем пост главнокомандующего 2-й армией.
В 1818 г. Беннигсен был снят с должности по прошению и уехал в свой родовой замок близ Ганновера, где и умер в забвении в 1826 г.
27 августа (8 сентября) 1812 года
Арьергардный бой при Можайске
Персона: Тучков Николай Алексеевич (Первый)
Бородинское сражение: итоги
После Бородинского сражения русская армия 1 сентября из-за больших потерь отошла к Москве, расположилась лагерем: правый фланг перед деревней Фили, центр между селами Троицким и Волынским, а левый фланг перед селом Воробьевым; арьергард армии при деревне Сетуни.
В деревне Фили на четыре часа дня светлейший князь М. И. Кутузов назначил
Военный совет. Совет проходил в новой, крытой соломой избе Фроловых. В избе возле печи стояла походная кровать главнокомандующего. Толстые дубовые лавки стояли вдоль стен и такой же добротный дубовый стол в красном углу. Он, как скатертью, был покрыт картой.
Главнокомандующий сидел на лавке под образами. Генералы рассаживались по обеим сторонам стола. На военном совете должна была решиться судьба Москвы: дать ли сражение под Москвой или оставить город без боя. Военный совет продолжался долго…
Совет проходил в обстановке секретности, без ведения протокола, поэтому неизвестно количество участников (от 10 до 15 человек). Точно установлено, что присутствовали М. И. Кутузов, М. Б. Барклай-де-Толли, Л. Л. Беннигсен, Д. С. Дохтуров, А. П. Ермолов, Н. Н. Раевский, П. П. Коновницын, А. И. Остерман-Толстой, К. Ф. Толь. На основании свидетельств участников Отечественной войны 1813 года можно предполагать, что на совете также присутствовали М. И. Платов, К. Ф. Багговут, Ф. П. Уваров, П. C. Кайсаров, В. C. Ланской.
Единодушия среди собравшихся на совете военачальников не было. Генерал М. Б. Барклай-де-Толли обосновал точку зрения о необходимости оставления Москвы для спасения армии. Его оппонентом выступил Л. Л. Беннигсен, настаивавший на сражении для защиты Москвы во избежание негативного морального воздействия на армию и общество. Часть генералов склонялась к мысли о встречной атаке против армии Наполеона, но эта идея после критики не получила поддержки. Раевский был за отступление. Он сказал: «Сохранить армию, оставить столицу без боя. Я говорю как солдат, а не дипломат: надо отступать!» Карл Федорович Багговут тоже высказался за отступление. Таким образом, за то, чтобы драться кроме Беннигсена высказались Дохтуров, Коновницын, Уваров, Платов, Ермолов. Противоположную точку зрения поддерживали Барклай-де Толли, Раевский, Остерман, Толь и Багговут.
Окончательное решение принял М. И. Кутузов. Михаил Илларионович терпеливо выслушал всех, а потом встал и сказал: «С потерею Москвы не потеряна еще Россия. Первою обязанностью ставлю себе сохранить армию, сблизиться с теми войсками, которые идут к ней на подкрепление, и самым уступлением Москвы приготовить неизбежную гибель неприятелю. Поэтому я намерен, пройдя Москву, отступить по Рязанской дороге. Господа, я вижу, что мне придется платиться за всё. Я жертвую собой для блага отечества. Как главнокомандующий – приказываю: отступать!».
Изба крестьянина А. Фролова, в которой происходил совет, сгорела в 1868 году, но была восстановлена в 1887 году, с 1962 года она стала филиалом музея-панорамы «Бородинская битва».
Под прикрытием особого арьергарда, теперь уже под командой генерала от инфантерии Михаила Андреевича Милорадовича, заменившего казачьего атамана Матвея Платова, действиями которого Кутузов оставался недоволен по-прежнему, русская армия отступила за Можайск, Нару, Большие Вяземы и 13 сентября подошла к Москве.
Можайская дорога в 1812 году
Хромолитография по оригиналу П. КОВАЛЕВСКОГО
Уже 11 сентября последовал рескрипт императора Александра I генералу Михаилу Илларионовичу Кутузову: В вознаграждение достоинств и трудов ваших возлагаем мы на вас сан генерал-фельдмаршала, жалуем вам единовременно сто тысяч рублей и повелеваем супруге вашей, княгине, быть двора нашего статс-дамою
Портрет М.И. Кутузова
Роман ВОЛКОВ
Всем бывшим в сем сражении нижним чинам жалуем по пяти рублей на человека. Мы ожидаем от вас особенного донесения о сподвизавшихся с вами главных начальников, а вслед за оными и обо всех прочих чинах, дабы по представлению вашему сделать достойную награду. Пребываем вам благосклонны. Александр.
