Теперь я окончательно понял, почему Солженицын так много и так бессовестно врёт: "Архипелаг ГУЛАГ" написан не для того, чтобы сказать правду о лагерной жизни, а для того, чтобы внушить читателю отвращение к Советской власти.
Ложь А.И. Солженицына. Для чего писался "Архипелаг ГУЛАГ" Теперь я окончательно понял, почему Солженицын так много и так бессовестно врёт: "Архипелаг ГУЛАГ" написан не для того, чтобы сказать правду о лагерной жизни, а для того, чтобы внушить читателю отвращение к Советской власти. Солженицын честно отработал свои 30 серебрянников за ложь, благодаря которой русские стали ненавидеть своё прошлое и своими руками уничтожили свою страну. Народ без прошлого - отброс на своей земле. Подмена истории - один из способов ведения холодной войны против России. Рассказ о том, как бывшие колымские зеки обсуждали "Архипелаг ГУЛАГ" А.И. Солженицына Это случилось в 1978 или 1979 г. в санатории-грязелечебнице "Талая", расположенном примерно в 150 км от Магадана. Прибыл я туда из чукотского городка Певек, где работал и жил с 1960 г. Больные знакомились и сходились для времяпрепровождения в столовой, где за каждым было закреплено место за столом. Дня за четыре до окончания моего курса лечения за нашим столом появился "новенький" - Михаил Романов. Он-то и затеял это обсуждение. Но сначала коротко о его участниках. Старшего по возрасту звали Семен Никифорович - так его все величали, фамилия его в памяти не сохранилась. Он - "ровесник Октября", поэтому был уже на пенсии. Но продолжал работать ночным механиком в большом автохозяйстве. На Колыму его привезли в 1939 г. Освободился в 1948 г. Следующим по возрасту был Иван Назаров, 1922 г. рождения. На Колыму был привезен в 1947 г. Освободился в 1954 г. Работал "наладчиком пилорамы". Третьий - Миша Романов, мой ровесник, 1927 г. рождения. Привезен на Колыму в 1948 г. Освободился в 1956 г. Работал бульдозеристом в дорожном управлении. Четвертым был я, попавший в эти края добровольно, по вербовке. Поскольку я 20 лет прожил среди бывших зеков, они посчитали меня полноправным участником обсуждения. Кто за что был осужден - не знаю. Об этом не принято было говорить. Но было видно, что все трое не блатари, не рецидивисты. По лагерной иерархии, это были "мужики". Каждому из них судьбой предназначено было однажды "получить срок" и, отбыв его, добровольно прижиться на Колыме. Ни один из них высшего образования не имел, но были довольно начитаны, особенно Романов: у него в руках все время были газета, журнал или книга. В общем, это были обычные советские граждане и даже лагерных словечек и выражений почти не употребляли. Накануне моего отъезда, во время ужина Романов рассказал следующее: "Я только что из отпуска, который провел в Москве у родственников. Мой племянник Коля, студент педагогического института, дал мне почитать подпольное издание книги Солженицына "Архипелаг ГУЛАГ". Я прочитал и, возвращая книгу, сказал Коле, что тут много небылиц и вранья. Коля задумался, а потом спросил, не соглашусь ли я обсудить эту книгу с бывшими зеками? С теми, кто находился в лагерях одновременно с Солженицыным. "Зачем?" - спросил я. Коля ответил, что в его компании по поводу этой книги идут споры, спорят чуть ли не до драки. И если он представит товарищам суждение бывалых людей, то это поможет им прийти к единому мнению. Книга была чужая, поэтому Коля выписал в тетрадь все, что я в ней отметил". Тут Романов показал тетрадь и спросил: не согласятся ли его новые знакомые удовлетворить просьбу его любимого племянника? Все согласились. ЖЕРТВЫ ЛАГЕРЕЙ После ужина мы собрались у Романова. Начну, - сказал он, - с двух событий, которые журналисты называют "жареными фактами". Хотя первое событие правильнее было бы назвать фактом мороженым. Вот эти события: "Рассказывают, что в декабре 1928 г. на Красной Горке (Карелия) заключенных в наказание (не выполнили урок) оставили ночевать в лесу и 150 человек замерзли насмерть. Это обычный соловецкий прием, тут не усумнишься. Труднее поверить другому рассказу, что на Кемь-Ухтинском тракте близ местечка Кут в феврале 1929 г. роту заключенных, около 100 человек, за невыполнение нормы загнали на костер, и они сгорели". Едва Романов умолк, Семен Никифорович воскликнул: Параша!.. Да нет!.. Чистый свист! - и вопросительно посмотрел на Назарова. Тот кивнул: Ага! Лагерный фольклор в чистом виде. (На колымском лагерном жаргоне "параша" означает недостоверный слух. А "свист" - преднамеренное вранье). И все замолчали... Романов обвел всех взглядом и сказал: Ребята, все так. Но, Семен Никифорович, вдруг какой-нибудь лох, не нюхавший лагерной жизни, спросит, почему свист. Разве в Соловецких лагерях такого не могло быть? Что бы вы ему ответили? Семен Никифорович немного подумал и ответил так: Дело не в том, Соловецкий это лагерь или Колымский. А в том, что огня боятся не только дикие звери, но и человек. Ведь сколько было случаев, когда при пожаре люди выпрыгивали из верхних этажей дома и разбивались насмерть, лишь бы не сгореть заживо. А тут я должен поверить, что несколько паршивых вертухаев (конвойных) сумели загнать в костер сотню зеков?! Да самый зачуханный зек-доходяга, предпочтет быть застреленным, но в огонь не прыгнет. Да что говорить! Если бы вертухаи, со своими пятизарядными пукалками (ведь автоматов тогда не было), затеяли с зеками игру с прыжками в костер, то сами бы в костре и оказались. Короче, этот "жареный факт" - неумная выдумка Солженицына. Теперь о "мороженом факте". Здесь непонятно, что значит "оставили в лесу"? Что, охрана ушла ночевать в казарму?.. Так это же голубая мечта зеков! Особенно блатных - они бы моментально оказались в ближайшем поселке. И так стали бы "замерзать", что жителям поселка небо с овчинку показалось. Ну а если охрана осталась, то она, конечно, развела бы костры для собственного обогрева... И тут такое "кино" получается: в лесу горит несколько костров, образуя большой круг. У каждого круга полторы сотни здоровенных мужиков с топорами и пилами в руках спокойно и молча замерзают. Насмерть замерзают!.. Миша! Вопрос на засыпку: сколько времени может продолжаться такое "кино"? Ясно, - сказал Романов. - Поверить в такое "кино" может только книжный червь, никогда не видевший не только зеков-лесорубов, но и обыкновенного леса. Согласимся, что оба "жареных факта", по сути своей, - бред сивой кобылы. Все согласно кивнули головами. Я, - заговорил Назаров, - уже "усумнился" в честности Солженицына. Ведь как бывший зек он не может не понимать, что суть этих сказок никак не вяжется с распорядком жизни ГУЛАГа. Имея десятилетний опыт лагерной жизни, он, конечно, знает, что смертников в лагеря не везут. А приводят приговор в исполнение в других местах. Он, конечно, знает, что любой лагпункт - это не только место, где зеки "тянут срок", а еще и хозяйственная единица со своим планом работ. Т.е. лагпункт - это производственный объект, где зеки - работники, а начальство - управляющие производством. И если где-то "горит план", то лагерное начальство может иногда удлинить рабочий день зеков. Такое нарушение режима ГУЛАГа часто и случалось. Но чтобы своих работников уничтожать ротами - это дурь, за которую само начальство непременно было бы жестоко наказано. Вплоть до расстрела. Ведь в сталинские времена дисциплину спрашивали не только с рядовых граждан, с начальства спрос был еще строже. И если, зная все это, Солженицын вставляет в свою книгу небылицы, то ясно, что эта книга написана не для того, чтобы рассказать правду о жизни ГУЛАГа. А для чего - я еще не понял. Так что давай продолжим. Продолжим, - сказал Романов. - Вот еще одна страшилка: "Осенью 1941 г. Печерлаг (железнодорожный) имел списочный состав 50 тыс., весной - 10 тыс. За это время никуда не отправлялось ни одного этапа - куда же делись 40 тыс.?" . Вот такая страшная загадка, - закончил Романов. Все задумались... Не пойму юмора, - нарушил молчание Семен Никифорович. - Зачем читателю загадки загадывать? Рассказал бы сам, что там стряслось... И вопросительно посмотрел на Романова. Тут, видимо, имеет место литературный прием, при котором читателю как бы говорят: дело настолько простое, что любой лох сам сообразит, что к чему. Дескать, комментарии из... Стоп! Дошло, - воскликнул Семен Никифорович. - Здесь "тонкий намек на толстые обстоятельства". Дескать, раз лагерь железнодорожный, то 40 тыс. зеков за одну зиму были угроблены на строительстве дороги. Т.е. косточки 40 тыс. зеков покоятся под шпалами построенной дороги. Это я должен сообразить, и в это должен поверить? Похоже, что так, - ответил Романов. Здорово! Это сколько же получается в сутки? 40 тыс. за 6-7 месяцев - значит больше 6 тыс. в месяц, и значит больше 200 душ (две роты!) в сутки... Ай да Александр Исаич! Ай да сукин сын! Да он же Гитлера... тьфу... Геббельса переплюнул по вранью. Помните? Геббельс в 1943 г. заявил на весь мир, что в 1941 г. большевики расстреляли 10 тыс. пленных поляков, которых, на самом деле сами же и угробили. Но с фашистами все ясно. Стараясь спасти свою шкуру, они этим враньем пытались поссорить СССР с союзниками. А чего ради старается Солженицын? Ведь 2 сотни загубленных душ в сутки, рекорд... Постой! - перебил его Романов. Рекорды еще впереди. Ты лучше скажи, почему не веришь, какие у тебя доказательства? Ну прямых доказательств у меня нету. А серьезные соображения есть. И вот какие. Большая смертность в лагерях бывала только от недоедания. Но не такая большая! Здесь разговор о зиме 41 года. И я свидетельствую: в первую военную зиму в лагерях было еще нормальное питание. Это, во-первых. Во-вторых. Печерлаг, конечно, строил железную дорогу на Воркуту - больше там некуда строить. Во время войны это была задача особой важности. Значит и спрос с начальства лагеря был особо строгий. А в таких случаях начальство старается выхлопотать для своих работников дополнительное питание. И там оно наверняка было. Значит и говорить о голоде на этой стройке - заведомо врать. И последнее. Смертность в 200 душ в сутки никакой секретностью не скроешь. И не у нас, так за бугром печать об этом сообщила бы. А в лагерях о таких сообщениях обязательно и быстро узнавали. Это я тоже свидетельствую. Но я никогда и ничего о высокой смертности в Печерлаге не слыхал. У меня все. Романов вопросительно посмотрел на Назарова. Я, кажется, знаю разгадку, - сказал он. - На Колыму я попал с Воркутлага, где пробыл 2 года. Так вот, теперь вспомнил: многие старожилы говорили, что в Воркутлаг попали после окончания строительства железной дороги, а раньше числились за Печерлагом. Поэтому они никуда не этапировались. Вот и все. Логично, - сказал Романов. - Сперва гуртом строили дорогу. Потом большую часть рабсилы кинули на строительство шахт. Ведь шахта - это не просто дырка в земле, и на поверхности нужно много чего понастроить, чтобы уголек "пошел на-гора". А стране уголек стал ой как нужен. Ведь тогда Донбасс-то у Гитлера оказался. В общем, Солженицын здесь явно схимичил, сотворив из цифр страшилку. Ну да ладно, продолжим. ЖЕРТВЫ ГОРОДОВ Вот еще одна цифровая загадка: "Считается, что четверть Ленинграда была посажена в 1934-1935 гг. Эту оценку пусть опровергнет тот, кто владеет точной цифрой и даст ее" . Ваше слово, Семен Никифорович. Ну, здесь говорится о тех, кто был взят по "делу Кирова". Их действительно было много больше, чем могло быть виновато в смерти Кирова. Просто под шумок начали сажать троцкистов. Но четверть Ленинграда, конечно, - нахальный перебор. А точнее пусть попробует сказать наш друг - Питерский Пролетарий (так Семен Никифорович иногда шутливо величал меня). Ты ведь тогда был там. Пришлось говорить мне. Тогда мне было 7 лет. И точно помню только траурные гудки. С одной стороны слышались гудки завода "Большевик", а с другой - гудки паровозов со станции "Сортировочная". Так что, строго говоря, ни очевидцем, ни свидетелем, я быть не могу. Но тоже считаю, что названное Солженицыным количество арестованных фантастически завышено. Только здесь фантастика не научная, а прохиндейская. Что Солженицын здесь темнит, видно хотя бы из того, что требует для опровержения точную цифру (зная, что читателю ее негде взять), а сам называет дробное число - четверть. Поэтому проясним дело, посмотрим, что значит в целых числах "четверть Ленинграда". В то время в городе проживало примерно 2 млн. человек. Значит, "четверть" - это 500 тыс.! По-моему, это настолько прохиндейская цифра, что ничего больше доказывать не нужно. Нужно! - убежденно сказал Романов. - Мы же имеем дело с Нобелевским лауреатом... Ну ладно, - согласился я. - Вы знаете лучше меня, что большинство зеков - мужчины. А мужчины везде составляют половину населения. Значит, в то время мужское население Ленинграда было равно 1 млн. Но ведь не все население мужского пола можно арестовать - есть грудные младенцы, дети и престарелые люди. И если я скажу, что таких было 250 тыс., то дам большую фору Солженицыну - их, конечно, было больше. Но пусть будет так. Остается 750 тыс. мужчин активного возраста, из которых Солженицын забрал 500 тыс. А для города это значит вот что: в то время везде работали в основном мужчины, а женщины были домохозяйками. А какое предприятие сможет продолжить работу, если из каждых трех работников лишится двух? Да весь город встанет! Но этого же не было. И еще. Хотя мне и было тогда 7 лет, но могу твердо свидетельствовать: ни мой отец и никто из отцов моих знакомых сверстников арестован не был. А при таком раскладе, какой предлагает Солженицын, арестованных у нас во дворе было бы много. А их вообще не было. У меня все. Я, пожалуй, добавлю вот что, - сказал Романов. - Случаи массовых арестов Солженицын называет "потоками, вливающимися в ГУЛАГ". И самым мощным потоком он называет аресты 37-38 гг. Так вот. Если учесть, что в 34-35 гг. троцкистов сажали не меньше, чем на 10 лет, то ясно: к 38-му г. никто из них не вернулся. И в "большой поток" из Ленинграда брать было просто некого... А в 41-ом - вмешался Назаров, - в армию призывать было бы некого. А я где-то читал, что тогда Ленинград дал фронту около 100 тыс. одних только ополченцев. В общем, ясно: с посадкой "четверти Ленинграда" Солженицын опять переплюнул господина Геббельса. Посмеялись. Эт-точно! - воскликнул Семен Никифорович. - Любители потолковать о "жертвах сталинских репрессий" любят вести счет на миллионы и не меньше. К этому случаю мне вспомнился один недавний разговор. Есть у нас в поселке один пенсионер, краевед-любитель. Интересный мужик. Зовут его Василий Иваныч, а потому и кликуха у него - "Чапай". Хотя фамилия у него тоже исключительно редкая - Петров. На Колыму он прибыл на 3 года раньше меня. И не так, как я, а по комсомольской путевке. В 1942-м добровольно ушел на фронт. После войны вернулся сюда, к семье. Всю жизнь шоферил. Он частенько заходит в нашу гаражную биллиардную - любит шары погонять. И вот как-то при мне подходит к нему один молодой шоферишка и говорит: "Василий Иваныч, скажите честно, страшно было жить здесь в сталинские времена?" Василий Иваныч посмотрел на него удивленно и сам спрашивает: "Ты о каких страхах толкуешь?" "Ну, как же, - отвечает шоферишка, - сам слыхал по "Голосу Америки". Здесь в те годы угробили несколько миллионов зеков. Больше всего полегло их на строительстве Колымской трассы..." "Ясно, - сказал Василий Иваныч. - А теперь слушай внимательно. Чтобы где-то угробить миллионы людей, нужно чтобы они там были. Ну хотя бы короткое время - иначе гробить будет некого. Так или нет?" "Логично" - сказал шоферишка. "А теперь, логик, слушай еще внимательнее, - сказал Василий Иваныч и, повернувшись ко мне, заговорил. - Семен, мы с тобой точно знаем, а наш логик наверно, догадывается, что сейчас на Колыме народу живет много больше, чем в сталинские времена. Но насколько больше? А?" "Думаю, что раза в 3, а, пожалуй, и в 4" - ответил я. "Так! - сказал Василий Иваныч, и, повернулся к шоферишке. - По последнему статистическому отчету (они ежедневно печатаются в "Магаданской правде"), сейчас на Колыме (вместе с Чукоткой) проживает около полумиллиона человек. Значит, в сталинские времена здесь проживало, самое большее, около 150 тыс. душ... Как тебе эта ?" "Здорово! - сказал шоферишка. - Никогда бы не подумал, что радиостанция такой солидной страны могла так паскудно врать..." "Ну так знай, - назидательно сказал Василий Иваныч, - на этой радиостанции трудятся такие ушлые ребята, которые запросто делают из мухи слона. И начинают торговать слоновой костью. Берут недорого - только уши развесь шире..." ЗА ЧТО И СКОЛЬКО Хороший рассказ. А главное к месту, - сказал Романов. И спросил меня: - Ты, кажется, хотел рассказать что-то про знакомого тебе "врага народа"? Да не моего знакомого, а отца одного из моих знакомых пацанов посадили летом 38-го за антисоветские анекдоты. Дали ему 3 года. А отсидел только 2 - досрочно освободили. Но вместе с семьей выслали за 101 км, кажется, в Тихвин. Ты точно знаешь, что за анекдот дали 3 года? - спросил Романов. - А то у Солженицына другие сведения: за анекдот - 10 и более лет; за прогул или опоздание на работу - от 5 до 10 лет; за колоски, собранные на убранном колхозном поле, - 10 лет. Что ты на это скажешь? За анекдоты 3 года - это я знаю точно. А насчет наказаний за опоздания и прогулы - твой лауреат врет, как сивый мерин. Я сам имел две судимости по этому указу, о чем есть соответствующие записи в трудовой книжке... Ай да Пролетарий!.. Ай да шустряк!.. Не ожидал!.. - съязвил Семен Никифорович. Ну, ладно, ладно! - отозвался Романов. - Дай человеку исповедаться... Пришлось исповедаться. Кончилась война. Жить стало полегче. И стал я получки отмечать выпивкой. А ведь у пацанов где выпивка, там и приключения. В общем, за два опоздания - 25 и 30 минут отделался выговорами. А когда опоздал на полтора часа, получил 3-15: с меня 3 месяца высчитывали по 15% заработка. Только рассчитался - снова попал. Теперь уже на 4-20. Ну а третий раз меня ожидало бы наказание 6-25. Но "миновала меня чаша сия". Понял, что работа - дело святое. Конечно, тогда мне казалось, что наказания чересчур строгие - ведь война уже кончилась. Но старшие товарищи утешили меня тем, что, дескать, у капиталистов дисциплина еще строже и наказания горше: чуть что - увольнение. И становись в очередь на бирже труда. А когда подойдет очередь снова получить работу - неизвестно... А случаи, когда человек получал тюремный срок за прогулы, мне неизвестны. Слыхал, что за "самовольный уход с производства" можно получить год-полтора тюрьмы. Но ни одного такого факта я не знаю. Теперь о "колосках". Я слыхал, что за "кражу сельхозпродукции" с полей можно "получить срок", размер которого зависит от количества украденного. Но это говорится о полях неубранных. А собирать остатки картошки с убранных полей я сам ходил несколько раз. И уверен - арестовывать людей за сбор колосков с убранного колхозного поля - бред сивой кобылы. И если кто из вас встречал людей, посаженных за "колоски", пусть скажет. Я знаю 2 похожих случая, - сказал Назаров. - Это было в Воркуте в 1947 г. Два 17-летних пацана получили по 3 года каждый. Один попался с 15-ю кг молодой картошки, да дома обнаружили еще 90 кг. Второй - с 8-ю кг колосков, да дома оказалось еще 40 кг. И тот и другой промышляли, конечно же, на неубранных полях. А такая кража и в Африке кража. Сбор же остатков с убранных полей нигде в мире кражей не считался. И соврал тут Солженицын затем, чтобы лишний раз лягнуть Советскую власть... А может быть, у него было другое соображение, - вмешался Семен Никифорович, - ну как у того журналиста, который, узнав, что собака укусила человека, написал репортаж о том, как человек покусал собаку... Ну хватит, хватит, - прервал общий смех Романов. И добавил ворчливо: - Совсем задолбали бедного лауреата... - Потом, посмотрев на Семена Никифоровича, заговорил: Ты давеча пропажу 40-а тыс. зеков за одну зиму назвал рекордом. А это не так. Настоящий рекорд, по Солженицыну, был на строительстве Беломорканала. Слушай: "Говорят, что в первую зиму, с 31-го на 32-й год 100 тыс. и вымерло - столько, сколько постоянно было на канале. Отчего же не поверить? Скорей даже эта цифра преуменьшенная: в сходных условиях в лагерях военных лет смертность в 1% в день была заурядна, известна всем. Так что на Беломоре 100 тыс. могло вымереть за 3 месяца с небольшим. А тут и другая зима, да между ними же. Без натяжки можно предположить, что и 300 тыс. вымерло" . Услышанное так всех удивило, что мы растерянно молчали... Меня вот что удивляет - снова заговорил Романов. - Все мы знаем, что на Колыму зеков привозили только раз в году - в навигацию. Знаем, что здесь "9 месяцев зима - остальное лето". Значит, по раскладке Солженицына, все местные лагеря каждую военную зиму должны были троекратно вымирать. А что мы видим на деле? В собаку кинь, а попадешь в бывшего зека, всю войну мотавшего срок здесь, на Колыме. Семен Никифорович, откуда такая живучесть? Назло Солженицыну? Не ерничай, не тот случай - хмуро оборвал Романова Семен Никифорович. Потом, покачав головой, заговорил, - 300 тыс. мертвых душ на Беломоре?! Это такой подлый свист, что и опровергать не хочется... Я, правда, там не был - срок получил в 1937 г. Но ведь и этот свистун там не был! От кого же он слыхал эту парашу насчет 300 тыс.? Я о Беломоре слыхал от блатарей-рецидивистов. Таких, которые на волю выходят только затем, чтобы немного покуролесить и снова сесть. И для которых любая власть плоха. Так вот, о Беломоре они все говорил, что жизнь там была - сплошная лафа! Ведь Советская власть именно там впервые испробовала "перековку", т.