Кутузов на Поклонной горе перед военным советом в Филях
Война и мир
Алексей КИВШЕНКО
Посланный на разведку предположительного места сражения, начальник штаба генерал от инфантерии Леонтий Беннигсен доложил а концу дня 12 сентября, что такая позиция найдена в 3 верстах от Москвы. На следующий день Кутузов выехал туда. Главнокомандующий попросил генералов Барклая-де-Толли, Ермолова, Толя внимательно осмотреть позиции и доложить своё мнение. Барклай, несколько дней уже хворавший, верхом объехал поле брани и доложил о его полной непригодности. Такого же мнения были и Ермолов с Толем. Отдав распоряжение известить военачальников о созыве военного совета, Кутузов отбыл в деревню Фили, где в избе крастьянина Фролова разместилась главная квартира русской армии.
Кутузовская изба в Филях
Алексей САВРАСОВ
Кутузовская изба в Филях
Алексей САВРАСОВ
Кутузов на военном совете в Филях
Иллюстрация к роману Льва Толстого Война и мир
Андрей НИКОЛАЕВ
На военном совете, проводившемся в обстановке секретности и без ведения протокола, участвовали от 10 до 15 человек. Точно установлено, что присутствовали генералы Кутузов, Барклай-де-Толли, Беннигсен, Дохтуров, Ермолов, Раевский, Коновницын, Остерман-Толстой, Толь, Уваров, Кайсаров. Немного припозднился Беннигсен, затем приехал Толь, и последним уже после начала совета появился генерал Раевский. Вопрос был поставлен Кутузовым так: нужно ли рисковать всей армией, расположенной на невыгодной позиции, или следует оставить Москву без боя. Вопреки регламенту (высказывание от младшего по чину к старшему), слово взял Барклай-де-Толли и чётко, последовательно объяснил, почему сражение давать нельзя, надо отступить. И он собственно первым озвучил мысль, что с потерей Москвы не потеряна Россия, а овладение Москвой приготовит гибель Наполеону ... И надо сказать, Михаил Богданович смог убедить в своей правоте даже военачальников, в храбрости которых не приходилось сомневаться: Александра Остермана-Толстого, Карла Толя, Николая Раевского.
Военный совет в Филях
Иллюстрация к роману Льва Толстого Война и мир
Алексей КИВШЕНКО
(на картине слева направо изображены: Кайсаров, Кутузов, Коновницын, Раевский, Остерман-Толстой, Барклай-де-Толли, Уваров, Дохтуров, Ермолов, Толь, Беннигсен)
Признавая бесперспективность избранной позиции для сражения, в качестве альтернативы было высказано намерение проявить патриотизм и красиво принять смерть у стен Кремля. Её подержали Беннигсен, Ермолов (который позже писал, что высказался так, боясь упрёков современников), Дохтуров, Коновницын. То есть практически был паритет.
Военный совет в Филях.
Алексей КИВШЕНКО
Кутузов в конце совета подытожил эти высказывания и вынес окончательное решение:
С потерянием Москвы не потеряна еще Россия. Первою обязанностью ставлю себе сохранить армию, сблизиться с теми войсками, которые идут к ней на подкрепление, и самым уступлением Москвы приготовить неизбежную гибель неприятелю. Поэтому я намерен, пройдя Москву, отступить по Рязанской дороге. Знаю, ответственность падет на меня, но жертвую собою для спасения Отечества. Приказываю отступать!
Кутузов после военного Совета в Филях
Иллюстрация к роману Льва Толстого Война и мир
Дементий ШМАРИНОВ
Кутузов в Филях
Александр АПСИТ
Итак, на военном совете в Филях вечером 13 сентября были приняты два весьма важных решения: о сдаче Москвы без боя и отступлении русской армии по Рязанской дороге. Проведение войск через Москву было поручено Барклаю-де-Толли, а командующему арьергардом генералу Милорадовичу Кутузов через Ермолова приказал почтить древнюю столицу ВИДОМ сражения под стенами её .
Получив такой приказ главнокомандующего, Михаил Андреевич Милорадович очень удивился, рассвирепел и отказался давать сражение. Конечно, он понимал опасность, грозившую российской армии в тот момент, и отправил своего адъютанта к Мюрату с предложением заключить однодневное перемирие, во время которого русская армия могла бы беспрепятственно проследовать через Москву, недвусмысленно намекнув маршалу, что в противном случае его отряд будет драться за каждый дом и улицу и оставит французам Москву в руинах... Французы покорно ждали, пока русская армия и жители Москвы покинут древнюю столицу.