е. перевоспитание уголовников методом особого вознаграждения за честный труд. Там впервые ввели дополнительное и более качественное питание за перевыполнение нормы выработки. А главное, ввели "зачеты" - за один день хорошей работы засчитывались 2, а то и 3 дня срока заключения. Конечно, блатари тут же научились добывать туфтовые проценты выработки и досрочно освобождались. О голоде и речи не было. От чего же могли умирать люди? От болезней? Так на эту стройку больных и инвалидов не привозили. Это говорили все. В общем, Солженицын свои 300 тыс. мертвых душ из пальца высосал. Больше им неоткуда взяться, ибо такую муру никто рассказать ему не мог. Все. В разговор вступил Назаров: Все знают, что на Беломоре побывало несколько комиссий писателей и журналистов, среди которых были и иностранцы. И никто из них даже не заикнулся о такой высокой смертности. Как это объясняет Солженицын? Очень просто, - ответил Романов, - большевики их всех или запугали или купили... Все засмеялись... Отсмеявшись, Романов вопросительно посмотрел на меня. И вот что я рассказал. Как только я услыхал о смертности в 1% в сутки, мне подумалось: а как с этим было в блокадном Ленинграде? Оказалось: примерно в 5 раз меньше 1%. Вот смотрите. По разным оценкам, в блокаде оказалось, от 2,5 до 2,8 млн. человек. А самый смертельно голодный паек ленинградцы получали примерно 100 дней - такое вот совпадение. За это время при смертности 1% в сутки умерли бы все жители города. Но известно, что от голода умерло 900 с лишним тыс. человек. Из них за смертельные 100 дней погибло 450-500 тыс. человек. Если разделить общее число блокадников на число погибших за 100 дней, получим цифру 5. Т.е. в эти страшные 100 дней смертность в Ленинграде была в 5 раз меньше 1%. Спрашивается: откуда в лагерях военного времени могла взяться смертность в 1% в сутки, если (как вы все хорошо знаете) даже штрафной лагерный паек был в 4 или 5 раз калорийней блокадного пайка? И ведь штрафной паек давался в наказание на короткое время. А рабочий паек зеков в войну был не меньше пайка вольных рабочих. И понятно почему. Во время войны в стране была острая нехватка рабочих рук. И морить голодом зеков было бы просто дуростью со стороны властей... Семен Никифорович встал, обошел стол, обеими руками потряс мою руку, шутливо поклонился и с чувством произнес: Очень признателен, молодой человек!.. - Потом, обращаясь ко всем, сказал, - Кончаем эту бодягу. Пошли в кино - там начинается повторный показ фильмов о Штирлице. В кино успеем, - сказал Романов, посмотрев на часы. - Напоследок хочу знать ваше мнение о разногласии в отношении к лагерным больницам, которое возникло между Солженицыным и Шаламовым - тоже "лагерным писателем". Солженицын считает, что лагерная санчасть создана для того, чтобы способствовать истреблению зеков. И ругает Шаламова за то что: "...он поддерживает, если не создает легенду о благотворительной санчасти..." Вам слово, Семен Никифорович. Шаламов тянул срок здесь. Я, правда, сам с ним не встречался. Но от многих слыхал, что в отличие от Солженицына ему и тачку приходилось катать. Ну а после тачки побывать несколько дней в санчасти - действительно благо. Да еще, говорят, ему повезло попасть на курсы фельдшеров, окончить их и самому стать работником больницы. Значит, дело он знает досконально - и как зек, и как работник санчасти. Поэтому я Шаламова понимаю. А Солженицына понять не могу. Говорят, что он большую часть срока проработал библиотекарем. Понятно, что в санчасть он не рвался. И все же именно в лагерной санчасти у него вовремя обнаружили раковую опухоль и вовремя ее вырезали, т.е., спасли ему жизнь... Не знаю, может это и параша... Но если бы довелось его встретить, я бы спросил: правда ли это? И если бы это подтвердилось, то, глянув ему в глаза, я сказал бы: "Хмырь ты болотный! Тебя в лагерной больнице не "истребляли", а жизнь твою спасали... Сука ты позорная!!! Больше мне нечего сказать..." МОРДУ НАДО БИТЬ! В разговор вступил Назаров: Теперь я окончательно понял, почему Солженицын так много и так бессовестно врет: "Архипелаг ГУЛАГ" написан не для того, чтобы сказать правду о лагерной жизни, а для того, чтобы внушить читателю отвращение к Советской власти. Вот и здесь то же самое. Если что-то сказать о недостатках лагерной санчасти, то это малоинтересно - недостатки всегда найдутся и в гражданской больнице. А вот если сказать: лагерная санчасть предназначена способствовать истреблению зеков - это уже занятно. Примерно так же занятно, как рассказ о собаке, покусанной человеком. А главное - еще один "факт" бесчеловечности Советской власти... И давай, Миша, закругляйся - надоело в этом вранье ковыряться. Ну ладно, заканчиваем. Но нужна резолюция, - сказал Романов. И, придав голосу официальный оттенок, произнес: - Прошу каждого высказать свое отношение к этой книге и ее автору. Только кратко. По старшинству - вам слово, Семен Никифорович. По-моему, за эту книгу надо было не международную премию давать, а принародно морду набить. Очень вразумительно, - оценил Романов и вопросительно посмотрел на Назарова. Ясно, что книга пропагандистская, заказная. А премия - приманка для читателей. Премия поможет надежнее запудрить мозги читателям-верхоглядам, читателям-легковерам, - сказал Назаров. Не очень коротко, зато обстоятельно - заметил Романов и вопросительно посмотрел на меня. Если эта книга и не рекордная по лживости, то автор уж точно чемпион по количеству полученных сребреников, - сказал я. Верно! - сказал Романов. - Он, пожалуй, самый богатый антисоветчик... Вот теперь я знаю, что писать любимому племяннику. Всем спасибо за помощь! Теперь пошли в кино смотреть Штирлица. На следующий день, рано утром, я поспешил на первый автобус, чтобы успеть на самолет, вылетающий рейсом Магадан-Певек. *) Чтобы быть точным в цитатах, я взял их из текста "Архипелага", напечатанного в журнале "Новый мир" за 1989 г. № 10 стр. 96 № 11 стр. 75 № 8 стр. 15 и 38 № 10 стр. 116 № 11 стр. 66. ПЫХАЛОВ И.: СОЛЖЕНИЦЫН - ГЕРОЙ ЗОНДЕРКОМАНД Дискутировать с Солженицыным - задача неблагодарная. Взять, к примеру, пресловутый "Архипелаг ГУЛАГ". Этот "труд" содержит такое количество вранья, что приди кому в голову пунктуально опровергнуть каждую отдельно взятую ложь нобелевского лауреата, глядишь - получился бы в итоге фолиант, не уступающий по толщине оригиналу. Однако вранье вранью рознь. Есть ложь грубая, сразу бросающаяся в глаза - к примеру, насчёт десятков миллионов арестованных или 15 млн. мужиков, высланных, якобы, во время коллективизации. Но встречается у Солженицына и ложь "изысканная", не очевидная, которую легко принять за правду, если не знать фактов. Об одной такой лжи и пойдёт здесь речь. «... Именно тайна этого предательства отлично, тщательно сохранена британскими и американскими правительствами - воистину последняя тайна Второй мировой войны или из последних. Много встречавшись с этими людьми в тюрьмах и лагерях, я четверть века поверить не мог бы, что общественность Запада ничего не знает об этой грандиозной по своим масштабам выдаче западными правительствами простых людей России на расправу и гибель. Только в 1973 г. (Sunday Oklahoman, 21 янв.) прорвалась публикация Юлиуса Эпштейна, которому здесь я осмеливаюсь передать благодарность от массы погибших и от немногих живых. Напечатан разрозненный малый документ из скрываемого доныне многотомного дела о насильственной репатриации в Советский Союз. "Прожив 2 года в руках британских властей в ложном чувстве безопасности, русские были застигнуты врасплох, они даже не поняли, что их репатриируют... Это были, главным образом, простые крестьяне с горькой личной обидой против большевиков". Английские же власти поступили с ними "как с военными преступниками: помимо их воли передали в руки тех, от кого нельзя ждать правого суда". Они и были все отправлены на Архипелаг уничтожаться» А.И. Солженицын Душераздирающее зрелище. "Горько обиженные большевиками", "простые крестьяне" наивно доверились англичанам - исключительно по простоте душевной, надо полагать - и на тебе: вероломно выданы кровожадным чекистам на неправедный суд и расправу. Однако не спешите оплакивать их печальную судьбу. Чтобы разобраться с этим эпизодом, следует, хотя бы вкратце, вспомнить историю послевоенной репатриации советских граждан, оказавшихся в руках "союзников". В октябре 1944 г. было создано Управление Уполномоченного СНК СССР по делам репатриации. Возглавил его генерал-полковник Ф.И. Голиков, бывший начальник Разведуправления Красной Армии. Задача, поставленная перед этим ведомством, состояла в полной репатриации оказавшихся за границей советских граждан - военнопленных, гражданских лиц, угнанных на принудительные работы в Германию и другие страны, а также отступивших с немецкими войсками пособников оккупантов. С самого начала Управление столкнулось с трудностями и сложностями. Вызвано это было тем, что союзники, мягко говоря, без энтузиазма отнеслись к идее полной репатриации советских граждан и чинили всевозможные препятствия. Вот, к примеру, цитата из сводки от 10 ноября 1944 г.: «При отправке 31.10 из Ливерпуля в Мурманск транспортов с репатриированными сов. гражданами англичане не доставили и не догрузили на 260 сов. граждан. Из намечавшихся к отправке 10167 чел. (о чем Британское Посольство официально заявило) прибыло и принято в Мурманске 9907 чел. Англичанами не были отправлены 12 человек изменников Родины. Кроме того, были задержаны отдельные лица из числа военнопленных, которые настойчиво просили отправить их с первым транспортом, а также изъяты граждане по национальности: литовцы, латыши, эстонцы, уроженцы Западной Белоруссии и Западной Украины под предлогом, что они не являются советскими подданными...» В.Н. Земсков. Рождение "второй эмиграции" (1944-1952) // Социологические исследования, N4, 1991, с.5 Тем не менее 11 февраля 1945 г. на Крымской конференции глав правительств СССР, США и Великобритании были заключены соглашения относительно возвращения на Родину освобожденных войсками США и Великобритании советских граждан, а также возвращения военнопленных и гражданских лиц США и Великобритании, освобожденных Красной Армией. В этих соглашениях был закреплен принцип обязательной репатриации всех советских граждан. После капитуляции Германии встал вопрос о передаче перемещенных лиц непосредственно через линию соприкосновения союзных и советских войск. По этому поводу в мае 1945 г. состоялись переговоры в германском городе Галле. Как ни артачился возглавлявший делегацию союзников американский генерал Р.В. Баркер, пришлось ему 22 мая подписать документ, согласно которому должна была состояться обязательная репатриация всех советских граждан, как "восточников" (т.е. проживавших в границах СССР до 17 сентября 1939 г.), так и "западников" (жителей Прибалтики, Западной Украины и Западной Белоруссии). Но не тут-то было. Несмотря на подписанное соглашение, союзники применяли насильственную репатриацию лишь к "восточникам", передавая советским властям летом 1945 г. власовцев, казаков атаманов Краснова и Шкуро, "легионеров" из туркестанского, армянского, грузинского легионов и прочих подобных формирований. Однако ни одного бандеровца, ни одного солдата украинской дивизии СС "Галичина", ни одного служившего в немецкой армии и легионах литовца, латыша или эстонца выдано не было. А на что, собственно, рассчитывали власовцы и другие "борцы за свободу", ища убежища у западных союзников СССР? Как следует из сохранившихся в архивах объяснительных записок репатриантов, большинство власовцев, казаков, "легионеров" и прочих "восточников", служивших немцам, совершенно не предвидело, что англо-американцы будут насильно передавать их советским властям. В их среде царило убеждение, что скоро Англия и США начнут войну против СССР и они понадобятся англо-американцам в этой войне. Однако тут они сильно просчитались. В то время США и Великобритания все еще нуждались в союзе со Сталиным. Чтобы обеспечить вступление СССР в войну против Японии, англичане и американцы готовы были пожертвовать какой-то частью своих потенциальных холуев. Естественно, наименее ценной. "Западников" - будущих "лесных братьев" - следовало поберечь, вот и выдавали понемногу власовцев да казаков, чтобы усыпить подозрения Советского Союза. Надо сказать, что если насильственная репатриация советских граждан-"восточников" из американской зоны оккупации Германии и Австрии носила достаточно широкий размах, то в английской зоне она была весьма ограниченной. Офицер советской репатриационной миссии в английской зоне оккупации Германии А.И. Брюханов так охарактеризовал это различие: «Прожженные английские политиканы, видимо, еще до окончания войны смекнули, что перемещенные лица им пригодятся, и с самого начала взяли курс на срыв репатриации. Американцы же в первое время после встречи на Эльбе соблюдали принятые на себя обязательства. Не мудрствующие лукаво фронтовые офицеры передавали Советской стране как честных граждан, стремившихся на Родину, так и подлежащих суду головорезов-изменников. Но это продолжалось очень недолго...» А.И. Брюханов "Вот как это было: О работе миссии по репатриации советских граждан." Воспоминания советского офицера. М., 1958 Действительно, "это" продолжалось очень недолго. Стоило Японии капитулировать, как представители "цивилизованного мира" в очередной раз наглядно показали, что выполняют подписанные ими договора лишь до тех пор, пока им это выгодно. С осени 1945 г. западные власти фактически распространили принцип добровольности репатриации и на "восточников". Насильственная передача Советскому Союзу советских граждан, за исключением лиц, отнесенных к категории военных преступников, прекратилась. С марта же 1946 г. бывшие союзники окончательно перестали оказывать какое-либо содействие СССР в репатриации советских граждан. Однако военных преступников, хоть и далеко не всех, англичане и американцы все-таки выдавали Советскому Союзу. Даже после начала "холодной войны". Теперь пора вернуться к эпизоду с "простыми крестьянами". В процитированном отрывке ясно сказано, что эти люди пробыли в руках англичан два года. Следовательно, они были переданы советским властям во второй половине 1946 г. или в 1947 г., т.е. уже в период "холодной войны", когда бывшие союзники никого, кроме военных преступников, насильно не выдавали. Значит, официальные представители СССР предъявили доказательства, что эти люди являются военными преступниками. Причем доказательства, неопровержимые для британского правосудия. В документах Управления Уполномоченного Совмина СССР по делам репатриации постоянно говорится, что бывшие союзники не выдают военных преступников из-за недостаточной, по их мнению, обоснованности отнесения этих лиц к такой категории. В данном же случае сомнений в "обоснованности" у англичан не было. Надо полагать, эти граждане вымещали свою "горькую обиду на большевиков", участвуя в карательных операциях, расстреливая семьи партизан и сжигая деревни. Британским властям поневоле пришлось выдать "простых крестьян" Советскому Союзу: английским обывателям еще не успели разъяснить, что СССР - "империя зла". Укрывательство лиц, участвовавших в фашистском геноциде, вызвало бы у них, как минимум, недоумение. Зато политически подкованный Солженицын называет это "предательством" и предлагает посочувствовать.
21.08.2013 13:58 Prizrak Теги: Реальные события
Данной статьей мы открываем цикл статей, посвящённых лауреатам Нобелевской премии из России в области литературы. Нас интересует вопрос — за что, почему и по каким критериям выдают данную премию, а также то, почему эта премия не выдается людям, которые заслужили её своим талантом и достижениями, например, — Лев Толстой и Дмитрий Менделеев.
Лауреатами Нобелевской премии в области литературы от нашей страны в разные годы стали: И.Бунин, Б.Пастернак, М.Шолохов, А.Солженицын, И.Бродский. При этом надо отметить, что за исключением М.Шолохова — все остальные были эмигранты и диссиденты.
В этой статье мы расскажем о лауреате Нобелевской премии 1970 года писателе Александре Солженицыне.
КТО ТАКОЙ АЛЕКСАНДР СОЛЖЕНИЦЫН?
Александр Солженицын известен читателю своими произведениями «В круге первом», «Архипелаг ГУЛАГ», «Раковый корпус», «Один день Ивана Денисовича» и другими.
А появился на наши голову сей писатель, благодаря Хрущёву, для которого СоЛЖЕницын (даже в самой фамилии присутствует слово «ложь») стал очередным инструментом для расправы со сталинским прошлым, и не более.
Первопроходцем «художественной» лжи о Сталине (при личной поддержке Хрущёва) явился возведённый в ранг Нобелевского лауреата по литературе бывший лагерный стукач Солженицын (см. статью «Ветров, он же Солженицын» в «Военно-историческом журнале», 1990 г., №12, стр. 77), чьи книги массовыми тиражами издавались в период «перестройки» по указанию предательского руководства страны для уничтожения СССР.
Вот что пишет сам Хрущёв в своих мемуарах:
Я горжусь, что в своё время поддержал одно из первых произведений Солженицына… Биографии Солженицына я не помню. Мне докладывали раньше, что он долгое время сидел в лагерях. В упоминаемой повести он исходил из собственных наблюдений. Прочёл я её. Тяжёлое она оставляет впечатление, волнующее, но правдивое. А главное, вызывает отвращение к тому, что творилось при Сталине…. Сталин был преступником, а преступников надо осудить хотя бы морально. Самый сильный суд — заклеймить их в художественном произведении. Почему же, наоборот, Солженицына сочли преступником?
Почему? Потому что антисоветский графоман Солженицын оказался редкой находкой для Запада, которому поспешили в 1970 году (при том, данный год был выбран неслучайно — год 100-летия со дня рождения В.И.Ленина, как очередной выпад в сторону СССР) незаслуженно присудить автору «Ивана Денисовича» Нобелевскую премию в области литературы — факт беспрецедентный. Как пишет Александр Шабалов в книге «Одиннадцатый удар товарища Сталина», Солженицын Нобелевскую премию вымаливал, заявляя:
Мне эту премию надо, как ступень в позиции, в битве! И чем быстрее получу, тем твёрже стану, тем крепче ударю!
И, действительно, имя Солженицына стало знаменем диссидентского движения в СССР, сыгравшего в своё время огромную негативную роль в деле ликвидации советского социалистического строя. А большинство его опусов впервые увидели свет «за бугром» при поддержке «Радио Свобода», русского отдела Би-Би-Си, Голоса Америки, Немецкой волны, Русского отдела Госдепа, отдела агитации и пропаганды Пентагона, информационного управления британского МИ.
А сделав свое чёрное дело, его отправили обратно в разрушенную либералами Россию. Потому что такие предатели даже врагам не нужны. Где он брюзжал с видом «пророка» по Российскому телевидению со своим «обличающим» мафиозный ельцинский режим «особым мнением», которое уже никого не интересовало и абсолютно ничего уже не могло изменить.
Рассмотрим более подробно биографию, творчество, идейные взгляды писателя А. Солженицына.
КРАТКАЯ БИОГРАФИЯ
Александр Солженицын родился 11 декабря 1918 в Кисловодске, в семье казаков. Отец, Исаакий (то есть на самом деле его отчество — Исаакович, то есть солгал всем, говоря везде, в том числе и письменно, что он Исаевич) Семенович, погиб на охоте за полгода до рождения сына. Мать — Таисия Захаровна Щербак — из семьи богатого землевладельца.
В 1939 Солженицын поступил на заочное отделение Московского института философии, литературы, истории (в некоторых источниках указаны литературные курсы МГУ). В 1941 Александр Солженицын окончил физико-математический факультет Ростовского университета (поступил в 1936).
В октябре 1941 был призван в армию, а в 1942, после обучения в артиллерийском училище в Костроме, oтправлен на фронт командиром батареи звуковой разведки. Награждён орденами Отечественной войны 2-й степени и Красной Звезды.
В книге, написанной первой женой Солженицына — Наталией Решетовской, изданной в Советском Союзе, содержатся забавные вещи: оказывается, в 1944 — 1945 годах, Солженицын, будучи советским офицером, сочинял проекты устранения Сталина.
При этом, он писал свои директивы в письмах и рассылал их своим знакомым. Так прямо и писал — «Директива номер один» и т. д., а это — явное безумие, ведь, тогда была военная цензура и на каждом письме стоял штемпель «Проверено военной цензурой». За такие письма тогда, в военное время, гарантированно арестовывали и поэтому делать такие вещи мог только полусумасшедший человек, либо человек, рассчитывающий, что письмо прочитают и сошлют его с фронта в тыл. И это не простые слова.
Дело в том, что среди артиллерийских батарей в годы Великой Отечественной войны были и батареи инструментальной разведки — звукометрии, на одной из которых и служил Солженицын. Это было самое надёжное средство выявить стреляющие батареи противника. Звукометристы развёртывали на местности систему микрофонов, которые принимали акустическую волну от выстрела, сигнал записывали и обсчитывали, на основании чего получали координаты стреляющих батарей противника даже в условиях поля боя, изрядно насыщенного артиллерий. Это давало возможность при хорошей организации управления войсками начать подавлять своим артиллерийским огнём батареи противника после одного — трёх залпов врага.
Поэтому звукометристами дорожили, — и в целях обеспечения безопасности их боевой работы — они дислоцировались в ближних тылах, а не на передовой, и тем более не в первой линии окопов. Их размещали так, чтобы они не оказались и вблизи объектов, которые могут быть подвергнуты налётам вражеской авиации и артобстрелам. При отступлении их выводили из района боя одними из первых, при наступлении они шли за войсками первой линии. Т.е. делая своё важное дело, с противником непосредственно они соприкасались в боевой обстановке только в каких-то чрезвычайных случаях, а для противодействия ему имели только стрелковое оружие — карабины и личное оружие офицеров.
Однако А.И.Солженицыну «повезло»: немцы врезали, фронт покатился назад, управление войсками было на некоторое время потеряно — представилась возможность проявить геройство. Но геройство проявил не он, а старшина батареи, который её и сохранил, выведя в тылы. Война парадоксальна. Если говорить именно о звукометрической батарее, то действия старшины были правильными: он спас технику и квалифицированный персонал от безполезной гибели в бою, для ведения которого звукометрическая батарея не предназначена. Почему это не сделал её командир Солженицын, который появился в расположении батареи потом, — вопрос открытый: «война списала» (не до таких мелочей было).
Но этого эпизода А.И.Солженицыну хватило: он понял, что на войне за чуждый ему социализм (сам-то происходил из клана не последних богатеев России, хотя и не из главной ветви: дядюшка накануне первой мировой владел одним из девяти «Ролс-Ройсов», наличествовавших в империи) могут и убить, и тогда не исполнится «идея фикс» — мечта с детства: войти в историю мировой литературы в качестве Достоевского или Толстого ХХ века. Так А.И.Солженицын сбежал с фронта в ГУЛАГ, чтобы гарантированно выжить. А то, что друга заложил, — так это мелочи на фоне спасения драгоценной жизни будущего «великого писателя». 9 февраля 1945 он был арестован и 27 июля осуждён на 8 лет исправительно-трудовых лагерей.
Наталья Решетовская далее описывает арест Солженицына, где её допрашивали, как свидетеля, и также допрашивали других людей. Один из свидетелей, моряк, молодой мичман, показал, что Солженицын случайно встретил его в поезде и тут же начал заниматься антисталинской агитацией. На вопрос следователя — «почему же вы тут же не донесли?» мичман ответил, что он сразу понял, что перед ним — сумасшедший. Потому и не донёс.
В лагерях пробыл с 1945 по 1953: в Новом Иерусалиме под Москвой; в так называемой «шарашке» — секретном научно-исследовательском институте в поселке Марфино под Москвой; в 1950 — 1953 находился в заключении в одном из казахстанских лагерей.
В феврале 1953 был освобождён без права проживания в Европейской части СССР и отправлен на «вечное поселение» (1953 — 1956); жил в ауле Кок-Терек Джамбульской области (Казахстан).
3 февраля 1956 решением Верховного Суда СССР Александр Солженицын был реабилитирован и переехал в Рязань. Работал учителем математики.
В 1962, в журнале «Новый мир», по особому разрешению Н.С.Хрущева (!!!, что говорит о многом) был опубликован первый рассказ Александра Солженицына — «Один день из жизни Ивана Денисовича» (переделанная по требованию редакции повесть «Щ-854. Один день одного зэка»). Рассказ был выдвинут на Ленинскую премию, что вызвало активное сопротивление коммунистических властей.
В 1964 году идейный вдохновитель и покровитель А. Солженицына Никита Хрущёв был отстранён от власти, после чего «звезда» Солженицына в СССР начинает потухать.
В сентябре 1965 так называемый архив Солженицына попал в Комитет государственной безопасности (КГБ) и по распоряжению властей дальнейшее издание его произведений в СССР было прекращено: уже вышедшие произведения изымались из библиотек, а новые книги стали выходить в свет по каналам «самиздата» и за границей.
В ноябре 1969 Солженицына исключили из Союза писателей. В 1970 Александр Исаевич Солженицын стал лауреатом Нобелевской премии в области литературы, но от поездки в Стокгольм на церемонию вручения премии отказался, опасаясь, что власти не пустят его обратно в СССР. В 1974, после опубликования в Париже книги «Архипелаг ГУЛАГ» (в СССР одна из рукописей была изъята КГБ в сентябре 1973, а в декабре 1973 состоялась публикация в Париже, что наводит на интересные мысли, учитывая тот факт, что главой КГБ на тот момент был Ю.В.Андропов, о котором мы писали в этой статье — http://inance.ru/2015/06/andropov/), писатель-диссидент был арестован. 12 февраля 1974 состоялся суд: Александр Солженицын был признан виновным в государственной измене, лишён гражданства и приговорён к высылке из СССР на следующий день.
С 1974 Солженицын жил в ФРГ, в Швейцарии (Цюрих), с 1976 — в США (недалеко от города Кавендиш, штат Вермонт). Несмотря на то, что в США Солженицын прожил около 20 лет, предоставления американского гражданства он не просил. С представителями прессы и общественности общался редко, из-за чего прослыл «вермонтским затворником». Критиковал как советские порядки, так и американскую действительность. За 20 лет эмиграции в Германии, США и во Франции опубликовал большое количество произведений.
В СССР произведения Солженицына стали публиковаться только с конца 1980-х годов. В 1989 году, в том же журнале «Новый мир», где публиковался «Один день…», состоялась первая официальная публикация отрывков из романа «Архипелаг ГУЛАГ». 16 августа 1990 года указом Президента СССР советское гражданство Александра Исаевича (?) Солженицына было восстановлено. В 1990 за книгу «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицын был удостоен Государственной премии (понятное дело, вручённую либералами, ненавидящими советскую власть). 27 мая 1994 писатель вернулся в Россию. В 1997 избран действительным членом Академии наук Российской Федерации.
КТО ВЫ, АЛЕКСАНДР СОЛЖЕНИЦЫН — «ВЕЛИКИЙ ПИСАТЕЛЬ» ИЛИ «ВЕЛИКИЙ ПРЕДАТЕЛЬ» НАШЕЙ РОДИНЫ?
Имя Александра Солженицына всегда вызывало много жарких споров и обсуждений. Одни называют и называли его великим русским писателем и активным общественником, другие — подтасовщиком исторических фактов и хулителем Родины. Однако истина, наверное, где-то есть. Ларчик открывается очень просто: Хрущёву нужен был писака, который бы без зазрения совести смог очернить те успехи, которые были достигнуты в период правления Иосифа Сталина. Им и оказался — Александр Солженицын.
Почти на протяжении 20 лет российские либеральные министры и чиновники открыто в лицо называли Солженицына великим русским писателем. И он даже для приличия ни разу не возразил этому. Равно он не протестовал против титулов «Лев Толстой ХХ века» и «Достоевский ХХ века». Сам себя Александр Исаевич скромно именовал «Антилениным».
Правда, подлинный титул «великий писатель» у нас в России присваивался только Временем. И, судя по всему, Время уже вынесло свой приговор. Любопытно, что жизнь Толстого, Достоевского, Чехова известна литературоведам и историкам достаточно хорошо. И если они о чём-то спорят, то по некоторым моментам.
Читатель без труда может узнать за что, когда и как подвергались правительственным репрессиям наши писатели. Когда и какими тиражами издавались их книги. Каков был реальный успех (продаваемость) этих книг. Какой авторы получали гонорар. На какие средства, к примеру, Чехов купил усадьбу Мелихово. Ну, а жизнь Солженицына — это скандалы, эпатаж, триумфы и море белых пятен, причём именно в самых поворотных моментах его биографии.
Но вот Солженицын в 1974 году оказывается не где-нибудь, а в Швейцарии, и тут же в апреле 1976 года — в США. Ну, в «свободном мире» можно не таиться от публики и журналистов. Но и там жизнь Солженицына известна лишь фрагментами. Вот, к примеру, летом 1974 года на гонорары от «Архипелага ГУЛАГ», Солженицын создал «Русский общественный Фонд помощи преследуемым и их семьям» для помощи политическим заключенным в СССР (посылки и денежные переводы в места заключения, легальная и нелегальная материальная помощь семьям заключённых).
«Архипелаг» был издан тиражом 50 тысяч экземпляров. Советские СМИ в то время острили по поводу неликвидных залежей книг Солженицына в книжных магазинах Запада. Одним из секретов Солженицына и ЦРУ является соотношение проданных к числу уничтоженных экземпляров книг Солженицына.
Ну, ладно, предположим, что все 50 тысяч были проданы. Но каков же был гонорар? Неизвестно.
Любопытно, что в США в конце ХХ века придумали аналог советского «Союза писателей» с его литфондом. То есть писатель где-то преподает — в университетах или в каких-то учебных центрах для начинающих писателей. Таким образом идёт «подкормка» тех, кто пишет угодные западным государствам и бизнесу труды.
А вот Солженицын, в отличие от Евтушенко и многих других, нигде не преподавал. Тем не менее, в 1976 году он приобрёл дорогое поместье площадью 50 акров (!) в штате Вермонт. Вместе с поместьем был куплен большой деревянный дом с мебелью и прочим оборудованием. Рядом Солженицын возводит «для работы» большой трёхэтажный дом и ещё ряд строений.
Сыновья Солженицына учатся в дорогих частных школах. Александр Исаакович (будем уже правильно его именовать) содержит большой штат прислуги (!) и охранников. Естественно, их число и оплата неизвестны, если не засекречены. Однако некоторые очевидцы видели в его квартире в Швейцарии круглосуточно дежуривших двух чемпионов по каратэ.
Но, может, Солженицыну помогали богатые русские эмигранты? Нет! Наоборот, он помогает всем сам, основывает фонды, содержит газеты, как, например, «Наша страна» в Буэнос-Айресе.
«Где деньги, Зин?»
Ах! Нобелевская премия! И тут вновь «top secret»: премию получил, но сколько и куда пошло?
Нобелевская премия 1970 года присуждена А.Солженицыну — «За нравственную силу, почерпнутую в традиции великой русской литературы», которую ему вручили в 1974 году.
Для сравнения, Михаил Шолохов, удостоенный Нобелевской премии по литературе, в 1965 году получил 62 тыс. долларов (при этом известно на что он потратил — на обустройство родной станицы Вёшенской). Этого не хватит даже на покупку поместья и постройку дома. И бизнесом Александр Исаакович вроде не занимался. Так и жил наш «новый Толстой» без Ясной поляны и Михайловского, но куда богаче Льва Николаевича и Александра Сергеевича. Так кто же содержал «нашего» «великого писателя»?
АНТИПАТРИОТИЗМ СОЛЖЕНИЦЫНА
В мае 1974 года Солженицын говорил:
Поеду в США, буду говорить в сенате, буду беседовать с президентом, хочу уничтожить Фулбрайта и всех сенаторов, которые намереваются идти на соглашения с коммунистами. Я должен добиться, чтобы американцы усилили давление во Вьетнаме.
И вот Солженицын предлагает «усилить давление». Убить ещё пару миллионов вьетнамцев или развязать термоядерную войну? Не будем забывать, что во Вьетнаме сражалось свыше 60 тыс. советских военных и несколько сот гражданских специалистов.
А Александр Исаакович кричал: «Давай! Давай!»
Кстати, он несколько раз призывал Штаты уничтожить коммунизм с помощью ядерной войны. Солженицын публично заявил:
Ход истории возложил на США руководство миром.
Солженицын поздравил генерала Пиночета, совершившего государственный переворот в Чили и тысячами убивавшего без суда и следствия людей на стадионах в Сантьяго. Александр Исаакович искренне скорбел по поводу кончины фашистского диктатора Франко и призывал новые испанские власти не спешить с демократизацией страны.
Солженицын гневно обличал американских президентов Никсона и Форда за потакание и уступки СССР. Они де «недостаточно активно вмешиваются во внутренние дела СССР», и в том, что «советский народ брошен на произвол судьбы».
Вмешивайтесь, — призывал Солженицын, — Вмешивайтесь снова и снова настолько, насколько можете.
В 1990 году (новыми либеральными властями) Солженицын был восстановлен в советском гражданстве с последующим прекращением уголовного дела, а в декабре того же года удостоен Государственной премии РСФСР за «Архипелаг ГУЛАГ». Согласно рассказу пресс-секретаря Президента Российской Федерации Вячеслава Костикова, во время первого официального визита Б. Н. Ельцина в США в 1992 году, сразу по приезду в Вашингтон Борис Николаевич позвонил из гостиницы Солженицыну и имел с ним «длинный» разговор, в частности, о Курильских островах.
Как свидетельствовал Костиков, мнение писателя оказалось неожиданным и для многих шокирующим:
Я изучил всю историю островов с XII века. Не наши это, Борис Николаевич, острова. Нужно отдать. Но дорого…
Но, может быть, собеседники Солженицына и журналисты неверно цитировали или недопоняли нашего великого патриота? Увы, вернувшись в Россию, Солженицын не отказался ни от одного из ранее сказанных им слов. Так, он писал в «Архипелаге» и других местах то о 60 млн. заключенных в ГУЛАГЕ, то о 100 миллионах. Но, приехав, он мог из разных рассекреченных источников узнать, что с 1918 по 1990 год в Советской России было репрессировано по политическим причинам 3,7 млн. человек. Диссидент Жорес Медведев, писавший о 40 миллионах зэков, публично признал ошибку и извинился, а Солженицын — нет.
Писатель, как и любой гражданин, имеет право выступать против существующей власти. Можно ненавидеть Сталина, Хрущёва, Брежнева, Путина, но при этом не переходить на сторону врагов России. Пушкин писал оскорбительные стихи об Александре I и был сослан. Достоевский участвовал в антиправительственном заговоре и отправился на каторгу. Но в 1831 году Александр Сергеевич, не колеблясь, написал «Клеветникам России», а Фёдор Михайлович накануне войны 1877 года написал статью «И ещё раз о том, что Константинополь рано ль, поздно ль, но должен быть наш». Никто из них не предавал свою страну.
А теперь в школах между портретами Пушкина и Достоевского вешают портреты Солженицына. А не пойти ли нам ещё дальше и повесить в классах портреты Гришки Отрепьева, гетмана Мазепы и генерала Власова (последнего А.Солженицын считал героем)?
Окончание статьи здесь:
Прежде всего,несколько слов к читателю. Взявшись за эту тему, я рассчитывал ограничить себя небольшим эссе, поскольку с одиозным именем «Солженицын» у меня связаны личные фронтовые воспоминания и впечатления, ставшие поводом для размышлений .
Однако, круг явлений, происходящих вокруг этого имени, оказался настолько широк, и внедрение «солженицызма» в систему среднего и высшего образования в постсоветской России вызывает у нас, фронтовиков Великой Отечественной, серьёзные опасения. Современные политиканы любят кричать, что Советский Союз, по их мнению, был одним большим «Гулагом». Но все, кто смотрят наши телепередачи сегодня, не могут отрешиться от мысли, что именно теперь все мы либо за решёткой КПЗ, либо в зале суда, либо ещё хуже - посреди бандитских разборок. Поскольку телевидение теперь вещает и на весь мир, мы создаём однозначное мнение за рубежом о русских, как о народе диком, бандитском, далёком от цивилизации.
В первую очередь наши опасения связаны с тем, что процесс воспитания патриотизма у новых поколений направлен по ложному, именно соЛЖЕницынскому направлению. Ещё более опасно то, что переиначивание нашей российской истории пагубно сказывается на формировании морально-нравственных качеств общества. Предлагаемые читателю мои материалы, конечно же, не исчерпывают эту тему и не претендуют на истину в последней инстанции.
Но если прочитавшие их смогут преодолеть создаваемый искусственно образ «правдивого гулаговеда» и его извращённого представления о советском периоде истории нашей Родины, то буду считать свою работу небесполезной.
1. С чего начинается... Солженицын в памяти современников и в российской истории
Появление Солженицына в моей памяти «застолбилось» ещё в годы Великой Отечественной. В марте 1945 года после тяжёлых боёв за немецкий Штаргард (ныне польский Старгард-Щециньски) нас, командиров рот штрафбата, помню, поразило одно сообщение батальонного «особиста» Глухова. Он рассказал, что некоторое время назад в войсках был разоблачён, и по распоряжению большого начальника из «Смерша», арестован командир артиллерийской батареи. По его словам, этот артиллерист создавал антисоветскую группу или партию, и собирался после победы организовать свержение Сталина.
Тогда, в начале весны 1945 года, в ответ нашему «смершевцу-особисту» я сказал, что хотел бы взять в свою роту, если его направят в штрафбат. Мои штрафники смогли бы вытряхнуть из него эту дурь. На что Глухов сказал, что, во-первых, этот артиллерист политический арестованный, и его от фронта увезут подальше, чтобы он не сбежал к противнику,. Во-вторых, чтобы размотать все верёвочки и связи его с этой группой, органам следует повозиться с ним и его «друзьями». И тогда стало понятно, что этот артиллерист сознательно создал ситуацию, повлекшую за собой обязательный арест и удаление с фронта, то есть это было фактическое злостное дезертирство с поля боя.
В нашем офицерском штрафбате практически не было штрафников-дезертиров. Были офицеры, опоздавшие из отпуска не на день-два, а на более значительные сроки. Были даже не вовремя возвратившиеся из госпиталей после ранений, которым вменяли в вину тоже какую-то форму дезертирства (оправдано или нет - другой вопрос). Но откровенных дезертиров с поля боя среди офицеров просто не знаю, и к такого рода преступлениям было отношение однозначное: омерзительное, как к с самому низкому человеческому поступку на войне. Примерно такое же, если не более мерзкое преступление, по нашему мнению, совершил тогда этот артиллерийский капитан.
Я не обратил тогда внимания или просто не запомнил, назвал ли особист фамилию этого командира батареи, но все мы были удивлены, как это боевой офицер-артиллерист, задумал такое злое дело перед нашей недалёкой Победой, к которой мы уверенно идём именно под руководством Сталина. Да я уже и в своих стихах, написанных ещё в декабре 1944 года, считал, что Победа придёт «весной, в начале мая». Не обратили мы тогда внимание на то, что это был не такой уж боевой офицер, «из батареи звуковой разведки», «батареи без пушек». Потом за делами фронтовыми-боевыми забылось вообще это сообщение «особиста».
Вспомнил о нём я лишь после того, как прочёл в ноябре-декабре 1962 года в «Новом Мире» нашумевший «Один день Ивана Денисовича». Я узнал, что написал его «писатель» Солженицын, что он был на фронте командиром артбатареи, и арестован за 3 месяца до победы. Это показалось мне чем-то знакомым, т.н. «дежавю », будто что-то похожее со мной уже случалось. Потом мне чётко вспомнилась та история, которую поведал наш батальонный «особист» старший лейтенант Глухов. И чем больше я узнавал об этом Солженицыне, тем больше был уверен, что тогда речь шла именно о нём.
С первой публикации «...Ивана Денисовича», подпольных и зарубежных, а потом и массовых изданий его «Архипелага...» в постсоветской России, и до сегодняшнего дня личность и творчество Александра Исаевича Солженицына вызывают незатихающие споры. Да и отношение к нему, как к «новому гению» русской литературы, истории, морали и нравственности далеко не однозначно.
Цель этих моих размышлений о Солженицыне - раскрыть его как человека непорядочного, подлого, лживого, хотя многие из упомянутых мною фактов уже давно обнародованы и не будут для читателя сенсацией. Однако слишком очевидно, что в наше время общество упорно пичкают дикими солженицынскими мифами, основанными на беспардонной лжи и невежестве. И сегодня, когда власть имущие чиновники от истории, культуры и образования стараются всеми способами реанимировать «величие» отвергнутого советской общественностью и властью «гения», главное - помочь освободиться от мифов, искусственно создаваемых вокруг «великого пророка». Может, эти мои рассуждения помогут заблудившимся в оценках значимости этого человека, объективно оценить его личность и тот огромный вред, нанесённый им отечественной истории и литературе, русскому народу и России вообще.
12 декабря 2013 года Президент Владимир Путин огласил ежегодное Послание Федеральному Собранию. Пожалуй, одним из давно не упоминаемых никакими представителями современной российской власти тезисов, было о воссоздании системы статистической оценки уровня технологического состояния отраслей экономики.
«В советский период такая система работала- ликвидирована, ничего на этой базе не создано, нужно ее воссоздать» - сказал Президент.
Да, в советское время работали многие системы, например социального обеспечения, образования, здравоохранения и многие другие. Пусть не самым идеальным образом, но надёжно работала система борьбы с коррупцией. Ныне же, кроме громогласных заявлений и деклараций о том, что эта беда продолжает разъедать страну, решительных мер не принимается, что видно хотя бы по Сердюкову, Васильевой и многим другим.
Всем давно ясно, что очень многие достижения и позиции социалистической Родины, каким был СССР, незаслуженно отвергнуты, забыты, оболганы. Помнится, сколько небылиц нагорожено на советскую систему планирования, на исторические пятилетки. Все пытались закрыть лозунгом «рынок сам расставит нужные приоритеты», «рынок всё отрегулирует». А ныне, через 20 лет, опомнились, поняли, что без плановой системы развития страны не прожить. И тогда стали прибегать к непонятным «дорожным картам» по американскому образцу. После тотального разрушения Сердюковым военно-научной основы системы подготовки офицерских кадров, с большими потерями уже пытаемся восстанавливать её, возвращаясь даже к воссозданию военных кафедр в вузах. Так, вероятнее всего когда-то произойдёт и с объективной оценкой Солженицына. Но, судя по всему, будет это ещё очень не скоро, да может быть и поздно.
Ведь пока в постсоветской России ещё не признали даже очевидную истину о лучшей в мире советской системе образования и науки. В них внедряются чуждые нашему обществу «Болонская система» и «ЕГЭ». Государственная система здравоохранения заменена коммерциализированной «медицинской услугой» больниц и поликлиник, продолжается их дальнейшее разрушение и распродажа,
Уж как только не обвиняли и советскую власть, и общественность в гонениях «борца за правду», в преследовании «инакомыслящего гения», как только не насаждают насильственно «со-лже-ницызм » новым поколениям чуть ли не с дошкольного возраста. А на самом деле, если чуть поменять буквы в этом новом «...изме», получается всего только «со-ЛЖЕ-цинизм », именно ЦИНИЗМ в полном смысле этого слова.
Придет, однако, время, когда признаем, что и оценка личности и творчества Солженицына в советское время «работала правильно » и «её нужно воссоздать». Да разве можно будет воссоздать загубленную мораль и нравственность многих поколений, в умы которых будет вдолблено солженицынское понятие этих качеств личности .
Ещё во время холодной войны против СССР были использованы в разной степени броские, эффективные фразы, лозунги, концентрирующие внимание масс, отвлекающие их от сути насущных явлений. Так наш язык стал изобиловать банально-либеральными фразами или словами «права человека », «свобода слова », «демократизация », «свободный рынок ». А так же «оттепель », «разрядка », «сталинизм », «больше гласности - больше социализма », «перестройка », «новое мышление », «социализм с человеческим лицом » и несть им числа.