Русская армия и жители оставляют Москву в 1812 году.
А.СЕМЁНОВ, А.СОКОЛОВ
Это перемирие устраивало и противника, так как и Мюрат, и Наполеон полагали, что это первый сигнал к мирным переговорам, которых так добивался французский император. Да и жертвовать своими силами, изрядно потрёпанными в Бородинском сражении, тоже никому не хотелось. Состоялась ли личная встреча в тот исторический момент двух великих военачальников – маршала Мюрата и генерала Милорадовича, прозванного русским Мюратом, этих двух франтов точно не известно (существуют разные на то мнения), но вот, что вспоминал об их контактах в своих Записках генерал Алексей Ермолов:
Генерал Милорадович не один раз имел свидание с Мюратом, королем неаполитанским... Мюрат являлся то одетый по-гишпански, то в вымышленном преглупом костюме, с собольей шапкою, в глазетовых панталонах. Милорадович – на казачьей лошади, с плетью, с тремя шалями ярких цветов, не согласующихся между собою, которые, концами обернутые вокруг шеи, во всю длину развивались по воле ветра. Третьего подобного не было в армиях.
В русских войсках же после сообщения о решении в Филях, царило уныние. Офицеры и солдаты, запутавшиеся в постоянно меняющихся заявлениях фельдмаршала, недоумевали и не хотели верить: Я помню, когда адъютант мой Линдель привез приказ о сдаче Москвы, все умы пришли в волнение: большая часть плакала, многие срывали с себя мундиры и не хотели служить после поносного отступления, или лучше, уступления Москвы. Мой генерал Бороздин решительно почел приказ сей изменническим и не трогался с места до тех пор, пока не приехал на смену его генерал Дохтуров. (C.И. Маевский Мой век... )
Портрет графа Фёдора Васильевича Ростопчина
Орест КИПРЕНСКИЙ
Что уж тогда говорить о генерал-губернаторе Москвы Фёдоре Васильевиче Ростопчине, которого Кутузов сбивал с толку и водил за нос своими противоречивыми декларациями: Настоящий мой предмет есть спасение Москвы; Не решен еще вопрос: потерять ли армию, или потерять Москву? По моему мнению, с потерей Москвы соединена потеря России; Небезызвестно каждому из начальников, что армия российская должна иметь решительное сражение под стенами Москвы (последнее было сказано 12 сентября) Так что приходится только посочувствовать этому малосимпатичному человеку.
Граф Ростопчин и купеческий сын Верещагин на дворе губернаторского дома в Москве
Иллюстрация к роману Льва Толстого Война и мир
Алексей КИВШЕНКО
Утром 13 сентября граф Ростопчин совершил бессмысленный и жестокий поступок. В 10 часов утра он вышел из своего дома на Большой Лубянке к огромной толпе, собравшейся, чтобы узнать у самого главнокомандующего, на самом ли деле будет сдана Москва. Чтобы отвлечь её внимание и направить страсти собравшихся в другое русло, Ростопчин приказал привести арестованного купеческого сына Верещагина, которого он самолично обвинил в предательстве, вменив ему в вину перевод старых наполеоновских листков – Письма Наполеона к Прусскому Королю и Речи, произнесенной Наполеоном к князьям Рейнского союза в Дрездене . Из этого генерал-губернатор раздул дело вселенского масштаба, представив Верещагина уже как злостного составителя прокламаций.
Смерть Верещагина
Клавдий ЛЕБЕДЕВ
Ростопчин стал кричать, что Верещагин – единственный из москвичей, предавший Отечество, и приказал двум драгунским унтер-офицерам зарубить его саблями. Когда Верещагин упал, толпа довершила расправу...
Конечно, не все москвичи ждали приказа об отступлении, когда за пару недель до этого начался перевод различных государственных учреждений, канцелярий, казённого имущества во Владимир, Нижний Новгород и другие города. Более дальновидные и состоятельные граждане стали потихоньку покидать первопрестольную. Тем не менее масса народа ещё оставалась, среди них большое количество больных и раненых (по разным данным около 20 тысяч человек), эвакуированных с предшествующих сражений в Москву и тех, кому удалось-таки выбраться из бородинского пекла и из-под Можайска.