Особняком стоит «слоган», созданный Солженицыным , и выпущенный в эфир при колоссальной информационной поддержке Запада, а теперь и самой России - это «Архипелаг ГУЛАГ ».
Создав его, Солженицын сознательно внес личный вклад в разрушение великого государства СССР, сопоставимый с оружием массового поражения. Катастрофическое разрушение СССР принесло страдания, войны и преждевременную смерть десяткам миллионов бывших советских граждан. Эти массовые жертвы в значительной мере и на совести Солженицына, ставшего нобелевским лауреатом именно за это, а не за «литературные подвиги», что бы он ни утверждал при жизни, и что бы о нём ни говорили его «благодетели» сегодня.
Очень многие здравомыслящие люди отмечают, что в самой Германии, например, не нашлось немца-автора, заклеймившего на весь мир немцев за злодеяния Второй мировой войны. В Америке не оказалось никого, кто призвал бы янки покаяться за множество жесточайших эпизодов массового уничтожения людей и химическую войну в Юго-Восточной Азии, и хладнокровное убийство уже миллионов беззащитных в Африке, Ближнем Востоке, не говоря уже об атомной бомбардировке Японии. Нет автора, проклявшего всех китайцев, Мао Цзе Дуна и Китай за десятки миллионов жертв культурной революции. Зато в России нашёлся автор из русских, проклявший свою страну за социализм, за развитие и обогащение страны и её народов, требовавший покаяния за Великую Победу над мировым злом - гитлеровским фашизмом. Мало того - призывавший силы международного империализма практически уничтожить свою родину только потому, что в ней прочно утвердилась власть, не угодная ему, Солженицыну и таким же отщепенцам!
2. «Критика Сталина» или продуманное дезертирство с фронта
Все события, касающиеся Солженицына, связанные и с моим фронтовым, штрафбатовским прошлым, и с современными публикациями, искажающими правду об этом недостойном такой похвалы человеке, каким оказался бывший фронтовик Солженицын, побудили меня ознакомиться с объективной литературой о его жизни и предательстве. В том числе я с большим интересом прочёл книгу первой жены Солженицына, Натальи Решетовской «В споре со временем » (Издательство АПН, Москва, 1975).
Представила большой интерес и подробно документированная работа чешского писателя Томаша Ржезача, проживавшего некоторое время в Швейцарии и принадлежавшего к узкому кругу друзей А. И. Солженицына. Более того, он был вначале его поклонником и даже сотрудником. Но не только в Швейцарии после появления на свет опусов Солженицына, многие его друзья выразили свое возмущение и навсегда отвернулись от него. Соприкоснувшись близко с ним и с его нравственными позициями, достаточно хорошо узнав писателя, и Ржезач, по возвращении к себе на родину, занялся осмыслением противоречий, обнаруженных при непосредственном общении с Солженицыным и знакомстве с его жизнью. Большой фактический материал автор почерпнул во время своих туристических поездок по Советскому Союзу, где познакомился и с бывшими друзьями и помощниками Солженицына, вовлечёнными им в свою нечистую политическую игру. Все это позволило Томашу Ржезачу взяться за написание большой, аргументированный, с опорой на подлинные документы книги «Спираль измены Солженицына » (Авторизованный перевод с чешского, Издательство «ПРОГРЕСС», Москва 1978).
Эта книга отличается прежде всего, строгой объективностью. Солженицынским вымыслам автор противопоставляет неопровержимые и документально подтвержденные факты, что особенно ценно.
Уже после «отсидки» Солженицына и после выхода в свет его «произведений», мне, да и большинству исследователей «феномена» «Узника ГУЛАГа», стало ясно: Солженицын знал, что за подобную деятельность не только в армии во время боевых действий, но любого ждут трибунал и расстрел, если только... не найти какого-нибудь выхода . И выход им был найден, даже заранее определён. Солженицын продумал свои планы до тонкостей, и делает всё, чтобы на его след вышли как можно скорее. Видимо, вырисовывалась у него нежелательная перспектива перевода из батареи звуковой разведки, всю войну благополучно дислоцировавшейся в достаточном отдалении от переднего края, в подразделения огневые , где вероятность попасть под обстрел противника во много раз выше. Не иначе, как взыграла в человеке банальная трусость и осознание возможной гибели его, Солженицына, ещё не ставшего «Великой Знаменитостью», вторым «Львом Толстым», что так назойливо мерещилось ему уже много лет ещё со студенческой скамьи. Единственной возможностью спасения было любыми способами надёжно покинуть ставший так опасным для «драгоценной жизни будущего гения» фронт.
И вот, чтобы создать впечатление не одиночки-антисоветчика, а некоего военно-политического заговора, Солженицын вовлекает в свои эпистолярные сети как можно больше людей, даже не подозревающих истинных целей бесед со словоохотливым попутчиком или содержания его писем.
На фронте, по крайней мере, весь офицерский состав хорошо знал, что все письма с фронта (да и на фронт) жёстко и 100-процентно контролируются огромным аппаратом военной цензуры. Мы, например, даже наловчились сквозь цензурные рогатки сообщать родным в письмах названия городов, которые проходили с боями, упоминая в письмах лишь имена «знакомых», кому или от кого предавали приветы, и по начальным буквам этих имён наши адресаты узнавали эту тайную информацию.
Итак: Солженицын точно знает (не может не знать!), что письма подвергаются цензуре , и все-таки не просто «критикует Сталина», как говорит сам Солженицын, а в своих многочисленных корреспонденциях пишет о том, как после победы он будет вести «войну после войны». И при этом хранит у себя в полевой сумке «Резолюцию N 1», где сказано: «Наша задача такая: определение момента перехода к действию и нанесение решительного удара по послевоенной реакционной идеологической надстройке». И далее: «Выполнение всех этих задач невозможно без организации. Следует выяснить, с кем из активных строителей социализма, как и когда найти общий язык ». Даже без всякого преувеличения это был документ , подтверждающий зарождение вроде бы хорошо организованной враждебной группы. Это не просто «антисталинские ругательства », и даже не просто критика Верховного каким-то младшим офицером-артиллеристом. Это на уровне того, как если бы командир батареи хранил у себя Майн Кампф и портрет Гитлера. Николай Виткевич, его адресат, подставленный своим школьным другом, как сообщник, признает: «Ну, не на что обижаться, что дали срок. (Из интервью 1992 г.). Хотя, чего уж соображать: 26-летнему капитану: не просто ругать Верховного Главнокомандующего во время войны! Да еще в военной переписке, заведомо подвергаемой цензурному контролю ».
В связи с этим я вспоминаю осенние бои 1944 года на Наревском плацдарме в Польше в составе 65 армии генерала Батова. Из боевой обстановки и из чётко проявившегося отношения к штрафникам в этой армии, нам стало ясно, да и штрафники это поняли, что новый комбат Батурин и старшие начальники, в подчинение которых мы переданы на время боёв, не выпустят отсюда ни одного штрафника, который не искупит вину свою кровью или жизнью. Тогда мы стали терять своих боевых товарищей, в том числе и тех, кого считали заслужившими освобождения за боевые подвиги, без ранений, как это было нормальным при комбате Осипове в составе армии генерала Горбатова. Но так считали мы, а вот и Батурин, и видимо генерал Батов со своими комдивами, как оказалось, были другого мнения. И вот тогда мне мой взводный принёс листок бумаги, на котором были стихи:
Нас с Батуриным-комбатом
Взял к себе на Нарев Батов.
Ну, а это не Горбатов,
Не жалел бойцов штрафбата.
Для него штрафник - портянка.
Он только тех освобождал,
Кто ранен, кто погиб под танком,
А остальных на пули гнал!
Честно говоря, я опасался, что этот стишок может дойти до комбата, а то и до самого командарма Батова, и тогда найдут авторов, и не сдобровать им, а может и кому то из нас, их командиров. Потому и уничтожил этот стих, прочно, однако, засевший в моей памяти. Ведь каждому понятно, что вообще в армии, тем более, на фронте, да ещё в среде штрафников, какая либо критика, не говоря об обвинении начальников, могли закончиться плачевно. На фронте, где «Приказ начальника - закон для подчинённого» стократ строже, чем в армии вообще, подчинённые никак не могут быть в оппозиции к начальнику, критиканами его приказов и даже личности, тем более, к начальнику высокого ранга.
Офицер Солженицын не просто «критиковал» Сталина, письма его носили явно организационный антисоветский характер, документальное свидетельство подготовки свержения советской власти. Это был «хитрый ход», чтобы продуманно попасть по «политической» 58-й статье УК РСФСР, и одновременно избежать, самого худшего - попасть в штрафбат (туда по 58-й не посылали!). И уж, конечно исключить возможный перевод с благополучной батареи звуковой разведки хоть и из ближнего, но всё-таки тыла, на огневую батарею с настоящими орудиями и настоящей линией огня. Подобная рокировка практиковалась на фронте нередко, а в последние полгода войны - особенно. В то время и к нам в штрафбат направлялись офицеры на командные должности из войск второго эшелона. А от Солженицына в это время открытым текстом на разные полевые почты и в города страны летятписьма «об организации, которая после войны займётся низвержением Сталина и советской власти ». Их получают и школьные друзья, и случайный попутчик, и даже собственная жена. Со стороны создаётся устойчивое впечатление широкой, разветвлённой сети антисталинистов-антисоветчиков.
Со слов Кирилла. Симоняна, Николая Виткевича, школьных друзей, а теперь главных адресатов Солженицына, можно узнать, что на следствии он «заложил» буквально их всех. Виткевича, который якобы «с 1940 г. систематически вел антисоветскую агитацию », и такого же близкого друга Симоняна, который, оказывается, «враг народа, непонятно почему разгуливающий на свободе ». Даже свою жену Наталью Решетовскую, школьную подругу Лидию Ежерец и случайного попутчика в поезде, некоего моряка Власова указал, как своих сообщников, членов «оперативной пятёрки».
Правда, поначалу посадили только прямого адресата - Виткевича. Когда много лет спустя профессор Симонян выступил с открытой критикой взглядов Солженицына, тот в ответ публично посожалел: «Ах, жаль, что тебя тогда не посадили! Сколько ты потерял ». В интервью 1992 г. Солженицын даже выразил сожаление, что «следствие провели так халатно , ибо при желании (он был даже уверен), что по его записям «можно было всех рассчитать, можно еще 5 человек посадить шутя, из нашего дивизиона. А следователю лень читать, дураку ».
Теперь, работая над этим материалом, мне удалось узнать, что тогда 2 февраля 1945 года, действительно последовало телеграфное распоряжение заместителя начальника Главного управления контрразведки «Смерш» наркомата обороны СССР генерал-лейтенанта Бабича. В нём предписывалось немедленно арестовать командира батареи звуковой разведки капитана Солженицына и доставить его в Москв у. 3 февраля армейской контрразведкой начато следственное дело, и 9 февраля Солженицынв помещении штаба дивизиона был арестован, а затем отправлен согласно предписанию. Как говорят «что и требовалось доказать»: цель покинуть фронт достигнута, драгоценная жизнь «гения» вне опасности. Скоро война будет окончена, а по этому долгожданному событию грянет массовая амнистия, нужно только приспособиться к новым условиям.
Следствие по делу Солженицына длилось почти полгода. Ведь нужно же было узнать, действительно ли младший офицер Солженицын был предводителем созданной им антисоветской военной организации. Когда стало всё ясно, 27 июля 1945 года бывший капитан Советской Армии Александр Солженицын приговорён Особым совещанием по статье 58, пункт 10, часть 2, и пункт 11 той же статьи Уголовного Кодекса РСФСР к 8 годам исправительно-трудовых лагерей (всего только 8 лет за такое! ) и вечной ссылке по окончании срока заключения. Почему такой малый по тому времени срок заключения, мы постараемся объяснить.
3. Цена малого срока за большое преступление - «стукачество»
«Я не желаю, чтобы имя моего отца упоминалось рядом с именем подонка Солженицына! » - эти слова Николая Виткевича-сына на первый взгляд выглядят просто святотатством. Как же так, «гений» литературы , затмивший Горького, Шолохова, потеснивший Чехова и даже самого Льва Толстого, «совесть русского народ а» и прочая, и прочая, и прочая и вдруг - подонок! Но у сына бывшего зэка Виткевича есть веские причины так говорить - «избранный» на должность «всероссийского мессии » Александр Солженицын свою «карьеру» начал с того, что на бумаге «создал» контрреволюционную группу», в которую записал себя, свою жену и своих друзей и даже случайных попутчиков, и тут же дал подписку на доносительство.
Следователь Балдасов, который допрашивал арестованного капитана Николая Виткевича. показал ему собственноручные показания Солженицына на следствии. Смысл этих показаний давнего, ещё школьного друга, сводился к тому, что не он, Солженицын, а Виткевич, Симонян, Решетовская (жена Солженицына) по сговору с каким-то Власовым «сколотили преступную группу, которая давно и регулярно занимается клеветой на руководителей партии и правительства». «Вся наша «пятёрка», в том числе и Власов - это антисоветчики, занимавшиеся этой деятельностью ещё со студенческих лет ».
Оказывается, Солженицын заложил на допросе и своего случайного попутчика, некоего моряка Власова, с которым ехал в поезде, и под предлогом продолжения приятного знакомства, взял у него адрес для переписки, которую и использовал для того, чтобы представить случайного попутчика в качестве члена заговорщической группы.
Кириллу Симоняну следователь дал почитать солидную тетрадь в 52 страницы, которые были исписаны столь знакомым ему почерком «друга Сани». На каждой её странице доказывалось, что «он, Симонян, с детства был настроен антисоветски, духовно и политически разлагал друзей и особенно Саню Солженицына, пытался создать нелегальную организацию... С 1940 года систематически вёл антисоветскую агитацию... разрабатывал планы насильственного изменения политики партии и государства, клеветал (даже «злобно» (!) на Сталина».
Так на одну чашу весов было брошено хорошее впечатление, которое нужно было произвести на следователя. На другую - 5 или 6 человеческих судеб. Что они могли значить по сравнению с будущим «гением», которым давно прочил себяещё совсем молодой студент!
С хрущёвско-горбачевского времени безудержного возвеличивания Солженицына, да и нынешнего признания его «мессианства», многое прояснилось. Теперь уже не считается дурным тоном говорить о том, что «всероссийский мессия» чуть ли не из «патриотических побуждений», сотрудничал со следствием по полной программе. Откровенно и недвусмысленно сотрудничал с той самой «гулаговской» спецслужбой, которую так уничтожает своими «свидетельствами» и «наблюдениями», подробно «разоблачая её зверства». А такое «сотрудничество» очень даже приветствуется и в наше время, что позволяет судебным органам выносить даже «условные» приговоры «сотрудничавшим». Солженицын в своих «правдивых» сочинительствах рассказывал об ужасах советских лагерей, а сам почему-то отделался довольно легко - получил 8 лет. По тем временам это совершенно неестественный, очень уж малый срок по совокупности двух статей, из которых 58.11 (создание антисоветской группы) была погрозней, чем простое 58.10 «без конфискации имущества и лишения наград».
Оказывается, глядя на его способность легко выдавать друзей и перекладывать на них свои грехи, Солженицына без особого нажима завербовали, и будущий нобелевский лауреат дал подписку о сотрудничестве. За это ему, очевидно, как стукачу и дали всего восемь лет.
Для сравнения приведу хорошо известный мне факт: моему отцу только за ругательство в адрес Сталина в 1942 году дали 8 лет. А тут те же 8 лет за создание антисоветской группы, да ещё с конкретными целями и планами свержения государственной власти! Это, как совершенно очевидно, и было «компенсацией» за стукачество совершённое, и за будущее. В группе зэков (без конвоя) он вначале определён на работу в Москве на строительстве жилых домов на Калужской заставе (не в Магадан же!). Как вспоминала Решетовская, «Муж в перспективе метил всё-таки попасть «на какое-нибудь канцелярское местечко. Замечательно было бы, если б удалось... ». И это, оказывается удалось, тоже, надо полагать, за «сотрудничество» в прошлом и на будущее.
Если страх загнал его с фронта за тюремные решетки, ему нужно как-то отличиться и снова быть первым и в новых условиях, как школьнику или студенту в прошлом, чтобы избавиться от лагерно-тюремных «неудобств»... Пусть другие переносят суровые морозы Воркуты и тяжелый труд в шахте, он же должен заботиться только о своей собственной безопасности, об удобствах для себя.
По признанию самого Солженицына, он в своё время дал подписку о «сотрудничестве» с органами следствия (значит ещё до осуждения! ) и взял себе псевдоним (кличку!) «Ветров». Поэтому он становится... секретным информатором . Это непреложный факт, что именно эта подписка привела его в разные «шарашки», из которых он почти половину срока пробыл в «Марфино». Сам профиль и секретный характер научных исследований в «Марфинской шарашке» дал повод спецслужбам направить туда Солженицына, как секретного информатора .
Однако, «Ветров» уверял, что фактически этим не занимался, никогда не представлял никаких сообщений, ни на кого не доносил .
Блефует господин Солженицын. Ни в коем случае нельзя даже предположить, чтобы сотрудники органов безопасности или следственных, получив от кого-либо согласие стать тайным осведомителем, допустили бы, чтобы он не представлял никаких сообщений. Этот человек уже сексот (секретный сотрудник) не только на срок заключения, а в большинстве случаев и на всю оставшуюся жизнь. «Ты дал подписку? Пользуешься выгодами? В таком случае работай! » Иначе будет тебе не тёплая постель и приличная кормёжка, а лесоповал на Колыме, или воркутинский уголёк «рубать» придётся. Таковы строгие законы всех служб безопасности во всем мире. Иначе его направили бы не в «шарашку», а в лагерь со строгим режимом, куда-нибудь на Колыму или куда ещё похуже.
4. «Шарашка», или райские условия исправному зэку-доносчику
В июне 1946 года Солженицын переведён в систему спецтюрем 4-го Спецотдела НКВД. В сентябре направлен в закрытое КБ («шарашку») при авиамоторном заводе в Рыбинске, через пять месяцев - на «шарашку» в Загорск, в июле 1947 года в аналогичное заведение в Марфино (под Москвой). По справочным материалам НКВД, «Марфинская шарашка» - созданная на базе НИИ Связи (спецтюрьма N 16 МГБ СССР), также известная как «объект номер 8», созданная в 1947- 48 годах. Описана в книге А. И. Солженицына «В круге первом». Понятно, что перевод Солженицына, например, не в лагерь на воркутинских шахтах или на Колыму, а в «спец-шарашки», где работали учёные и специалисты над секретными программами, осуществлено «не за красивые глаза». Такое решение начальству ГУЛАГа, надо полагать, продиктовано было не столько тем, что там нужна была высшая математическая подготовка «ошарашенного» зэка, сколько понадобилась его готовность продолжать надёжное «сотрудничество», доносительство человека с высшим образованием, способного легче «внедриться» в среду учёных и высокообразованных специалистов.
Спецтюрьма или «шарашка» «Марфино» - это особая тюрьма, где собраны лишённые свободы учёные и крупные специалисты, охраняемые, как важный секретный объект. Помещалась она в старинном здании бывшего Александро-Марфинского приюта, закрытого в 1923 году, в котором ещё со времён борьбы ВЧК с беспризорностью был детский дом. Нет ни глухо зарешёченных окон, ни параш, ни нар, хорошие, (правда, «двухэтажные») кровати, чистое постельное бельё. После войны сюда вселился научно-исследовательский институт связи, в изолированной части которого работали заключённые из числа специалистов, среди них были физики, математики, и представители других научных специальностей в области радио- и телефонной связи. Этот НИИ и стал той самой «шарашкой». По свидетельствам его обитателей это был фактически привилегированный и засекреченный, охраняемый лагерь , где специалисты работали над проблемами и заданиями особой важности. Органы безопасности тщательно отбирали людей, которых туда направляли».
Приведём несколько фрагментов из книги в «Споре со временем» Натальи Решетовской:
«...Тут Саня проводит большую часть суток: с 9 утра до конца работы. В обеденный перерыв он валяется во дворе прямо на траве или спит в общежитии. Вечером и утром гуляет под полюбившимися ему липами. А в выходные дни проводит на воздухе 3-4 часа, играет в волейбол. Мы иногда проникали в примыкавший к «шарашке» дворик и, дождавшись обеденного перерыва, в щелку забора наблюдали за отдыхающими зэками: или просто гуляющими, или лежавшими на травке, или играющими в волейбол. Разговорились с проходящими... муж и жена работают в «Марфино». Мы не скрыли, что там - наши мужья. «Не беспокойтесь о них,- успокаивала нас женщина,- их там хорошо кормят! ».
По свидетельству самого Солженицына вот некоторые нормы, которые были там в его время пребывания в Марфино:
-Четыреста граммов белого хлеба, (черный лежит на столах по потребности).
-Сорок граммов масла для профессоров и двадцать для инженеров.
Нам это покажется мало? Однако кто в Советском Союзе тех голодных послевоенных лет может сказать, что ежедневно получал двадцать или сорок граммов масла, почти полкило белого и вдоволь черного хлеба? Украинские или белорусские дети? Колхозницы, заменившие на работе своих погибших мужей или их дети в глубокой Сибири?.. А зэкам столько давали ежедневно, только усердно работайте!
Решетовская далее пишет: «Обитатели «шарашки» были вполне сыты. А можно и добавить! Заключённые покупали продукты. Саня покупал себе, например, картошку. То сам варил её или жарил, а то отдавал на кухню испечь в духовке»...
«Общежитие: полукруглая комната с высоким сводчатым потолком, в ней много воздуха, двухэтажные кровати. На прикроватной тумбочке - настольная лампа. До 12 часов читал. А в пять минут первого надевал наушники, гасил свет и слушал ночной концерт».
«Письменный стол, рядом окно, открытое круглые сутки. Радиопроводка прямо у рабочего места. У стола розетки для включения удобной настольной лампы, собственной электрической плитки, пользоваться которой можно неограниченно. Переносная лампа для освещения книжных полок».
«По радио в годы, проведённые в «шарашке», с удовольствием прослушал 2-ю часть 2-го концерта Шопена, «Думку» Чайковского, «Вальпургиеву ночь», цикл Рахманиновских симфоний...».
«В Марфино неплохая библиотека. Кроме того, можно получить всё желаемое по заказу из Ленинской библиотеки , можно получить любую книгу из обширных фондов советских научных и университетских библиотек. Что касается художественной литературы, то читал её «с жестоким выбором», только очень больших мастеров: «Войну и мир», ещё Достоевский, Ал. К. Толстой, Тютчев, Фет, Майков, Полонский, Блок, Анатоль Франс... Третий том словаря Даля в его личном владении...».
«Со временем обитателям «шарашки» начинают по воскресеньям демонстрировать кинокартины, первый фильм «Сказание о земле Сибирской» просмотрел 2 сеанса подряд ».
Я так подробно описываю быт и условия, в которых содержался государственный преступник Солженицын , чтобы был виден контраст между фактами, и как их излагает «узник ГУЛАГа» Солженицын.
В своей книге «Спираль предательства Солженицына» Томас Ржезач пишет: «Вы должны понять, - говорил он (Солженицын) мне, - что различие между советскими и гитлеровскими лагерями было совсем незначительно. Оно заключалось только в том, что мы не имели такой техники, какая была у немцев; поэтому Сталин не мог установить в лагерях газовые камеры ».
Интересно было бы спросить у Солженицына, в каком гитлеровском лагере - Освенциме, Бухенвальд или Майданеке или в любом другом - заключенный, даже не преступник, а просто военнопленный имел возможность заказывать литературу из Берлинской библиотеки, или с наслаждением читать романы Анатоля Франса или Льва Толстого, смотреть любимые фильмы по 2 сеанса подряд? Ежедневно есть почти по полкило белого хлеба, а чёрного - вдоволь? При этом, «работая в секретном НИИ», уверять, что только техническая отсталость СССР не дала возможности Сталину установить газовые камеры . Какой мерой низости можно измерить подлость претендента на звание русского человека.
Три года Исаевич жил в Марфине, как в раю, только жену к нему в постель не пускали. «Это был «золотой островок , - пишет он в "Архипелаге", - где арестантов кормили, поили, содержали в тепле и чистоте ».
Правда, не может зэк такого «высокого интеллекта» быть всем абсолютно доволен Например, он жалобно сообщает, что «надзиратель беспрерывно смотрел, чтобы заключённые не портили чайный столик, или чтобы не получали больше одной книги в неделю, которую им приносила вульгарно накрашенная библиотекарша. «И этим они хотели нас уязвить» , - пишет он в сердцах. Однако вот как он сам в итоге описывает свою жизнь в это время: «Ах, ну и сладкая жизнь! Шахматы, книги, пружинные кровати, пуховые подушки, солидные матрацы, блестящий линолеум, чистое белье. Да я уж давно позабыл, что тоже спал вот так перед войной. Натертый паркетный пол. Почти четыре шага можно сделать в прогулке от окна к двери. Нет, серьезно, эта центральная политическая тюрьма - настоящий курорт ».
Но, чем-то провинился перед служителями «шарашки» исправный до этого зэк-доносчик. 19 мая 1950 года Солженицын «из-за размолвки » с начальством «шарашки» был этапирован в Бутырскую тюрьму, откуда в августе был направлен в «Степлаг» - особый лагерь в Экибастузе. Здесь я допущу лишь своё предположение по поводу «размолвки». Во-первых, вполне вероятно, что высокообразованные арестанты, среди которых были и доктора наук, и профессора, «раскусили» вынюхивавшего доносчика и стали сторониться его, что очень сузило его возможности, а может и «отметились» на нём. Да и он сам стал не столько бесполезным, сколько просто вредным «сотрудником». Во-вторых, совершенно естественно, что администрация тюрем и других мест содержания осуждённых всегда имеет несколько доносчиков, чтобы сравнивать их секретные сведения. Видимо, от того, что с ним перестали контактировать «раскусившие» его «сошарашники», сексот «Ветров» упустил какую-нибудь подробность из слов или действий кого-то из поднадзорных, а какой-то его «дублёр» донёс подробнее. Вот и не замедлило наказание.
Понятно так же, что подписка о «сотрудничестве» - документ «долгоиграющий», постоянно действовавший, и до Марфино, и там, и в Экибастузе. Сразу же «Ветров» по заданию администрации лагеря принимается за «работу» изображая дружбу с заключёнными бандеровцами. Наиболее известный «подвиг» Солженицына-стукача - «экибастузский донос», который помог властям жестоко подавить в самом зародыше восстание украинских националистов в этом лагере.
Вот несколько строк из него:
«Сов.секретно. Донесение с/о (секретный осведомитель) от 20/1 -52 г.
В свое время мне удалось, по вашему заданию, сблизиться с Иваном Мегелем... Выяснилось, что 22 января з/к Малкуш, Коверченко и Романович собираются поднять восстание. Для этого они уже сколотили надежную группу, в основном, из своих - бандеровцев, припрятали ножи, металлические трубки и доски». Далее «Ветров» пишет, что по словам Малкуша «одна группа же займется и стукачами. Всех знаем! »...
«Ранее я уже сообщал, что бывший полковник польской армии Кензирский и военлет Тищенко сумели достать географическую карту Казахстана, расписание движения пассажирских самолетов и собирают деньги.
...По-видимому, хотят использовать его для побега. Это предположение подтверждается и словами Мегеля «а полячишка-то, вроде умнее всех хочет быть, ну, посмотрим! »...
«Еще раз напоминаю в отношении моей просьбы обезопасить меня от расправы уголовников, которые в последнее время донимают подозрительными расспросами. Ветров ».. 77)
Следствием этого доноса стал, естественно, расстрел всей вышепоименованной группы около 30 человек заключенных 22 января 1952 года.
Чтобы оставшиеся в живых зэки из бандеровцев не «расшифровали» доносчика и не отомстили ему, «Ветров», он же Солженицын, был упрятан в лагерный лазарет, а затем переведен в другой лагерь.
Может на этом пора и закончить повествование о «безгрешной» подписке Солженицына-Ветрова на сотрудничество с соответствующими органами. Ибо то, что такие подписки не теряют веса, по крайней мере, на всё время заключения, и «путешествуют» с ним, а чаще, даже обгоняя его, где бы этот подписант ни находился - не сможет опровергнуть ни один сотрудник лагерной администрации ни прошлого, ни настоящего времени.
Как писал сам Солженицын жене, вспоминая Марфинскую «шарашку», «я не помню, чтобы когда-нибудь мой быт был устроен так хорошо, как эти 3 года в Марфино ». Конечно, если забыть о том «барском» положении, которое он сумел создать в батарее звукоразведки на фронте, о чём ниже...
5. О фронтовых «лишениях» Солженицына или Барин-Исаевич на фронте
О том, как Солженицын был арестован и за что, как сидел в «шарашке», а затем в лагере, как жил в ссылке, как «бодался с дубом» и т.д., и т.п., переписано и переговорено немало. А вот как он воевал - нигде ни строчки сам Александр Исаевич не написал. Сплошное белое пятно на фоне работы со звукозаписывающей аппаратурой. И только из наградных листов можно узнать, что обоих своих орденов был удостоен отнюдь не за боевые подвиги, а лишь «за добросовестное выполнение служебных обязанностей». Так, орден «Отечественной войны II степени» Солженицын получил, на фоне поощрения большого количества воинов всех степеней и воинских специальностей, обеспечивавших успех в битве на Курской дуге в 1943 году. Та же история повторилась летом 44-го в Белоруссии при успешном наступлении войск в июньской операции «Багратион».
Вначале проследим его фронтовой быт, каким себе сам Александр Исаевич Солженицын, старший лейтенант, командир артиллерийской звукоразведывательной батареи без пушек, батареи, которая сама и не могла произвести ни одного выстрела по противнику. И, забегая вперёд, сообщим, что слухи или умышленная дезинформация об особых заслугах этого командира батареи в освобождении белорусского города Рогачёва, явно не соответствуют действительности, как это будет показано в специальном разделе несколько ниже.
После освобождения Рогачёва войсками 3-й Армии генерала Горбатова, в составе которой действовал с особым заданием и наш 8-й штрафбат, завершения Рогачёвской операции захватом нами плацдарма на Друти, на 1-м Белорусском фронте наступило относительное затишье. Комбат Солженицын (ком андир бат ареи, что соответствует командиру роты, а не комбату , командиру батальона в пехоте), пользуясь этим затишьем, послал преданного ему подчинённого, и весьма изворотливого сержанта Илью Соломина в «командировку» в Ростов-на-Дону. Более близкого и преданного ему человека, чем Соломин, у будущего Нобелевского лауреата на фронте не было. Недаром же именно ему Солженицын доверил интимнейшее поручение: привезти к нему нелегально на фронт, тогдашнюю его жену Наталью Решетовскую.
Илью Соломина он снабдил не вызывавшими подозрения у особистов и заградотрядчиков отпускными (или командировочными, не суть важно) документами и, конечно же, нужным запасом продовольствия. Путь-то неблизкий. Это сегодня по карте дорог туда около полутора тысяч километров. В военное время, когда не было регулярного железнодорожного или автобусного сообщения за день-два не управишься. Всё сумел предусмотреть батарейный командир: и обеспечить нужными бланками документов с гербовыми печатями, будто в его подчинении был целый штаб воинской части, и продслужба дивизиона, которую в то время возглавлял майор Арзон, да и многое другое нужно было и предусмотреть, и надёжно обеспечить. И всё ради того, чтобы нелегально провезти по прифронтовым дорогам, где война расставила усиленные патрули, и доставить женщину в часть особой важности, куда не допускались даже посторонние военные, не то, что гражданские лица.
Тем более, если учесть, что Ростов-на-Дону немцы оккупировали два раза: первая оккупация длилась восемь дней, вторая - 205 дней. И провезти почти через всю европейскую часть страны женщину из бывшего под оккупацией города, тем более, во фронтовую зону, без особого пропуска было непросто, учитывая бдительность наших соответствующих органов. Как удалось командиру батареи, старшему лейтенанту добыть для Решетовской документы с подписями, печатями, штампами, которые были настолько достоверными, что махинацию не распознал ни один патруль? Кто добыл командировочное предписание сержанту Соломину, и под предлогом какой неотложной задачи можно было ему покинуть фронтовую полосу? Такого приказа не мог отдать командир батареи! Да и было явно недостаточно женщине лишь облачиться в мужскую гимнастерку, чтобы пуститься в путь с каким-то сержантом. Всё было до тонкостей продумано, чтобы обмануть всех. Это всё в его «принципе» «Жить не по лжи».
Вообще, жена у командира на фронте, если она не военнослужащая , - это довольно редкое явление, не считая «временных», так называемых ППЖ, которые, кстати, чаще всего были именно из военных медичек или связисток. Конечно, настоящих, не временных жён могли себе позволить на фронте или командующие армиями, или командиры высокого ранга, например некоторые командиры корпусов, дивизий и выше. Это могло быть в тех случаях, если их командные пункты располагались на таком удалении от линии огня, чтобы они имели возможность размещать где-то рядом в безопасности и жён. Что касается командиров пониже, то для них это исключительные случаи. Например, командир нашего штрафбата подполковник Батурин тоже воспользовался такой возможностью, когда с сентября 1944 года батальон воевал не в полном составе, а отдельно сформированными ротами. Тогда комбат фактически сам в боях не участвовал, рота передавалась в распоряжение войскового командира, а штаб батальона обычно размещался вблизи КП дивизии, которой батальон был придан. И сам я, будучи командиром роты штрафного батальона, например, женился на фронте на медсестре фронтового госпиталя, но моей женой стала сержант, принимавшая военную присягу. Была она где-то в ближнем тылу, в госпитале, и только незадолго до Победы официально перевелась медсестрой в батальон. И то со мной могла быть только в периоды нахождения батальона на формировании.
А вот каким образом Солженицын «вытребовал» к себе жену, об этом сама она, Наталья Решетовская вспоминала в своей книге «В споре со временем »:
«Илья Соломин привёз мне в Ростов гимнастёрку, широкий кожаный пояс, погоны и звёздочку, которую я прикрепила к тёмно-серому берету. Дата выдачи красноармейской книжки свидетельствовала, что я уже некоторое время служила в части....Было даже отпускное удостоверение. Но я не боялась. Фронтовому офицеру ничего ведь не сделают за такой маленький обман ».
Ничего себе, «маленький»! Но, судя по словам Решетовской, у командира батареи звуковой разведки (БЗР-2, как эта батарея без пушек именовалась у них) это получалось совсем даже неплохо. И чистую красноармейскую книжку где-то добыл, и нужные записи сделал, и гербовые печати сумел на нужные места поставить, и бланк отпускного удостоверения правильно оформить. Это какое же умение устраивать личные дела! Да разгадай этот «маленький» обман патруль военного коменданта или органы «СМЕРШ» - не миновать бы старшему лейтенанту Солженицыну нашего штрафбата! А ведь в скольких своих сочинениях и выступлениях он убеждал читателей и слушателей в своей «кристальной» честности!
Ну, а как устроил себе фронтовой быт командир беспушечной артбатареи? Предоставим слово той же Решетовской:
«И вот мы вдвоём с мужем в его землянке. Комдив (это не командир дивизии, а только командир дивизиона, - АВП) по телефону приглашает к себе....Большая сковорода отлично поджаренной картошки с американской тушёнкой соблазнительна, после ростовского хлеба из кукурузы. У себя на батарее Саня был полным господином, даже барином.. Вверенный ему «народ», его бойцы, кроме своих непосредственных служебных обязанностей, обслуживали своего командира батареи. Один переписывал ему его литературные опусы, другой варил суп, мыл котелок, третий вносил нотки интеллектуальности в грубый фронтовой быт». Да, действительно барские условия создал себе фронтовик-артиллерист!
А вот свидетельство того самого Ильи Соломина, который (с белорусского участка фронта севернее Рогачёва! ) ездил в Ростов за женой своего начальника: «В боях батарея звуковой разведки участия не принимала, у нас была другая задача. Звукопосты располагались где-то в километре, центральная станция - глубже. Ординарцем у Солженицына был Захаров, из Ташкента. До войны, говорили, шеф-поваром в каком-то ресторане работал. Он Исаичу готовил... ».
Наталья Алексеевна прогостила у мужа «на фронте» три недели. Ну чем не дом отдыха или санаторий без надоедливых врачей! И таким же образом, «без сучка, без задоринки» изворотливым сержантом Наталья Решетовская была доставлена в Ростов.
Не сомневаюсь, что работа звукоразведчиков, включая и грамотного математика-командира, проводилась порой очень напряжённо, и была так нужна артиллеристам-огневикам. Но не будем далее живописать «фронтовой быт» командира батареи звуковой разведки с «лишениями» и «опасностями». Воспоминания у нас о фронте будут совершенно разными, непохожими, что вполне естественно.
А вот теперь перейдём к разного рода недостоверной информации об участии старшего лейтенанта Солженицына в частности, в боях за освобождение города Рогачёва Гомельской области Белоруссии.
6. Солженицын - «освободитель» Рогачёва
В 2008 году мне был присвоен титул Почётного гражданина Рогачёвского района Республики Беларусь, как участнику освобождения в феврале 1944 года белорусского города Рогачёва и восстановления исторических событий и мест, связанных с этим.
В постсоветской России, как и за её рубежами, в то время Александр Солженицын уже считался «признанным классиком » русской литературы, героем-фронтовиком и смелым борцом с несправедливостью в армии и общественном устройстве сталинского СССР, несправедливо осуждённым, вынесшим нечеловеческие испытания и пытки в ГУЛАГе . Вот тогда в короткой заметке из Рогачёвской районной газеты Республики Беларусь я узнал, что судьба военная распорядилась так, что с Солженицыным я, участник освобождения Рогачёва, вроде бы одно время был на одном и том же 1-м Белорусском фронте. И даже будто мы оба имели отношение к одной, чисто белорусской реке Друть.
Эту реку, правый приток Днепра, не сравнить самим Днепром, общей рекой трёх славянских республик СССР, а теперь государств СНГ. А вот Друть течёт только по Витебской, Могилёвской и Гомельской областям Белоруссии. Однако длина её 295 км, так, что мы могли действительно быть одновременно у этой реки, но только далеко друг от друга. В феврале 1944 года, уже после взятия Рогачёва, мне пришлось участвовать в захвате плацдарма за этой Друтью, и во время ночного штурма по её льду, даже едва не утонул, угодив в полынью, образованную немецким снарядом. Так, что речка Друть мне очень памятна.
Не обратил я тогда внимания на автора той заметки, и воспринял эту публикацию, как просто присоединение безвестного автора к хвалебным одам «гению» в соседней России. Но вот в той же Рогачевской районной газете «Свободное слово », уже за вторник, 26.02.2013 года увидел в рубрике «АКТУАЛИИ» большую статью её главного редактора Андрея ШИШКИНА, в которой прочёл следующее: «Оказывается, Александр Исаевич Солженицын - участник освобождения Рогачева от немецко-фашистских захватчиков в 1944 году! Более того, по итогам этой войсковой операции он был награжден правительственной наградой - орденом Красной Звезды! В боях за город Рогачев комбат Солженицын бил врага также умело и беспощадно , проявив все свое ратное мастерство и мужество ».
Подчёркиваю, что в этой статье Андрея Шишкина совершенно чётко написано, что «по итогам этой войсковой операции (то есть именно Рогачёвской) он был награжден правительственной наградой - орденом Красной Звезды! ». Далее Андрей Шишкин сообщает: «Как писал в представлении о награждении А.И. Солженицына орденом «КРАСНАЯ ЗВЕЗДА» 6 июля 1944 года командир Разведывательного артдивизиона майор Пшеченко: «...сумел обеспечить разведкой левый фланг наших наступающих частей. 24. 06. 44 (здесь в документе допущена ошибка - неправильно указан месяц. - Прим. Автора А.Шишкина). Орден Красной Звезды за взятие Рогачева догнал капитана Солженицына в середине июля 1944 года». И далее: «...даже была у 794-го артдивизиона надежда получить Почетное наименование «Рогачевский ». Однако, автор, видимо «забыл», что это представление к ордену датировано именно 6-м июля 1944 года , то есть через 2 недели после начала той знаменитой операции «Багратион» по освобождению Белоруссии, а не 24 февраля после освобождения Рогачёва.
Вот здесь я вынужден дезавуировать некоторые искажения действительности, допущенные или умышленно сделанные Андреем Шишкиным либо под воздействием дутого авторитета «знаменитости», либо, что ещё хуже - в угоду ей.
Во-первых, в документе (слова в абзаце выше подчёркнуты мною), который цитирует автор статьи, нет никакой ошибки . Это слова из реального документа войны , представления к награде капитана Солженицына именно в дни, когда уже успех стратегической наступательной операции «Багратион», которая, как известно, началась именно 24 июня 1944 года, через 4 месяца после освобождения Рогачёва , был очевиден. Ко времени подписания представления (именно к 6 июля) были уже освобождены Витебск, Жлобин, Орша, Быхов, Бобруйск, Могилёв, столица Белоруссии Минск и множество других малых и больших городов и сёл. Вполне резонно, что тогда по первым исключительно результативным итогам «Багратиона» в войска могло поступить распоряжение о массовом представлении воинов к наградам, в том числе и артиллеристов, обеспечивших успех операции, как это было и по успешным результатам Курской битвы в 1943 году на Центральном фронте.
Во-вторых, во время Рогачёвской операции февраля 1944 года батарея звуковой разведки, как и весь 794-й Отдельный армейский разведывательный артдивизион 68-й Армейской Пушечной артиллерийской Севско-Речицкой бригады были в составе 65-й армии (а потом и 48-й армии) 1-го, а затем и 2-го Белорусского фронта. По данным из «Справочника «Освобождение городов » (М., Воениздат, 1985) , в состав 3 Армии, освобождавшей Рогачёв, эта бригада никогда не входила. Она тогда была на другом участке фронта, значительно севернее Рогачёва, и к его освобождению касательства не имела. В приказах Верховного Главнокомандующего 68-я ПАБР отмечалась лишь три раза: за участие в освобождении Севска Брянской области 27.08.43 года в ходе Курской битвы в составе 65 Армии и за участие в освобождении Речицы Гомельской области 17.11.1943 г. в составе 48 Армии. Третий раз она упоминалась в приказе Верховного 29 марта 1945, как отличившаяся при взятии Браунсберга (теперь это польский Бранево) в составе той же 48 Армии, когда Солженицын был уже арестован и допрашивался в Москве. Как значится в «Боевом пути Севско-Речицкой ПАБР», «Капитан Солженицын был удостоен ордена Красной звезды за освобождение Бобруйска », а вовсе не за Рогачёв. Да и звание «капитан» ему присвоено 7 мая 1944 года, ещё до начала операции «Багратион», но значительно позднее освобождения Рогачёва, поэтому в это время Александр Солженицын никак не мог быть капитаном.
Правда, сам Солженицын о своих орденах говорил несколько туманно: «А получил я эти два ордена за успешную засечку и корректуру подавления огневых точек противника в битве под Орлом и в прорыве под Рогачевом ». Видимо, слова Солженицына о «прорыве под Рогачёвом» и сбили с толку Андрея Шишкина, который понял, что это происходило именно в феврале 1944 года, Но пойти ради подтверждения своей версии «Солженицына-освободителя Рогачёва» на утверждение якобы ошибочно указанного месяца в документе войны, непростительно, тем более, искушённому журналисту, главному редактору газеты. Документально подтверждено, что на самом деле эта ситуация с награждением сложилась не при взятии Рогачёва, а в операции «Багратион», которая в июне того же года была начата с того Рогачёвского плацдарма, что захватила в феврале 3-я армия, в составе которой дерзко действовал по тылам противника и наш 8-й штрафбат.
Далее: в том представлении от 6 июля реально записано о прикрытии переправ через Друть , что ещё раз подтверждает, что было уже лето, а не лютый февраль. Да и ходатайство о награде подписано командиром дивизиона майором Пшеченко, ещё раз подчеркну, только 6 июля 1944 года. Так что сомневаться в дате исторического документа даже главному редактору газеты не позволительно. Так действуют только отъявленные умышленные исказители нашей героической истории. Районная газета - мощное оружие, тем более что она ближе всех других к читателю. Ей иногда больше доверяют, чем областным или центральным. И жаль, что в погоне за сенсацией или в угоду чему ни будь, в них иногда публикуются искажённые данные.