Раненые в Бородинском сражении прибывают в Москву
Иллюстрация к роману Война и мир
Льва Толстого
Александр АПСИТ
Раненые во дворе Ростовых
Иллюстрация к роману Война и мир
Льва Толстого
Андрей НИКОЛАЕВ
Были, конечно, добрые души, такие, как раненый при Бородино командир 2-й cводной гренадерской дивизии граф Воронцов (ага, именно тот самый полумилорд-полуневежда..., но есть надежда... , ославленный позже нашим всё на века), который приказал оставить барахло и богатства нескольких поколений своей семьи, погружённое на подводы, и отдать их для эвакуации раненых; им было вывезено в имение во Владимирской губернии порядка 450 человек – генералов, офицеров, денщиков и солдат. А потом в Андреевском Михаил Семёнович организовал госпиталь, где лечились на его содержании эти раненые до полного выздоровления.
Портрет генерала Михаила Воронцова
Джордж ДОУ
Но другим так не повезло. По свидетельству французского штабного генерала Жана-Жака-Жермена Пеле-Клозо 14 сентября Кутузов приказал Милорадовичу доставить французам записку за подписью дежурного генерала П. Кайсарова и адресованную начальнику Главного штаба французской армии Луи-Александру Бертье: Раненые, остающиеся в Москве, поручаются человеколюбию французских войск . Чем это человеколюбие обернулось в сожжённой Москве догадаться не трудно.
Душу мою раздирал стон раненых, оставляемых во власти неприятеля. ... С негодованием смотрели на это войска
(генерал Алексей Ермолов)
Как уже говорила, организацию прохода войск через Москву Кутузов поручил Барклаю-де-Толли, который написал Ростопчину: Армии выступают сего числа ночью двумя колоннами, из коих одна пойдет через Калужскую заставу, а другая пойдет через Смоленскую... Прошу вас приказать принять все нужные меры для сохранения покоя и тишины как со стороны оставшихся жителей, так и для предупреждения злоупотребления войск, расставляя по всем улицам полицейские команды. Для армии же необходимо иметь сколь можно большее число проводников, которым все большие и проселочные дороги были бы известны .
Отход русских войск через Москву
И. АРХИПОВ
Вывод русских войск из Москвы в 1812 году
Василий ЛЕБЕДЕВ
Ростопчин выполнил приказ, и дисциплина при проходе войск через Москву была строжайшей. Барклай провел в седле восемнадцать часов и выехал из Москвы с последним отрядом в 9 часов вечера. Москвичи, поначалу приветливо и восторженно встречавшие русскую армию, затем поняли, что она просто следует через Москву, растерянно замолчали, глядя на уходящее войско. Солдаты чувствовали себя неловко, были угрюмы, не разговаривали, некоторые даже плакали. Кутузов, ещё не предполагая силу недовольства москвичей против него, сначала поехал через город верхом, но потом пересел в карету и попросил своего адъютанта князя А.Б. Голицына проводить его из Москвы так, чтоб сколько можно ни с кем не встретились .
Вместе с армией выехал из Москвы и Фёдор Ростопчин. Как генерал-губернатор Москвы он считал своим долгом быть при армии, пока она будет находиться в пределах Московской губернии.
Жители оставляют Москву
Николай САМОКИШ
Бегство жителей из Москвы
Клавдий Лебедев
Бегство жителей из Москвы
Александр АПСИТ
Вcлед за армией или вместе с нею двинулись через московские заставы тысячи телег и экипажей, а также десятки тысяч горожан, покидавших город пешком. Эта гигантская полноводная река, состоящая из стариков, мужиков, баб, разряженных барышень, матерей с грудными младенцами на руках и малолетними детьми, карет, телег и повозок, гружённых добром, домашним скарбом и всевозможной домашней живностью, хлынула враз по всем площадям, улицам и переулкам. Это уже был не ход армии, а перемещение целых народов с одного конца света на другой (C.И. Маевский Мой век, или история генерала Маевского )
Уход жителей из Москвы
Иллюстрация к роману Льва Толстого Война и мир
Андрей НИКОЛАЕВ
Неожиданно в батальонах, последними покидавших город, заиграла музыка...
– Какая каналья велела вам, чтобы играла музыка?
– закричал генерал от инфантерии Михаил Андреевич Милорадович командующему гарнизоном генерал-лейтенанту Брозину.
– По уставу Петра Великого, когда гарнизон оставляет крепость, то играет музыка
, – ответил педантичный Василий Иванович.
– А где написано в уставе Петра Великого о сдаче Москвы?
– рявкнул Милорадович. Извольте велеть замолчать музыке!
Портрет генерала Михаила Андреевича Милорадовича
Юрий ИВАНОВ
И уже вечером 14 сентября солдаты и офицеры отступающей русской армии увидели на горизонте всполохи московского пожара: горело на Солянке, в Китай-городе, за Яузским мостом... За ночь пожар значительно усилился и охватил большую часть города.