Поэтому и не могло возникнуть никакой надежды стать «Рогачёвским» 794-му дивизиону, которому, по «свидетельству Андрея Шишкина «было пролито столько пота и крови », как не участвовавшему в освобождении Рогачёва. Например, более мелкое подразделение, 141-я отдельная рота огнемётчиков, только один взвод которой героически действовал в рейде нашего штрафбата в тыл противника, получила наименование «Рогачёвской». (Проверено по «Справочнику «Освобождение городов » М., Воениздат, 1985) . Дело, в том, что автор статьи А. Шишкин неверные данные, вероятно, взял из 3-й части ангажированной книги Людмилы Сараскиной «Александр Солженицын », вышедшей в России, в серии ЖЗЛ, «Жизнь замечательных людей », и не убедился в корректности слов Сараскиной, члена жюри премии А. Солженицына .
На счёт такой громкой публикации Шишкина директор средней школы, которой я сообщил о его статье, возмущённо ответила:
«Что касается моего мнения по поводу статьи Шишкина, то я не могу понять, как можно, будучи дилетантом, брать на себя смелость так фальсифицировать историю?! Ещё раз хотим высказать Вам слова благодарности ». И, наконец, как видите, всё вышесказанное свидетельствует, что соседями по Друти мы тоже не были Батареи звуковой разведки, как правило, дислоцируются не ближе 3-5 километров от передовой линии фронта, вовсе не там, где идёт соприкосновение противостоящих войск.
К сведению: в дальнейшем 68 армейская ПАБР полковника Травкина Захара Георгиевича, где командиром батареи звуковой разведки состоял Солженицын, перешла из состава 1-го Белорусского фронта в состав 48 Армии 2-го Белорусского фронта и там находилась до конца войны.
В «Хронологии жизни и творчества А. И. Солженицына
Http://solzhenicyn.ru/modules/pages/Hronologiya_zhizni_i_tvorchestva_A_Solzhenicyna.html) этот период его жизни обозначен так:
«1944, 1-3 января - в ходе восьмой фронтовой встречи Солженицына и Виткевича
составлена «Резолюция N 1».
Январь - стояние в лесу под Рогачёвом в обороне.
Начало марта - переправа через Днепр.
С 6 на 7 марта - 300-километровый марш и занятие плацдарма между Днепром и Березиной.
Конец марта - Солженицын уезжает в двухнедельный отпуск, первый за войну».
Несколько уточнений по этой хронологии. Во-первых, в новогодние дни 1944 года Солженицын проводит восьмую фронтовую встречу с Виткевичем, его школьным другом, проходящим службу начальником химслужбы в другой воинской части того же 1-го Белорусского фронта. Какие удобные условия на фронте для празднований и таких частых встреч!
Во-вторых, уже тогда сочинялась «Резолюция N1» по организации «антисталинской группировки».
В-третьих, «стояние в лесу», «переправа через Днепр», а не форсирование его под огнём противника, да и «300-километровый марш» - это, конечно, не виды боевых действий и не напряжённая работа звукометристов батареи Солженицына.
Кстати, только автору «хронологии», наверное, понятно, как это можно «занять плацдарм между Днепром и Березиной». Между прочим, некоторые бездумные поклонники Солженицына используют термин «батарея звукоразведки», чтобы приклеить её командиру эпитет лихого разведчика!
И ещё: всем фронтовым офицерам переднего края, в том числе и моим товарищам по штрафбату, да и мне самому не удавалось побывать в отпуске или съездить домой на побывку к матери даже после тяжёлых ранений. А вот Солженицын ухитрился с фронта, а не из госпиталя по ранению, съездить в отпуск и, оказывается, не раз. Значит, была у него такая возможность, которой не было у офицеров переднего края.
Наверное, пора перейти вообще к исследованию всего периода воинской службы Александра Солженицына.
7. «Хронология жизни и творчества » Солженицына в годы войны
Как уже известно, Солженицын был сыном белого офицера, отец и мать его происходили из семей очень богатых землевладельцев и скотоводов. По тайному признанию матери, ее муж Исай (или Исаак) Семёнович был казнен красными. Дед Семен Ефимович Солженицын - это, как бы перенесенная гением Максима Горького в литературу фигура из жестокой, примитивной и отсталой действительности царской России. Это был несговорчивый и хитрый сельский богач, которому принадлежали две тысячи гектаров земли и двадцать тысяч овец, и на которого гнули спину, влача нищенское существование, пятьдесят батраков. Человек, прославившийся своей жестокостью далеко за пределами собственного поместья.
Не совсем «правильное» социальное происхождение, тем не менее, не помешало будущему «главному гулаговеду», возомнившему себя «новым классиком русской литературы», поступить в 1936 году на мехмат Ростовского госуниверситета. Сталинский стипендиат Александр Солженицын, закончил его с отличием в 1941 году. Солженицын, ещё, будучи студентом 3 курса РГУ, в 1939 году поступил на заочное отделение факультета литературы знаменитого Института философии, литературы и истории в Москве.
Первая жена его Наталья Решетовская также была дочерью белого офицера. Вторая жена тоже Наталья, рождения 1939 года, до 1956 года жила под фамилией Великородная, так как родилась в Москве, в семье «коренной москвички» Екатерины Фердинандовны Светловой и Дмитрия Ивановича Великородного из «ставропольских крестьян». (Не странновато ли ставропольским крестьянам носить имя Фердинанда и фамилии Великородных!). Дед по матери Фердинанд Юрьевич Светлов, в начале века эсер-максималист, затем, в советское время крупный работник газеты «Известия», репрессирован в 1937 году. В 1956 году, в период массовой хрущёвской «реабилитации» как невинных, так и откровенных вредителей или бандитов, всплыло выгодной стороной это старое дело «деда по материнской линии», и Наталья Великородная стала Натальей Дмитриевной Светловой. Пришло время, когда нужно было заменить Решетовскую и стала Наталья Дмитриевна Солженицыной.
Это ничего не меняет в оценке деятельности Солженицына, как ярого антисоветчика и антипатриота. Мы знаем очень многих представителей высшей военной знати царского, довоенного времени, честно служивших в Красной армии и заслуживших почёт и уважение нашего народа.
Из 150 тысяч профессиональных военных, служивших в офицерском корпусе царской России, в Красной Армии сражалась половина их: семьдесят пять тысяч человек против 35 тысяч старого офицерского состава на службе у белогвардейцев. Добрая половина (53%) командного состава Красной Армии являлись офицерами и генералами Императорской Армии. Маршалами Советского Союза стали в Великой Отечественной войне такие известные военачальники как бывший подпоручик Л.А. Говоров, штабс-капитаны Ф.И. Толбухин и А.М. Василевский, а также полковник Б.М. Шапошников и не одни они.
Александр Солженицын, рождения 1918 года, к Красной Армии прикоснулся лишь в 23-летнем возрасте, после того, как, в 1941 году окончил с отличием физико-математический факультет Ростовского государственного университета. К тому времени прошёл и 2 курса заочного отделения Московского Института философии, литературы и истории. По воспоминаниям школьных и университетских друзей, «учился на математика «отлично» (сталинский стипендиат), изучал историю и марксизм-ленинизм ».
Речь Молотова 22 июня о начале войны застала его в Москве. В московский военкомат он не пошёл, объясняя это тем, что военный билет оказался в Ростове-на-Дону. Оказывается, в том документе было отмечено ограничение к службе в армии, что не учтут московские военкоматы. А связано было это ограничение с истеричностью характера Солженицына, проявляющееся иногда даже потерей сознания. Правда, те кто его знал хорошо, считали, что это у него умение «наиграть» такое состояние. Недаром летом 1938 года он пытался сдать экзамены в театральную школу Ю. А. Завадского в Москве, но неудачно. Первая жена Солженицына Наталья Решетовская в своей «В споре со временем » приводила разговор с доктором медицинских наук, известным хирургом Кириллом Симоняном, одноклассником мужа:
« - Ты ведь знаешь,- сказал он,- что Саня в детстве был очень впечатлителен и тяжело переживал, когда кто-нибудь получал на уроке оценку выше, чем он сам. Если Санин ответ не тянул на «пятерку», мальчик менялся в лице, становился белым, как мел, и мог упасть в обморок. Поэтому педагоги говорили поспешно: "Садись. Я тебя спрошу в другой раз". И отметку не ставили. Такая болезненная его реакция на малейший раздражитель удерживала и нас, его друзей, от какой бы то ни было критики в его адрес ».
Как это «качество» в дальнейшем выгодно служило уже взрослому Сане-Александру, видно из всей его жизни. Сделаем небольшой экскурс в будущее Солженицына, подтверждающий умение пользоваться этой своей «особенностью». Вот один пример из книги Ржезача «Спираль измены Солженицына», где он описывает подобный транс, не раз демонстрированный Солженицыным в цюрихской съёмной квартире чешского эмигранта доктора Голуба перед собравшимися журналистами: «Тишина. Александр Исаевич Солженицын снова наклоняется вперед. Сначала он обхватывает руками колени, затем разводит руки в широком пророческом жесте. На щеках проступают чахоточные пятна, черты лица мгновенно обостряются, взор мутнеет, и кажется, что он не воспринимает ни лиц, ни предметов, а все его внимание обращено внутрь, поглощено созерцанием собственных нематериальных видений.
...Слышно лишь хриплое дыхание Александра Исаевича Солженицына. Треугольное лицо, минуту назад еще покрытое румянцем, неожиданно бледнеет. - Друзья мои! Мне плохо, невероятно плохо, - дрожащим голосом вымолвил он и, не попрощавшись, выбежал в соседнюю комнату. Чемпионы по каратэ (охранники-телохранители - АВП) заботливо подхватив под руки, уводят его в холл и передают на попечение доктору Прженосилу. Автомобиль с задернутыми занавесками увозит Александра Исаевича Солженицына на его виллу, куда имеют доступ лишь четверо-пятеро избранных и тщательно проверенных. Я подхожу к личному врачу лауреата Нобелевской премии и спрашиваю:
- Что случилось с Александром Исаевичем, господин доктор? Сердечный приступ? Врач снисходительно улыбается: - Уже все в порядке. Это истерия, как обычно. Потом, вздохнув, добавляет: - Знаете, я думал, что буду лечить Льва Толстого нашего столетия, а пока бегаю, как собачонка, вокруг человека, который до невероятия похож на Гришку Распутина...» Вот ещё продолжение той сцены: « - Господа, - начинает христианский демократ доктор Г.... - Никогда, господа, никогда еще не было на свете такой диктатуры, какую установил бы этот дикарь, если бы дорвался до власти ».
Подобных артистичных жестов и поз Солженицын демонстрирует в Цюрихе немало. Как рассказывает тот же Томащ Ржезач, «Он снова широко разводит руками: « - Я остался один... Один. И со мной Бог, вошедший в меня, И русский дух. Разве этого мало? Достаточно для того, чтобы справиться с коммунистами! ».
Да простит мне читатель мои личные предположения о том, что неоднократное пользование Солженицыным этим эффектным рефлексом, наводит на одну тривиальную мысль. По-моему, иногда, «в минуты просветления» он понимал, что Льва Толстого из него не получится. Так не прикидываться ли иногда блаженным, юродивым? На Руси многих из них считали провидцами, целителями если и не плоти, то душ человеческих. А имена русского Святого, юродивого Василия Блаженного и Святой блаженной Ксении Петербургской особо почитаются церковью. Может и у Солженицына была надежда на такое особое почитание, если даже не признают гением?
Возвратимся, однако, в Москву первого дня войны. Как мы уже говорили, в военкомат он не пошёл, а уехал из Москвы в Ростов. Добровольцем там тоже не записался, а дождался, когда только в октябре 1941 года был мобилизован. Как ограниченно годный к военной службе по той же психоневрологической неуравновешенности, по мобилизации попал в гужтранспортный батальон. И шутил своим друзьям: «Я с начала войны коням хвосты заноси л».
Вот как дотошный биограф Солженицына (Людмила Сараскина) фиксирует эти события в «Хронологии жизни и творчества» своего героя:
1941, 18 октября - определён ездовым в 74-й Отдельный гужтранспортный батальон.
Наступает 1942 год. Нет ещё ни Сталинграда, ни Курска. Замкнут в кольцо Ленинград, а выпускник мехмата РГУ Солженицын «коням хвосты заносит».
1942, 18 марта - откомандирован в штаб Сталинградского округа, откуда направлен на Артиллерийские курсы усовершенствования комсостава в Горьковскую область.
Военные специалисты справедливо посчитали, что математик с высшим образованием лучше и быстрее освоит артиллерийское дело, науку засечки сложной специальной аппаратурой по звуку выстрелов вражеских батарей. Грамотно и своевременно будет давать координаты целей вражеских батарей, и в то же время будет учтено его ограничение от напряжений и стрессов непосредственного участия в боях.
14 апреля - направлен в Кострому, в 3-е ЛАУ (Ленинградское артиллерийское училище).
Закончив в Костроме 2-го ноября 42-го года артиллерийское училище (сокращённый курс) и получив два «кубаря» в петлицы, свежеиспечённый лейтенант прибыл в запасной артполк в Саранск, где формировались Отдельные разведывательные артиллерийски дивизионы, в том числе и 794-й ОРАД. Солженицына там назначают вначале заместителем командира батареи звуковой разведки, как имеющего высшее математическое образование, но вскоре и командиром батареи. Понял тогда Александр Исаевич цену своего диплома университетского математика «с отличием» из Ростова и двух курсов заочного отделения Московского Института философии, литературы и истории. Естесcтвенно, он производил этим впечатление, и умело пользовался своим положением знатока, чувствуя своё превосходство над старшими по должности и званию и в дальнейшем.
Три месяца ушло на формирование и слаживание, и 13 февраля 1943 года - выезд на Ленинградский фронт, недалеко от Старой Руссы. Командиру артиллерийской батареи звукоразведки, то есть «пушкарю» без пушек не нужно готовить орудиям своей батареи данные для стрельбы и подавать команду «Огонь!». Его дело: засечь издалека звукозаписывающей аппаратурой и определить позиции немецких орудий, рассчитать координаты и передать сведения стреляющим батареям. Вместе со сложными приборами, записывающими на бумагу множество кривых с передовых звукопостов, понадобятся не приборы для расчёта траектории и угломеры, а карта, и циркуль, транспортир, линейка, и даже курвиметр, чтобы умело расшифровать все эти графики. Беспокоиться о количестве снарядов и выборе позиций для батареи ему не нужно.
1943, 13 февраля - сформированный дивизион передислоцируется на Северо-Западный фронт , позиции занял в 11 километрах от переднего края обороны только 4 марта.
Конец марта - дивизион перебрасывают на Центральный фронт.
По решению Ставки дивизион вместе с другими силами сосредотачивают на направлении главных планируемых событий - будущей Курской битвы. Там готовится грандиозное после Сталинграда сражение.
Конец апреля- 12 июля - дивизион передан в резерв Брянского фронта .
Успех битвы на Курской дуге вознёс в очередной раз артиллерию до высот «Бога войны». 794-й ОАРАД в составе пушечной артиллерийской бригады тогда входил в 63-ю Армию генерала В.Я. Колпакчи Брянского фронта, и эта бригада, отличившаяся при взятии Севска, получила почётное наименование «Севская». Солженицын получает орден «Отечественной войны 2 степени». Далее наступление широким фронтом идёт через Украину, и Центральному фронту определяется направление на Белоруссию. Вскоре Центральный фронт переименовывается в Белорусский. О том, как проявлял себя, какие «лишения» испытал и переживал на фронте командир необычной артиллерийской батареи, нам теперь уже ясно. Чем он расплатился за своё дезертирство с фронта и как использовал свое гипертрофированное самолюбие, «приобретённый рефлекс», ложь, обман и трусость, тоже выяснили. Теперь перейдём к его «творчеству».
Александр Пыльцын , штрафбатовец-фронтовик Великой Отечественной, действительный член Академии военно-исторических наук, автор книг о штрафных батальонах, генерал-майор в отставке
(Продолжение следует)
Семён БАДАШ (Германия)
Открытое письмо Солженицыну
А лександр Исаевич!
Есть несколько причин, побудивших меня к написанию этого письма. Первая — та, что мы оба разменяли девятый десяток жизни, оба нездоровы и все ближе подходим к ее концу. Вторая — вытекает из первой: все меньше и меньше остается живых свидетелей нашего совместного в молодости пребывания в Особлаге в Экибастузе. К примеру, из четырех экибастузцев в эмиграции трое уже ушли в мир иной: Дмитрий Панин, Александр Гуревич, Андрей Шимкевич (о нем я писал в моей книге воспоминаний «Колыма ты моя, Колыма», в главе «Интересные судьбы»). Остался я один. Ушли из жизни и три четверти экибастузцев на родине. А поскольку в «Архипелаге Гулаг» Ваше пребывание в Особом лагере в Экибастузе отражено не совсем точно, то я считаю нужным рассказать то, что известно мне. По ходу пришлось коснуться и некоторых других аспектов освещения Вами Вашего восьмилетнего пребывания в заключении.
Другой причиной к написанию этого письма послужила наша редкая в эмиграции переписка по линии Германия-Кавендиш и обратно, как и происшедшая с Вами в эмиграции метаморфоза. Наконец, я хочу — по известным мне фактам и по публикациям заслуживающих доверия авторов — напомнить о Вашем отношении к некоторым людям, в свое время оказавшим Вам большую помощь.
Наша единственная после освобождения встреча состоялась в Москве, в квартире киносценариста Льва Алексеевича Гросмана. У него, на улице Ульбрихта (близ метро Сокол), часто собирались бывшие друзья-экибастузцы: Семен Немировский, Александр Гуревич, Леонид Талалаев и я. Один раз там я видел и Вас. Вы уже были знаменитым писателем. К сожалению, Вы скрывали, что работаете над «Архипелагом Гулаг», иначе я рассказал бы Вам подробности о Норильском восстании заключенных в 1953 году, и не было бы белого пятна в «АГ», где Вы пишите: «…и крупное восстание в Горлаге (Норильск), о котором сейчас была бы отдельная глава, если бы хоть какой-нибудь был у нас материал. Но никакого». («АГ» часть 5-я, стр. 295. изд. ИМКА-ПРЕСС, Париж, 1973 г.)
В Экибастузе Лев Гросман был Вашим близким другом — в «Иване Денисовиче» Вы изобразили его Цезарем Марковичем. А много лет спустя, когда я, уже живя в Германии, сообщил Вам о его смерти в Москве, Вы коротко ответили: «Жаль хорошего человека». На мое упоминание о Ваших посещениях Льва Гросмана в Москве, как и о нашей у него встрече, Вы ответили: «Я такого не помню». Должен сказать, что этот ответ меня тогда удивил, но я не посмел усомниться в его правдивости. Но в 1986 году, путешествуя по Израилю, я встретился с эмигрировавшей туда вдовой Гросмана. Она мне рассказывала о Ваших многократных посещениях, о том, как Гросман однажды даже отвозил Вас на своих «Жигулях» в Рязань. Она рассказала и о том, что вывезла архив покойного мужа, в том числе его неизданные рассказы и сценарии, что писала Вам об этом в Кавендиш с просьбой посодействовать разбору архива и публикации заслуживающих того материалов. Но Вы ей ответили, что своего издательства у Вас нет и заниматься архивом Вам недосуг. А ведь при Вашем положении и влиянии достаточно было одного слова, чтобы нашлось издательство, готовое хотя бы просмотреть эти материалы.
К сожалению, это не единственный случай Вашего, мягко говоря, неадекватного отношения к своим бывшим друзьям, в том числе и к людям, которым Вы многим обязаны. Вот передо мной лежит книга Ильи Зильберберга «Необходимый разговор с Солженицыным» (Ilyа Zilberberg. 14 Colchster Vale. Fоrest Row. Sussex. Great Britain. 1976). Ее автор был дружен с семьей Теушей, у которых тайно хранился Ваш архив. После того, как квартира Теушей стала ненадежной, они, уезжая в отпуск, передали его Илье Иосифовичу Зильбербергу. Но к тому времени гебисты уже поставили на прослушивание телефон Теушей и заранее обо всем знали. 11-го сентября 1965 года они нагрянули с обыском к Зильбербергу, забрали папку с Вашими материалами, после чего и Теуша, и Зильберберга много недель таскали на допросы. Вы же не только не приняли участия в их судьбе, но несколько месяцев даже не появлялись у Теушей, а Зильберберга даже обвинили в сотрудничестве с ГБ. Вам, конечно, поверили в диссидентских кругах, после чего этот кристально чистый человек много лет жил с клеймом, которое оставалось на нём и после эмиграции из СССР. Все его попытки объясниться с Вами или с вашими доверенными людьми ни к чему не привели. В «Теленке» Вы пренебрежительно и оскорбительно назвали В. Л. Теуша «антропософом, передавшим архив своему прозелиту-антропософу, молодому И. Зильбербергу». («Бодался теленок с дубом», ИМКА-ПРЕСС Париж, 1974, стр. 115)
Или вот лежит передо мной посланное Вам в Кавендиш из Кельна письмо покойного Льва Зиновьевича Копелева, с которым Вы дружили в «шарашке» и вывели его под именем Рубина в «В круге первом». Ваша тесная дружба с Копелевым продолжалась много лет и на воле. Именно благодаря Льву Копелеву и его жене Раисе Орловой рукопись «Ивана Денисовича» попала в руки Твардовского, что и определило Вашу писательскую судьбу. (Лично я не могу забыть оказанный мне Львом Зиновьевичем и Раисой Давыдовной радушный прием и их заботу после моей эмиграции в Германию). Письмо Копелева от 30.11.1986 года не предназначалось для публикации. Его копия хранилась у известного литератора Е.Г.Эткинда, который в 1990 году передал его в редакцию журнала «Синтаксис» с запретом его публикации. И лишь в 1993 году Е.Г. Эткинд снял это табу. М. Копелева и П. Литвинов настояли на его публикации, а потому оно было опубликовано с большим опозданием лишь в 2001 году (См. PS от редакции на стр.102 журнала «Синтаксис» № 37-2001 г. Париж). В этом письме Ваш близкий друг, в частности, пишет Вам: «Ты беспредельно самоуверен, из-за чего ты теряешь близких тебе людей», «Любое несогласие или, упаси Боже, критическое замечание ты воспринимаешь как святотатство, как посягательство на абсолютную истину, которой владеешь только ты, и, разумеется, как оскорбление России, которую только ты достойно представляешь». И далее: «Ты и твои единомышленники утверждаете, что исповедуете религию добра, любви, смирения и справедливости. Однако в том, что ты пишешь в последние годы, преобладают ненависть, высокомерие и несправедливость. Ты ненавидишь всех мыслящих не по-твоему, живых и мертвых. Ты постоянно говоришь и пишешь о своей любви к России и честишь всех, кто не по-твоему рассуждает о русской истории. Но неужели ты не чувствуешь, какое глубочайшее презрение к русскому народу и к русской интеллигенции заключено в той черносотенной сказке о жидо-масонском завоевании России силами мадьярских, латышских и др. «инородческих» штыков? Именно эта сказка теперь стала основой твоего «метафизического» национализма, осью твоего «Красного колеса». Увы, гнилая ось».
Да и в «Теленке» подробное описание Вашей постоянной «игры в прятки» с А.Т. Твардовским, вознесшим Вас на Олимп, не делает Вам чести. Или возьмем еще одного Вашего близкого друга, Дмитрия Панина, сидевшего с Вами на «шарашке», а затем способствовавшего Вашему устройству нормировщиком в свою бригаду в Экибастузе. (Его Вы изобразили в том же «Круге первом» Солагдиным). Незадолго до его смерти в Париже он порвал с Вами отношения, а после его смерти супруга заявила, что, по завещанию покойного, сможет открыть его архив только через 10 лет после Вашей , Александр Исаевич, смерти. С чего бы это? Вывод может быть только один: в архиве Панина есть компрометирующие Вас материалы, которые он, однако, щадя Вас, завещал не разглашать при Вашей жизни и долго после нее.
Но вернемся к основной теме этого моего Открытого письма.
В 1979 году, еще живя в Москве, я впервые получил возможность бегло ознакомиться с трехтомником «АГ», который мне дали только на два дня. Прежде всего, я обратил внимание на неверное изложение Вами нашей забастовки-голодовки в Экибастузе зимой 1952 года, как и на практически полное отсутствие информации о Норильском восстании в 1953 году, и потому засел за его описание. А затем решил описать весь свой гулаговский путь от Лубянки с апреля 1949 года — через Особлаги в Экибастузе, Норильске и на Колыме, шестимесячное сидение в Лефортовской тюрьме, пока длился пересмотр моего дела — и до освобождения в октябре 1955 года по реабилитации. Рукопись моих воспоминаний под первоначальным названием «Между жизнью и смертью» была переправлена на Запад, где и дождалась моей эмиграции в начале 1982 года. Между прочим, в моей книге я упоминал о том, как в Экибастузе с папкой нормативных справочников ходил в колонне зэков нормировщик Саша Солженицын. При описании Вами забастовки-голодовки в Экибастузе зимой 1952 года верно рассказано лишь об уничтожении стукачей, названном Вами «рубиловкой».
Вы, Александр Исаевич, только догадывались о существовании нелегального многонационального лагерного Совета зэков. Вы писали: «Очевидно, появился и объединенный консультативный орган — так сказать Совет национальностей» («АГ», часть 5-ая, стр. 251). А Совет был, и действительно многонациональный. От евреев в него был приглашен я, а инициаторами и руководителями были авторитетные у бандеровцев братья Ткачуки. Вы, Александр Исаевич, выражали удивление, как точно узнавались стукачи. А ларчик открывался просто. Когда «куму», то бишь оперу, потребовался дневальный, чтобы мыть в его кабинете полы, топить печь и т.п., нашим Советом был подослан молодой паренек из бандеровцев, который и сообщал, кто ходит к «куму» стучать. Но стукачей убивали не сразу. Сначала каждый стукач вызывался на Совет, и если раскаивался, то за ним устанавливалось наблюдение. И если оказывалось, что он продолжает ходить к «куму», то тогда Совет принимал решение о его ликвидации. (Решение считалась принятым только при единогласном утверждении всеми членами Совета). Ненависть к стукачам была такой сильной, что в исполнителях приговоров недостатка не было — особенно среди западноукраинского молодняка.
В «АГ» Вы, Александр Исаевич, ничего не сказали о национальной принадлежности этих стукачей. В большинстве они были русскими или прибалтами. Ни одного стукача из бандеровцев не было.
Подозреваемых в этих убийствах сажали во внутрилагерную тюрьму (БУР) — в одну общую камеру, а в другой камере содержали стукачей, сбежавших из зоны из боязни расправы. 21 января 1952 года начальник режима Мачаховский открыл в БУРе эти две камеры, и стукачи начали избивать предполагаемых убийц, требуя назвать вдохновителей и организаторов убийств. Возвращавшиеся с работы колонны зэков, услышав крики о помощи, чтобы помочь избиваемым, по команде руководителей-бандеровцев начали осаду БУРа. Стали ломать забор, окружавший БУР. В этом участвовали в основном бандеровцы, и к ним присоединилось небольшое число зэков других национальностей. В «АГ» это опущено, ибо Вы постоянно принижаете роль бандеровцев (Вы также неверно именуете их «бендеровцами»), хотя их в лагере было около 70 процентов, и именно они, а не русские, как Вам бы хотелось, были основной силой. Вы осаду БУРа и открытие перекрестного огня по зоне с четырех угловых вышек перенесли на 22-е января, чтобы совместить эту дату с Кровавым Воскресеньем. Но все зэки Экибастуза помнят дату 21-го января, ибо это был день смерти Ленина. Кстати, не Вы ли писали, что при открытии по зоне огня сидели в столовой и доедали свой ужин, а когда стрельба прекратилась, побежали прятаться в барак?
Одна из причин к написанию этого письма — Ваша частая противоречивость. При крайне негативном отношении ко всем революционерам, в том числе и к эсерам, Вы радостно закончили главу об экибастузском и кенгирском восстаниях эсеровским лозунгом: «В борьбе обретешь ты право свое!» («АГ», часть 5-ая, стр. 292). В «Теленке» Вы писали, как раздражало Вас изображение «человека в кепочке», видное из окна Вашей квартиры в Рязани; но когда журнал «Новый мир» представил Вас к Ленинской премии, Вы были рады и довольны, полагая, что это укрепит Ваше положение. Так же расчетливо Вы конструируете свой даже чисто внешний имидж. При издании «АГ» Вы поместили свою фотографию в телогрейке, с сохраненными лагерными номерами. А ведь Вам должна быть известна такая лагерная притча: в один зимний день освобождаются двое зэков. Один все годы был придурком. В теплом новом бушлате, в меховой шапке и с шарфом, он за зоной поет:
«Долго в цепях нас держали,
Долго нас голод морил,
Черные дни миновали
Час избавления пробил…»
Второй зэк весь срок был работягой, несколько раз доходил. В телогрейке поверх рубашки, в ботиночках б\у и легкой лагерной шапочке. Ему под телогрейку задувает морозная метель, а он поет:
«А ну-ка песню нам пропой веселый ветер,
Веселый ветер, Веселый ветер,
Моря и горы ты обшарил все на свете…..»
Вот я и спрашиваю Вас, Александр Исаевич, к какому из этих двоих типов освобождающихся зэков следует отнести Вас? Иначе говоря, как реально проходил Ваш «детский срок» заключения — в 8 лет. (Вы сами сроки в 5 и в 8 лет, когда у большинства были по 25, у меньшей части — по 10 лет, называли «детскими»). После кратковременного пребывания в промежуточном лагере под Новым Иерусалимом, Вы попали на строительство дома у Калужской заставы в Москве (ныне площадь Гагарина), и сразу стали зав. производством, а затем нормировщиком. Вы описываете подробно свое привилегированное положение: жили в большой комнате на 5 зэков, с нормальными кроватями, с нестрогим режимом. На стр. 248 части 3 «АГ» Вы писали: «Придурки производства… но положение их на производстве — льготное». И далее на стр. 254: «Посты придурков — ключевые посты эксплуататоров». Вас для вербовки в стукачи вызвал «кум», то бишь опер МГБ. Об этом Вы подробно пишете («АГ», часть 3-я, стр. 355-360). Вот лишь одна цитата: «Страшно-то как: зима, вьюги, да ехать в Заполярье. А тут я устроен, спать сухо, тепло и белье даже. В Москве ко мне жена приходит на свидания, носит передачи… Куда ехать! Зачем ехать, если можно остаться?» И Вы даете подписку о сотрудничестве с МГБ под кличкой «Ветров». Не является ли это еще одним Вашим противоречием: то Вы гордитесь своей фронтовой храбростью (бесстрашно ходили или ездили по минным полям), то поддаетесь на вербовку МГБ, что сами характеризуете как непростительную слабость. Кроме того, Вы сами о себе писали: «Или вот сам я полсрока проработал на шарашке, на одном из этих Райских островов. Мы были отторгнуты от остального Архипелага, мы не видели его рабского существования, но разве не такие придурки?» («АГ», часть 3-я, стр. 254) А когда Вас все-таки шуганули в Экибастуз, Вы и там пристроились сперва нормировщиком, о чем Вы умалчиваете, а затем — бригадиром, о чем упоминаете вскользь. Из 8 лет заключения, 7 лет Вы ни разу не брали в руки ни пилы, ни лопаты, ни молотка, ни кайла.
Я хорошо помню, как в одной из бригад, на морозе со степным ветром таскал шпалы и рельсы для железнодорожного пути в первый угольный карьер — такое не забывается! А Вы все рабочее время грелись в теплом помещении конторки. И когда в бригаде Кулиева, в летний зной, я на строительстве мехмастерских рыл под фундамент глубокий котлован, перебрасывая глину наверх в три перекидки, Вы прохлаждались в той же конторке. Наконец, когда после нашей 5-дневной, с 22 по 27 января, забастовки-голодовки (голодовка была снята по распоряжению лагерного Совета, в виду опасного ухудшения состояния многих участников) объявили о планируемом расформировании лагеря, Вы, Александр Исаевич, чтобы снова избежать этапа, легли в лагерную больницу, якобы, со «злокачественной опухолью». То была настоящая «темниловка». Причем, Вы пишите, что Вас должен был оперировать врач Янченко, тогда как единственным хирургом в Экибастузе был врач из Минска, из давно обрусевшей немецкой семьи, Макс Григорьевич Петцольд. (Между прочим, его отец был автором известного учебника немецкого языка, по которому до революции учились во всех русских гимназиях).
То, что Вы «темнили» в лагере, стремясь избежать этапа, можно понять. Но Вы и в «АГ» продолжали «темнить» относительно Вашего ракового заболевания, о котором набрались поверхностных знаний на уровне популярных брошюрок. Так, Вы писали: «Мне пришлось носить в себе опухоль с крупный мужской кулак. Эта опухоль выпятила и искривила мой живот, мешала мне есть и спать, я всегда знал о ней. Но тем была ужасна, что давила и смещала смежные органы, страшнее всего было, что она испускала яды и отравляла тело». ((«АГ», часть 4-я, стр. 619). А потом, в «Теленке», о 1953 годе: «Тут началась ссылка, и тот час же в начале ссылки — рак». Но «темниловка» с «раком» на этом не закончилась. Желая вырваться из Тьмутаракани, т.е. из поселка Кок-Терек, Вы начали «косить и темнить» на «раковые метастазы». Вы писали: «Второй год растут во мне метастазы после лагерной незаконченной операции» («АГ», часть 6-я, стр. 431). Но если была операция в лагере, то кто ее делал, и что значат слова «осталась незаконченной»? Под конец, уже в «Теленке», Вы описываете, как перед высылкой из страны, после суток пребывания в Лефортовской тюрьме, осматривавший Вас тюремный врач «проводит руками по животу и идет по краям петрификата». («Бодался теленок с дубом», стр. 459). Значит «раковая опухоль» петрифицировалась, а куда же делись «метастазы»? Думаю, что ни один грамотный читатель, не говорю уже о людях с медицинским образованием, не поверит в возможность самоизлечения от рака, да еще и с метастазами.
В Экибастузе этой «темниловкой» Вам удалось спастись от этапа, а из ссылки — вырваться в областную онкобольницу, давшую Вам материал для романа «Раковый корпус». Но что побуждало Вас продолжать эту «темниловку» потом, в Ваших книгах, когда Вы уже стали всемирно известным писателем с репутацией бескомпромиссного правдолюбца? Неужели мировая общественность заслуживает от Вас, бывшего советского зэка, такого же отношения, как лагерные кумы и оперы, с которыми приходилось «темнить» для того, чтобы выжить.
В «Теленке» Вы писали: «Писать надо только для того, чтоб об этом обо всем не забылось, когда-нибудь известно стало потомкам». Следуя этому совету, я и написал это Открытое письмо.
Декабрь 2002 г.
ПОСТСКРИПТУМ
В январе 2003 года из Иерусалима мне в Германию позвонил мой друг, тоже бывший сталинский зэк Михаил Маргулис (автор книги «Еврейская камера Лубянки», изд. «Гешарим» 1996 г.) и сообщил, что во втором томе Вашей последней работы «200 лет вместе» Вы упомянули меня. Заказав и получив эту книгу, я действительно нашел упоминание своего имени, но в каком контексте! Использовав цитату из моей книги «Колыма ты моя, Колыма», большинству Ваших читателей недоступную в виду того, что она была издана только один раз мизерным тиражом, почти 20 лет назад (Нью-Йорк, «Эффект» 1986), Вы придали моим словам смысл, противоположный истинному, оболгав меня и народ, к которому я имею честь принадлежать. Признаюсь, я не сильно был удивлен, потому что Ваша методика обращения с документальным материалом, который Вы используете, давно не являются новостью.
Я был арестован московским МГБ не после 3-го курса мединститута, как Вами указано, а во время сдачи экзаменов за 4-ый курс в апреле 1949 года, т. е. пройдя уже несколько клинических кафедр, о чем подробно рассказано в моей книге (стр. 17). Но будем считать это «недоразумение» в Вашей интерпретации мелочью. Без спотычки и конь не пробежит .
В книге, написанной еще в России и нелегально из нее высланной, я не рискнул по понятным причинам назвать фамилии всех организаторов и руководителей нашего нелегального лагерного Совета, решавшего судьбы стукачей и наиболее лютых к рядовым зэкам бригадиров, но ныне я могу их назвать. Организаторами Совета были братья Ткачуки, Николай и Петр, оба из Черновиц. В Совет входили еще три бандеровца: Сергей Кравчук с Ровенщины, Степан Процив и Владимир Матьяс со Львовщины. От русских в Совете были Анатолий Гусев и армейский офицер, бывший Герой Советского Союза, Иван Кузнецов. От прибалтов — латыш Рудзитис и литовец Виктор Цурлонис, от кавказцев — армянин Арутюнян и от среднеазиатов — узбек Ахмед Башкетов.
По прибытии в Норильск нашего двухтысячного этапа, собранного на центральной пересылке в Караганде из неугодных Степлагу зэков, нашим руководителям из бандеровцев нужен был свой, проверенный по Экибастузу человек в больнице. Они просили весьма авторитетного зэка, главного врача, блестящего хирурга, украинца Омельчука помочь мне — при моем незаконченном, но все-таки медицинском образовании — получить место в больнице. Благодаря ходатайству Омельчука вольная начальница санчасти Горлага Евгения Александровна Яровая — тоже украинка — приняла меня на работу в туберкулезное отделение больницы. Так было написано в моей книге, но Вы это опустили, зато процитировали написанное несколькими строчками ниже, что параллельно меня рекомендовал начальнице санчасти (ее имя Вы не называете) зэк-рентгенолог Нусбаум, которого просил об этом Макс Григорьевич Минц. Ампутацию моего текста Вы проделали для того, чтобы подтвердить конкретным примером Вашу главную мысль: будто в ГУЛАГе евреи захватывали придурочные должности и туда же пристраивали «своих». Более того, перечислив упоминавшиеся мною фамилии работавших в больнице зэков, Вы, ничего не зная об этих людях и их долагерных профессиях, всех их тоже записали прилипалами-евреями. Все это ложь. Главврачом и хирургом был, как я уже упоминал, украинец Омельчук, зав. туберкулезным отделением был эстонец Реймасте, получивший диплом врача в Тартуском университете. Дипломированный врач-гинеколог еврей Генкин, за отсутствием женщин, работал, чередуясь со мной, на амбулаторных приемах. Пожилой и опытный рентгенолог Нусбаум, венгерский еврей из Будапешта, попал в Горлаг Норильска по спецнаряду, ибо таких специалистов с большим стажем на «Архипелаге» было не густо. Горелик имел фельдшерский диплом и не был евреем, а чехом из города Простеев. Рентгенотехник Саша Гуревич — еврей из Киева — и на воле был рентгенотехником. Незадолго до нашего восстания был принят на работу в больницу врач-чех Борис Янда, окончивший Карловский университет в Праге. Таким образом, все работавшие в больнице зэки имели прямое отношение к медицинской профессии, и из восьми четверо не были евреями. Вы оболгали всех этих порядочных и честных людей, при том, что сами все Ваши лагерные годы были постоянным «придурком».
Из Вашего текста следует, что Семен Бадаш, бывший студент 4-го курса московского мединститута, а до этого три года побывавший на тяжелых общих работах в Экибастузе, прокантовался весь срок в лагерной больнице, хотя из моей книги Вы знаете, что наш Казахстанский этап «бунтовщиков» пробыл в Норильске всего семь месяцев, и после нашего Норильского восстания в мае 1953 года был отправлен на Колыму. Норильское восстание сыграло главную роль в изменении режима во всех Особлагах, а потому по прибытии нашего этапа в Берлаг на Колыму уже были введены зачеты «день за два» для работавших в угольных шахтах. Поэтому в поселке Аркагала я, по собственному желанию, еще два года вкалывал в забое откатчиком тонных вагонеток к главному штреку. Рядом со мной так же каторжно работали евреи Семен Виленский и Иосиф Лернер. Мы скрупулезно вели учет каждого рабочего дня, шедшего за два, и ускоренно сокращавшийся благодаря этому остаток срока. Как потом, после досрочного освобождения по реабилитации, мы горько сожалели, что сами напросились на самую тяжелую и опасную работу на километровой глубине ради сокращения срока, который, слава Богу, до конца все равно отбывать не пришлось!
В 1955 году, после шести месяцев пребывания в одиночке Лефортовской тюрьмы, на т.н. «переследствии», я смог вернуться к учебе в Первый московский мединститут имени Сеченова, который и окончил в 1958 году.
Поскольку Вам, Александр Исаевич, не довелось побывать ни в Горлаге в Норильске, ни в Берлаге на Колыме, а со своим «раком» удалось до конца срока оставаться в Экибастузе, логично было бы ожидать, что, освещая тему «евреи в лагерях», Вы уделите наибольшее внимание этому конкретному лагерю. Но как раз об этом в Вашей книге ничего нет, ибо то, что Вам действительно известно, никак не уложилось бы в Вашу тенденциозную схему. Придется мне напомнить, что из пяти тысячи зэков в Экибастузе евреев было очень немного, и все они вкалывали на тяжелых общих работах: Семен Бадаш, Семен Немировский, Владимир Шер, Александр Гуревич, Борис Корнфельд, Лев Гросман, американский еврей Бендер, Матвей Адаскин и другие. Правда, одесский врач Корнфельд был потом принят на работу в стационар. Ни одного еврея на должностях бригадиров не было. А в «придурках» был один прихрамывающий инвалид войны Яков Гофман, по профессии зубной врач, который стал в отдельной кабинке лечить зэков, да и надзирателей и вольных из поселка, после того, как по моей просьбе моя мать (тоже зубной врач) прислала для него из Москвы полный набор зубоврачебных инструментов. (Через лечившихся у него вольных нам удавалось переправлять письма). Зато русских бригадиров было густо: Саша Солженицын, Саша Золотун, Дмитрий Панин, Михаил Генералов, Черногоров, Белоусов — других память не удержала. Хорошо помню и двух бригадиров из нацменов: азербайджанца Кулиева и узбека Шарипова. После того, как на нашем нелегальном лагерном Совете было принято решение ликвидировать озверелого нарядчика Василия Щеголя, и исполнители его зарезали, мы в Совете предложили старому лагернику (повторнику, отсидевшему в 30-х годах 10 лет) Матвею Адаскину занять место нарядчика. Зная судьбу Василия Щеголя, он долго колебался, но с соответствующим наказом все же согласился.
Не забудем, что в большинстве евреи сидели по статье 58, пункт 10 — за сионизм, «космополитизм», за «антисоветскую агитацию»; реже по пункту 1а — за «шпионаж». А русских по пункту 10 было мало, большинство были по пункту 1б — власовцы или советские военопленные, пошедшие на службу в СС с соответствующей татуировкой группы крови под мышкой. В Экибастузе были два отдельных барака, в которых содержались каторжане с отличительными от нас всех буквами «КТР» на одежде — осужденные по Указу Верховного Совета от 1943 года за пособничество немецким оккупантам. В их числе были бывшие бургомистры, полицаи, работники передвижных немецких душегубок, расстрельщики евреев или вешатели пойманных партизан. Почти все они были русскими, и так как от остальных зэков их отделили, то и бригадиры назначались из их же среды. Вы это знаете не хуже меня, но об этом молчите. Вот мне и приходится напоминать. Хлеб-соль ешь, а правду режь. Не этому ли Вы сами учили всех нас, когда призывали жить не по лжи.
Февраль 2003 г.
June 12th, 2015 , 06:09 pm
В подтверждение данной позиции и приводится текст ниже, в котором дана экспертная оценка "Архипелага" от самих заключённых.
Рассказ о том, как бывшие колымские зеки обсуждали "Архипелаг ГУЛАГ" А.И. Солженицына
Это случилось в 1978 или 1979 г. в санатории-грязелечебнице "Талая", расположенном примерно в 150 км от Магадана. Прибыл я туда из чукотского городка Певек, где работал и жил с 1960 г. Больные знакомились и сходились для времяпрепровождения в столовой, где за каждым было закреплено место за столом. Дня за четыре до окончания моего курса лечения за нашим столом появился "новенький" - Михаил Романов. Он-то и затеял это обсуждение. Но сначала коротко о его участниках.
Старшего по возрасту звали Семен Никифорович - так его все величали, фамилия его в памяти не сохранилась. Он - "ровесник Октября", поэтому был уже на пенсии. Но продолжал работать ночным механиком в большом автохозяйстве. На Колыму его привезли в 1939 г. Освободился в 1948 г. Следующим по возрасту был Иван Назаров, 1922 г. рождения. На Колыму был привезен в 1947 г. Освободился в 1954 г. Работал "наладчиком пилорамы". Третьий - Миша Романов, мой ровесник, 1927 г. рождения. Привезен на Колыму в 1948 г. Освободился в 1956 г. Работал бульдозеристом в дорожном управлении. Четвертым был я, попавший в эти края добровольно, по вербовке. Поскольку я 20 лет прожил среди бывших зеков, они посчитали меня полноправным участником обсуждения.
Кто за что был осужден - не знаю. Об этом не принято было говорить. Но было видно, что все трое не блатари, не рецидивисты. По лагерной иерархии, это были "мужики". Каждому из них судьбой предназначено было однажды "получить срок" и, отбыв его, добровольно прижиться на Колыме. Ни один из них высшего образования не имел, но были довольно начитаны, особенно Романов: у него в руках все время были газета, журнал или книга. В общем, это были обычные советские граждане и даже лагерных словечек и выражений почти не употребляли.
Накануне моего отъезда, во время ужина Романов рассказал следующее: "Я только что из отпуска, который провел в Москве у родственников. Мой племянник Коля, студент педагогического института, дал мне почитать подпольное издание книги Солженицына "Архипелаг ГУЛАГ". Я прочитал и, возвращая книгу, сказал Коле, что тут много небылиц и вранья. Коля задумался, а потом спросил, не соглашусь ли я обсудить эту книгу с бывшими зеками? С теми, кто находился в лагерях одновременно с Солженицыным. "Зачем?" - спросил я. Коля ответил, что в его компании по поводу этой книги идут споры, спорят чуть ли не до драки. И если он представит товарищам суждение бывалых людей, то это поможет им прийти к единому мнению. Книга была чужая, поэтому Коля выписал в тетрадь все, что я в ней отметил". Тут Романов показал тетрадь и спросил: не согласятся ли его новые знакомые удовлетворить просьбу его любимого племянника? Все согласились.
ЖЕРТВЫ ЛАГЕРЕЙ
После ужина мы собрались у Романова.
Начну, - сказал он, - с двух событий, которые журналисты называют "жареными фактами". Хотя первое событие правильнее было бы назвать фактом мороженым. Вот эти события: "Рассказывают, что в декабре 1928 г. на Красной Горке (Карелия) заключенных в наказание (не выполнили урок) оставили ночевать в лесу и 150 человек замерзли насмерть. Это обычный соловецкий прием, тут не усумнишься. Труднее поверить другому рассказу, что на Кемь-Ухтинском тракте близ местечка Кут в феврале 1929 г. роту заключенных, около 100 человек, за невыполнение нормы загнали на костер, и они сгорели".
Едва Романов умолк, Семен Никифорович воскликнул:
Параша!.. Да нет!.. Чистый свист! - и вопросительно посмотрел на Назарова. Тот кивнул:
Ага! Лагерный фольклор в чистом виде.
(На колымском лагерном жаргоне "параша" означает недостоверный слух. А "свист" - преднамеренное вранье). И все замолчали... Романов обвел всех взглядом и сказал:
Ребята, все так. Но, Семен Никифорович, вдруг какой-нибудь лох, не нюхавший лагерной жизни, спросит, почему свист. Разве в Соловецких лагерях такого не могло быть? Что бы вы ему ответили?
Семен Никифорович немного подумал и ответил так:
Дело не в том, Соловецкий это лагерь или Колымский. А в том, что огня боятся не только дикие звери, но и человек. Ведь сколько было случаев, когда при пожаре люди выпрыгивали из верхних этажей дома и разбивались насмерть, лишь бы не сгореть заживо. А тут я должен поверить, что несколько паршивых вертухаев (конвойных) сумели загнать в костер сотню зеков?! Да самый зачуханный зек-доходяга, предпочтет быть застреленным, но в огонь не прыгнет. Да что говорить! Если бы вертухаи, со своими пятизарядными пукалками (ведь автоматов тогда не было), затеяли с зеками игру с прыжками в костер, то сами бы в костре и оказались. Короче, этот "жареный факт" - неумная выдумка Солженицына. Теперь о "мороженом факте". Здесь непонятно, что значит "оставили в лесу"? Что, охрана ушла ночевать в казарму?.. Так это же голубая мечта зеков! Особенно блатных - они бы моментально оказались в ближайшем поселке. И так стали бы "замерзать", что жителям поселка небо с овчинку показалось. Ну а если охрана осталась, то она, конечно, развела бы костры для собственного обогрева... И тут такое "кино" получается: в лесу горит несколько костров, образуя большой круг. У каждого круга полторы сотни здоровенных мужиков с топорами и пилами в руках спокойно и молча замерзают. Насмерть замерзают!.. Миша! Вопрос на засыпку: сколько времени может продолжаться такое "кино"?
Ясно, - сказал Романов. - Поверить в такое "кино" может только книжный червь, никогда не видевший не только зеков-лесорубов, но и обыкновенного леса. Согласимся, что оба "жареных факта", по сути своей, - бред сивой кобылы.
Все согласно кивнули головами.
Я, - заговорил Назаров, - уже "усумнился" в честности Солженицына. Ведь как бывший зек он не может не понимать, что суть этих сказок никак не вяжется с распорядком жизни ГУЛАГа. Имея десятилетний опыт лагерной жизни, он, конечно, знает, что смертников в лагеря не везут. А приводят приговор в исполнение в других местах. Он, конечно, знает, что любой лагпункт - это не только место, где зеки "тянут срок", а еще и хозяйственная единица со своим планом работ. Т.е. лагпункт - это производственный объект, где зеки - работники, а начальство - управляющие производством. И если где-то "горит план", то лагерное начальство может иногда удлинить рабочий день зеков. Такое нарушение режима ГУЛАГа часто и случалось. Но чтобы своих работников уничтожать ротами - это дурь, за которую само начальство непременно было бы жестоко наказано. Вплоть до расстрела. Ведь в сталинские времена дисциплину спрашивали не только с рядовых граждан, с начальства спрос был еще строже. И если, зная все это, Солженицын вставляет в свою книгу небылицы, то ясно, что эта книга написана не для того, чтобы рассказать правду о жизни ГУЛАГа. А для чего - я еще не понял. Так что давай продолжим.
Продолжим, - сказал Романов. - Вот еще одна страшилка: "Осенью 1941 г. Печерлаг (железнодорожный) имел списочный состав 50 тыс., весной - 10 тыс. За это время никуда не отправлялось ни одного этапа - куда же делись 40 тыс.?" .
Вот такая страшная загадка, - закончил Романов. Все задумались...
Не пойму юмора, - нарушил молчание Семен Никифорович. - Зачем читателю загадки загадывать? Рассказал бы сам, что там стряслось...
И вопросительно посмотрел на Романова.
Тут, видимо, имеет место литературный прием, при котором читателю как бы говорят: дело настолько простое, что любой лох сам сообразит, что к чему. Дескать, комментарии из...
Стоп! Дошло, - воскликнул Семен Никифорович. - Здесь "тонкий намек на толстые обстоятельства". Дескать, раз лагерь железнодорожный, то 40 тыс. зеков за одну зиму были угроблены на строительстве дороги. Т.е. косточки 40 тыс. зеков покоятся под шпалами построенной дороги. Это я должен сообразить, и в это должен поверить?
Похоже, что так, - ответил Романов.
Здорово! Это сколько же получается в сутки? 40 тыс. за 6-7 месяцев - значит больше 6 тыс. в месяц, и значит больше 200 душ (две роты!) в сутки... Ай да Александр Исаич! Ай да сукин сын! Да он же Гитлера... тьфу... Геббельса переплюнул по вранью. Помните? Геббельс в 1943 г. заявил на весь мир, что в 1941 г. большевики расстреляли 10 тыс. пленных поляков, которых, на самом деле сами же и угробили. Но с фашистами все ясно. Стараясь спасти свою шкуру, они этим враньем пытались поссорить СССР с союзниками. А чего ради старается Солженицын? Ведь 2 сотни загубленных душ в сутки, рекорд...
Постой! - перебил его Романов. Рекорды еще впереди. Ты лучше скажи, почему не веришь, какие у тебя доказательства?
Ну прямых доказательств у меня нету. А серьезные соображения есть. И вот какие. Большая смертность в лагерях бывала только от недоедания. Но не такая большая! Здесь разговор о зиме 41 года. И я свидетельствую: в первую военную зиму в лагерях было еще нормальное питание. Это, во-первых. Во-вторых. Печерлаг, конечно, строил железную дорогу на Воркуту - больше там некуда строить. Во время войны это была задача особой важности. Значит и спрос с начальства лагеря был особо строгий. А в таких случаях начальство старается выхлопотать для своих работников дополнительное питание. И там оно наверняка было. Значит и говорить о голоде на этой стройке - заведомо врать. И последнее. Смертность в 200 душ в сутки никакой секретностью не скроешь. И не у нас, так за бугром печать об этом сообщила бы. А в лагерях о таких сообщениях обязательно и быстро узнавали. Это я тоже свидетельствую. Но я никогда и ничего о высокой смертности в Печерлаге не слыхал. У меня все.
Романов вопросительно посмотрел на Назарова.
Я, кажется, знаю разгадку, - сказал он. - На Колыму я попал с Воркутлага, где пробыл 2 года. Так вот, теперь вспомнил: многие старожилы говорили, что в Воркутлаг попали после окончания строительства железной дороги, а раньше числились за Печерлагом. Поэтому они никуда не этапировались. Вот и все.
Логично, - сказал Романов. - Сперва гуртом строили дорогу. Потом большую часть рабсилы кинули на строительство шахт. Ведь шахта - это не просто дырка в земле, и на поверхности нужно много чего понастроить, чтобы уголек "пошел на-гора". А стране уголек стал ой как нужен. Ведь тогда Донбасс-то у Гитлера оказался. В общем, Солженицын здесь явно схимичил, сотворив из цифр страшилку. Ну да ладно, продолжим.
ЖЕРТВЫ ГОРОДОВ
Вот еще одна цифровая загадка: "Считается, что четверть Ленинграда была посажена в 1934-1935 гг. Эту оценку пусть опровергнет тот, кто владеет точной цифрой и даст ее" . Ваше слово, Семен Никифорович.
Ну, здесь говорится о тех, кто был взят по "делу Кирова". Их действительно было много больше, чем могло быть виновато в смерти Кирова. Просто под шумок начали сажать троцкистов. Но четверть Ленинграда, конечно, - нахальный перебор. А точнее пусть попробует сказать наш друг - Питерский Пролетарий (так Семен Никифорович иногда шутливо величал меня). Ты ведь тогда был там.
Пришлось говорить мне.
Тогда мне было 7 лет. И точно помню только траурные гудки. С одной стороны слышались гудки завода "Большевик", а с другой - гудки паровозов со станции "Сортировочная". Так что, строго говоря, ни очевидцем, ни свидетелем, я быть не могу. Но тоже считаю, что названное Солженицыным количество арестованных фантастически завышено. Только здесь фантастика не научная, а прохиндейская. Что Солженицын здесь темнит, видно хотя бы из того, что требует для опровержения точную цифру (зная, что читателю ее негде взять), а сам называет дробное число - четверть. Поэтому проясним дело, посмотрим, что значит в целых числах "четверть Ленинграда". В то время в городе проживало примерно 2 млн. человек. Значит, "четверть" - это 500 тыс.! По-моему, это настолько прохиндейская цифра, что ничего больше доказывать не нужно.
Нужно! - убежденно сказал Романов. - Мы же имеем дело с Нобелевским лауреатом...
Ну ладно, - согласился я. - Вы знаете лучше меня, что большинство зеков - мужчины. А мужчины везде составляют половину населения. Значит, в то время мужское население Ленинграда было равно 1 млн. Но ведь не все население мужского пола можно арестовать - есть грудные младенцы, дети и престарелые люди. И если я скажу, что таких было 250 тыс., то дам большую фору Солженицыну - их, конечно, было больше. Но пусть будет так. Остается 750 тыс. мужчин активного возраста, из которых Солженицын забрал 500 тыс. А для города это значит вот что: в то время везде работали в основном мужчины, а женщины были домохозяйками. А какое предприятие сможет продолжить работу, если из каждых трех работников лишится двух? Да весь город встанет! Но этого же не было.
И еще. Хотя мне и было тогда 7 лет, но могу твердо свидетельствовать: ни мой отец и никто из отцов моих знакомых сверстников арестован не был. А при таком раскладе, какой предлагает Солженицын, арестованных у нас во дворе было бы много. А их вообще не было. У меня все.
Я, пожалуй, добавлю вот что, - сказал Романов. - Случаи массовых арестов Солженицын называет "потоками, вливающимися в ГУЛАГ". И самым мощным потоком он называет аресты 37-38 гг. Так вот. Если учесть, что в 34-35 гг. троцкистов сажали не меньше, чем на 10 лет, то ясно: к 38-му г. никто из них не вернулся. И в "большой поток" из Ленинграда брать было просто некого...
А в 41-ом - вмешался Назаров, - в армию призывать было бы некого. А я где-то читал, что тогда Ленинград дал фронту около 100 тыс. одних только ополченцев. В общем, ясно: с посадкой "четверти Ленинграда" Солженицын опять переплюнул господина Геббельса.
Посмеялись.
Эт-точно! - воскликнул Семен Никифорович. - Любители потолковать о "жертвах сталинских репрессий" любят вести счет на миллионы и не меньше. К этому случаю мне вспомнился один недавний разговор. Есть у нас в поселке один пенсионер, краевед-любитель. Интересный мужик. Зовут его Василий Иваныч, а потому и кликуха у него - "Чапай". Хотя фамилия у него тоже исключительно редкая - Петров. На Колыму он прибыл на 3 года раньше меня. И не так, как я, а по комсомольской путевке. В 1942-м добровольно ушел на фронт. После войны вернулся сюда, к семье. Всю жизнь шоферил. Он частенько заходит в нашу гаражную биллиардную - любит шары погонять. И вот как-то при мне подходит к нему один молодой шоферишка и говорит: "Василий Иваныч, скажите честно, страшно было жить здесь в сталинские времена?" Василий Иваныч посмотрел на него удивленно и сам спрашивает: "Ты о каких страхах толкуешь?"
"Ну, как же, - отвечает шоферишка, - сам слыхал по "Голосу Америки". Здесь в те годы угробили несколько миллионов зеков. Больше всего полегло их на строительстве Колымской трассы..."
"Ясно, - сказал Василий Иваныч. - А теперь слушай внимательно. Чтобы где-то угробить миллионы людей, нужно чтобы они там были. Ну хотя бы короткое время - иначе гробить будет некого. Так или нет?"
"Логично" - сказал шоферишка.
"А теперь, логик, слушай еще внимательнее, - сказал Василий Иваныч и, повернувшись ко мне, заговорил. - Семен, мы с тобой точно знаем, а наш логик наверно, догадывается, что сейчас на Колыме народу живет много больше, чем в сталинские времена. Но насколько больше? А?"
"Думаю, что раза в 3, а, пожалуй, и в 4" - ответил я.
"Так! - сказал Василий Иваныч, и, повернулся к шоферишке. - По последнему статистическому отчету (они ежедневно печатаются в "Магаданской правде"), сейчас на Колыме (вместе с Чукоткой) проживает около полумиллиона человек. Значит, в сталинские времена здесь проживало, самое большее, около 150 тыс. душ... Как тебе эта новость?"
"Здорово! - сказал шоферишка. - Никогда бы не подумал, что радиостанция такой солидной страны могла так паскудно врать..."
"Ну так знай, - назидательно сказал Василий Иваныч, - на этой радиостанции трудятся такие ушлые ребята, которые запросто делают из мухи слона. И начинают торговать слоновой костью. Берут недорого - только уши развесь шире..."
ЗА ЧТО И СКОЛЬКО
Хороший рассказ. А главное к месту, - сказал Романов. И спросил меня: - Ты, кажется, хотел рассказать что-то про знакомого тебе "врага народа"?
Да не моего знакомого, а отца одного из моих знакомых пацанов посадили летом 38-го за антисоветские анекдоты. Дали ему 3 года. А отсидел только 2 - досрочно освободили. Но вместе с семьей выслали за 101 км, кажется, в Тихвин.
Ты точно знаешь, что за анекдот дали 3 года? - спросил Романов. - А то у Солженицына другие сведения: за анекдот - 10 и более лет; за прогул или опоздание на работу - от 5 до 10 лет; за колоски, собранные на убранном колхозном поле, - 10 лет. Что ты на это скажешь?
За анекдоты 3 года - это я знаю точно. А насчет наказаний за опоздания и прогулы - твой лауреат врет, как сивый мерин. Я сам имел две судимости по этому указу, о чем есть соответствующие записи в трудовой книжке...
Ай да Пролетарий!.. Ай да шустряк!.. Не ожидал!.. - съязвил Семен Никифорович.
Ну, ладно, ладно! - отозвался Романов. - Дай человеку исповедаться...
Пришлось исповедаться.
Кончилась война. Жить стало полегче. И стал я получки отмечать выпивкой. А ведь у пацанов где выпивка, там и приключения. В общем, за два опоздания - 25 и 30 минут отделался выговорами. А когда опоздал на полтора часа, получил 3-15: с меня 3 месяца высчитывали по 15% заработка. Только рассчитался - снова попал. Теперь уже на 4-20. Ну а третий раз меня ожидало бы наказание 6-25. Но "миновала меня чаша сия". Понял, что работа - дело святое. Конечно, тогда мне казалось, что наказания чересчур строгие - ведь война уже кончилась. Но старшие товарищи утешили меня тем, что, дескать, у капиталистов дисциплина еще строже и наказания горше: чуть что - увольнение. И становись в очередь на бирже труда. А когда подойдет очередь снова получить работу - неизвестно... А случаи, когда человек получал тюремный срок за прогулы, мне неизвестны. Слыхал, что за "самовольный уход с производства" можно получить год-полтора тюрьмы. Но ни одного такого факта я не знаю. Теперь о "колосках". Я слыхал, что за "кражу сельхозпродукции" с полей можно "получить срок", размер которого зависит от количества украденного. Но это говорится о полях неубранных. А собирать остатки картошки с убранных полей я сам ходил несколько раз. И уверен - арестовывать людей за сбор колосков с убранного колхозного поля - бред сивой кобылы. И если кто из вас встречал людей, посаженных за "колоски", пусть скажет.
Я знаю 2 похожих случая, - сказал Назаров. - Это было в Воркуте в 1947 г. Два 17-летних пацана получили по 3 года каждый. Один попался с 15-ю кг молодой картошки, да дома обнаружили еще 90 кг. Второй - с 8-ю кг колосков, да дома оказалось еще 40 кг. И тот и другой промышляли, конечно же, на неубранных полях. А такая кража и в Африке кража. Сбор же остатков с убранных полей нигде в мире кражей не считался. И соврал тут Солженицын затем, чтобы лишний раз лягнуть Советскую власть...
А может быть, у него было другое соображение, - вмешался Семен Никифорович, - ну как у того журналиста, который, узнав, что собака укусила человека, написал репортаж о том, как человек покусал собаку...
Ну хватит, хватит, - прервал общий смех Романов. И добавил ворчливо: - Совсем задолбали бедного лауреата... - Потом, посмотрев на Семена Никифоровича, заговорил:
Ты давеча пропажу 40-а тыс. зеков за одну зиму назвал рекордом. А это не так. Настоящий рекорд, по Солженицыну, был на строительстве Беломорканала. Слушай: "Говорят, что в первую зиму, с 31-го на 32-й год 100 тыс. и вымерло - столько, сколько постоянно было на канале. Отчего же не поверить? Скорей даже эта цифра преуменьшенная: в сходных условиях в лагерях военных лет смертность в 1% в день была заурядна, известна всем. Так что на Беломоре 100 тыс. могло вымереть за 3 месяца с небольшим. А тут и другая зима, да между ними же. Без натяжки можно предположить, что и 300 тыс. вымерло" . Услышанное так всех удивило, что мы растерянно молчали...
Меня вот что удивляет - снова заговорил Романов. - Все мы знаем, что на Колыму зеков привозили только раз в году - в навигацию. Знаем, что здесь "9 месяцев зима - остальное лето". Значит, по раскладке Солженицына, все местные лагеря каждую военную зиму должны были троекратно вымирать. А что мы видим на деле? В собаку кинь, а попадешь в бывшего зека, всю войну мотавшего срок здесь, на Колыме. Семен Никифорович, откуда такая живучесть? Назло Солженицыну?
Не ерничай, не тот случай - хмуро оборвал Романова Семен Никифорович. Потом, покачав головой, заговорил, - 300 тыс. мертвых душ на Беломоре?! Это такой подлый свист, что и опровергать не хочется... Я, правда, там не был - срок получил в 1937 г. Но ведь и этот свистун там не был! От кого же он слыхал эту парашу насчет 300 тыс.? Я о Беломоре слыхал от блатарей-рецидивистов. Таких, которые на волю выходят только затем, чтобы немного покуролесить и снова сесть. И для которых любая власть плоха. Так вот, о Беломоре они все говорил, что жизнь там была - сплошная лафа! Ведь Советская власть именно там впервые испробовала "перековку", т.е. перевоспитание уголовников методом особого вознаграждения за честный труд. Там впервые ввели дополнительное и более качественное питание за перевыполнение нормы выработки. А главное, ввели "зачеты" - за один день хорошей работы засчитывались 2, а то и 3 дня срока заключения. Конечно, блатари тут же научились добывать туфтовые проценты выработки и досрочно освобождались. О голоде и речи не было. От чего же могли умирать люди? От болезней? Так на эту стройку больных и инвалидов не привозили. Это говорили все. В общем, Солженицын свои 300 тыс. мертвых душ из пальца высосал. Больше им неоткуда взяться, ибо такую муру никто рассказать ему не мог. Все.
Зиновьев говорит о Солженицыне